Страница 23 из 56
- Спасибо, я еще не мужчина средних лет с подагрой, как-нибудь спущусь.
Женя снисходительно улыбнулся. Он выглядел этаким добродушным барином, которому грубит какая-то молодая, сопливая гувернантка. На прощание Женя отечески похлопал Катю по руке:
- Обращайтесь, если что, звоните и приходите.
Женя вернулся в комнату и скользнул взглядом по стене. Над столом висела фотография родителей. Они дали ему все: заботу, внимание, связи. Но он хотел всю жизнь другого - НАСТОЯЩЕГО АКТЕРСКОГО ТАЛАНТА. Этого не было, и он мучился от смутного сознания, что главного - нет, а все остальное суррогат, подделка, ничего не стоящие пустяки, без которых можно очень легко обойтись.
***
Алексей посмотрел в окно и невольно нахмурился. Резко похолодало, и москвичи поспешно сменили рубашки с короткими рукавами и сарафаны на пиджаки и толстые вязаные кофты. Хотя синоптики предсказывали наступление циклона с севера уже три дня, они, как всегда, ошиблись, и вот только сегодня небо затянулось привычной для Москвы серой пеленой. Зрелище бессолнечной Москвы было не из приятных. Она напоминала старую угрюмую тетку, даже не пытающуюся скрыть приступы своего дурного настроения.
Алексей подошел к террариуму. Геккон Ганнибал стоял неподвижно, смотря вперед большими выпуклыми глазами. Казалось, он был не живой, а сделан из воска или полупрозрачной пластмассы. Алексей слегка постучал по стеклу. Но Ганнибал никак не отреагировал.
На кухне Алексей поставил чайник, есть не хотелось. Он старался не готовить, а обойтись немудреными пельменями или варениками с картошкой. Колбасу он не любил, а стоять у плиты и жарить котлеты или курицу ему казалось непростительной тратой времени. Привычно дребезжал старенький холодильник "Бирюса". Маленькая, пятиметровая, кухня была плотно заставлена кухонной мебелью. Мама тяжело расставалась с вещами, и поэтому постепенно в квартире скопилось много ненужного хлама. Кое-что после смерти матери он выбросил, но выкинуть на помойку приличный гардероб или кухонную белую колонку у него просто не поднималась рука.
Несмотря на то, что они с Катериной упорно занимались поисками "театрального убийцы", Алексей честно признавался самому себе, что результаты их деятельности пока что нулевые. Самое удивительное было то, что в деле, казалось, напрочь отсутствовала логика. Ну что это в самом деле за убийство, в партере, да еще шарфик какой-то легкомысленный! Почему в театре-то?! Это смахивало на какое-то ребячество, казалось, убийца говорил:
"Нате вам, никого я не боюсь, где хочу, там и убиваю".
"Стоп-стоп, - Алексей почувствовал, что в его рассуждениях забрезжило нечто, какой-то свет. - Минутку, - сказал себе Алексей, - одну минутку. Да это же просто хулиганская выходка, настоящий убийца так никогда бы не поступил, значит, здесь вышла какая-то ошибка или возник крайний случай, когда не убивать уже нельзя было". Алексей вспомнил слова шефа агентства, что убитый, по-видимому, связан с некой таинственной организацией, символ которой - не то цветок, не то куст. "Мамма миа!.. - воскликнул Алексей, очнувшись от размышлений. Большой пузатый чайник в голубой горох стремительно покрывался черным налетом. - Надо "Тефаль" купить, а то когда-нибудь случится пожар, пока я буду биться над очередным делом". "Не забудь проштудировать историческую литературу, - продолжил все тот же внутренний голос, - так можно случайно наткнуться на то, что приблизит к разгадке убийства в театре "Саломея".
Глава 8
Лилия Георгиевна сидела напротив Кати с удивительно прямой спиной и нервно комкала в руках маленький кружевной платочек. Очевидно, она еще не до конца вышла из образа страдающей королевы, которую только что сыграла на репетиции.
- Я стояла с краю, потом Анжела выбежала вперед одна и закричала.
- Сначала она позвала Женю?
- Ну да, - актриса вскинула на Катю удивленные глаза, - да.
- А почему она не позвала всех?
