Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 9



А этот фонарь - обратите внимание: за пятьсот лет чем только он не светил! И маслом, и керосином, и газом, и вот сейчас - электричеством. И еще ему хочется светить, хочется, чтоб было светлее.

А колокол? Кому только за пятьсот лет он не звонил, к кому не взывал! И ему не надоело...

Старому Томасу тоже пятьсот, и все это время он работает флюгером. Работа не весьма почтенная по нашим временам: слишком многие переняли эту привычку - прислушиваться, куда ветер дует. Но это не настоящие флюгеры, поэтому их с высоких постов надо гнать. А Старый Томас на своем высоком посту пятьсот лет простоял и еще простоит - будьте покойны!

В Таллине, на горе Ласнамяги, в озере Юлемисте, живет старик. Не какой-нибудь старик карась или старик окунь, а настоящий старик, человеческий. Как же человек, тем более не молодой, а старик, может жить в озере?

Это легенда.

Старик живет в легенде, то есть в памяти. Может, потому он и сердится, что ему в памяти жить неудобно? Ведь у тех, кто живет только в памяти, трудный выбор: куда попасть. В ту не хочется, эта занята, в третьей можно со скуки пропасть... Чья-то память непроходимая, неприступная, как скала... Позабыла тебя любимая, нелюбимая - сберегла. Или память врага, предателя, что тебя загубил ни за грош. Позабыли друзья-приятели, этот помнит - и ты живешь...

Вот так и живет озерный старик в своей легенде.

Но озеро Юлемисте - не легенда. И гора Ласнамяги - не легенда. И не легенда то место, которое до сих пор называют Горой Войны, хотя со времени той войны прошло уже шесть с половиной столетий.

Рядом с озером Юлемисте - Гора Войны, но при этом Юлемисте - мирное озеро. Сколько раз у него была возможность хлынуть со своей высоты, затопить город, чтоб от него и следа не осталось, но оно не затопляет. Оно, наоборот, снабжает его водой.

Конечно, по секрету от старика, живущего в озере. Потому что он спит и видит, как бы город затопить, такой красивый, такой замечательный город затопить... Ему вряд ли понравится, что вода из его озера используется в мирных целях.

Каждый год старик выходит из озера и поднимается на Гору Войны, чтобы посмотреть, не пора ли затоплять город.

- Эй! - кричит он. - Как там город? Уже построили?

- Еще не построили, - отвечают ему.

А город давно построен. И другие города построены. И люди в них спокойно живут: умываются, пьют чай, - словом, используют воду в мирных целях. И если кто-то где-нибудь вздумает подняться на Гору Войны, люди в это не верят, стараются не верить. И они говорят друг другу, что это, наверно, старик. Злой старик из озера Юлемисте.

1983

ЕДУ В САМАРКАНД

1

Я вылетал в Самарканд в понедельник 13-го, в первый месяц осени счастливого 1982 года. Если у года левая и правая суммы цифр равны, этот год принято считать счастливым. В одиннадцатом веке было всего два счастливых года, а в нашем - девять. Счастья на земле прибавляется.

Самарканд - витрина истории, один из немногих городов, где прошлое живет открыто, не прячась под землей от ответственности за содеянное. А содеяно было немало...

Еще Александр Македонский покорял Самарканд и не только покорял, но и был покорен Самаркандом. Покорял силой, был покорен красотой. И вот уже двадцать три века не покоряет никого Александр, а Самарканд все покоряет и покоряет...

Красота - всегда сила, но сила - не всегда красота.



Сила Чингисхана тоже не была красотой. В Самарканде она уничтожила три четверти населения. И сила Тимура не была красотой, хотя он, Тимур, был выдающимся строителем Самарканда. Он любил этот город. Сюда он возвращался из походов, проезжая по устланному коврами мосту, который тут же разрушали, чтоб по нему не могла переправиться армия победителя. Армия переправлялась вплавь, переходила реку вброд, чтобы победитель мог возвыситься не только над врагом, но и над собственным народом. Над собственным народом даже легче возвыситься, чем над врагом...

Тимур строил Самарканд, только Самарканд, а остальные города подвергал разрушению. Но считается, что он сыграл в истории объективно прогрессивную роль. Есть такое понятие: вообще-то плохой, но объективно хороший.

И все же деспот остается деспотом, несмотря на свою объективную прогрессивность.

Объективная прогрессивность, прогрессивная объективность... Прогрессивность и объективность хороши каждая сама по себе и соединяются обычно в ущерб друг другу.

Надпись на могиле Тимура гласит: "Если б я был жив, весь мир трепетал бы".

Мир привык трепетать, потому что тираны в нем не переводятся. Но сколько можно трепетать?

Гробница