- Она стояла ближе к нему, ну, потом он... - Лилия Георгиевна запнулась, - ну, наверное, самый надежный, что ли, несмотря на свое вечное балагурство. Станислав Робертович - старик, да его и не было. Артур с Рудиком - слишком молоды, чтобы правильно поступить в экстремальной ситуации. Поэтому вполне понятно, что она кинулась к Жене. А что, в этом есть что-то предосудительное? - Лилия Георгиевна неожиданно возвысила голос.
Катя внимательно посмотрела на нее. Несмотря на то, что Гурдина охарактеризовала Лилию Георгиевну как молчаливую и замкнутую женщину, сейчас она выглядела какой-то взвинченной и взволнованной. Изо всех сил Катина собеседница пыталась держать себя в руках, но удавалось ей это плохо.
- Как по-вашему, что случилось с занавесом?
- Обычная накладка, - устало махнула рукой актриса, - бывает.
Почему-то все старались уверить Катю, что это был рядовой случай в театральной жизни. Но, как выяснилось, ЭТО ВООБЩЕ СЛУЧИЛОСЬ ВПЕРВЫЕ! Дисциплина в "Саломее" была железной, театр работал четко, как единый слаженный механизм, и таких проколов у них еще не было. И то, что техническая поломка случилась именно в тот вечер, когда произошло убийство, доказывало только одно - случайным это быть не могло. Кто-то дал пусковой сигнал этому механизму.
- Скажите, а как вообще начинается спектакль?
- Не понимаю, - голос Лилии Георгиевны звучал чуть надменно, - о чем вы спрашиваете?
- Вы отступаете от текста?
- Конечно нет, мы стараемся строго следовать ему.
- И в тот вечер тоже?
Кате показалось, что актриса заколебалась, но это были лишь какие-то секунды.
- Да.
- Лилия Георгиевна, вы не москвичка?
И опять возникло непонятное напряжение, Катя чувствовала его просто физически.
- Нет. Я из Харькова.
- Спасибо. - Катя захлопнула блокнот, ручка вылетела из него и приземлилась на трюмо Лилии Георгиевны. Катя протянула руку, чтобы взять ее, и залюбовалась маленькой шкатулкой: нежно-алая роза с зелеными листочками.
- Какая красота! - невольно вырвалось у Кати.
- Да, - услышала она спокойный голос, - мне ее когда-то подарили.
В холле никого не было. Катя забралась в кресло поближе к окну, и тут в глубине зарослей вдруг обнаружила часы. Эти часы как две капли воды напоминали те, что были в доме Эллы Александровны: сельская идиллия и пастушка с жестким взглядом. Катя вспомнила Генриетту Алексеевну, хозяйку антикварного магазина, она что-то говорила об этих часах, но что - Катя уже не помнила, хотя, ах, да, что эти часы напоминают Гурдиной о детстве. НО О КАКОМ ДЕТСТВЕ? Значит, не было никакого казенного детдомовского детства... Зачем же ей было обманывать?!
Катя как ошпаренная выскочила из холла, едва не опрокинув высокие кадки, и со всех ног помчалась ловить такси, ей надо было еще раз попасть в этот магазин и хорошенько расспросить его хозяйку.
- Я не очень понимаю, чего вы хотите? - Генриетта Алексеевна сидела в малюсенькой подсобной комнатушке и точила карандаш, когда Катя буквально ворвалась к ней.
- ...Эти часы пользуются повышенным спросом и поступают к нам небольшими партиями примерно раз в два-три месяца.
- Откуда? - чуть не кричала Катя.
Генриетта Алексеевна высоко подняла брови:
- Я уже вам в который раз говорю - из Франции, там когда-то их делали в большом количестве.
- Да? - глупо переспросила Катя. Она понимала, что сейчас ставит под сомнение наличие у себя каких-либо умственных способностей вообще. "Ну и работа, строишь из себя идиотку, лишь бы разговорить людей, а толку-то", вздохнула она. - Значит, они из Франции? - при этих словах Катя чуть отступила назад, опасаясь, что выведенная из себя Генриетта Алексеевна запустит в нее каким-нибудь тяжелым предметом, находящимся под рукой. Тем более что самым ближайшим к ней орудием возможной экзекуции было массивное пресс-папье. "Таким, точно, насмерть, - лихорадочно вертелось в голове у Кати, - упадешь и не поднимешься".
- У меня, возможно, плохо с русским языком. - Генриетта Алексеевна оставалась по-прежнему невозмутимой. - Позовите переводчика, я буду с вами разговаривать через него, а сейчас, будьте добры, покиньте служебное помещение.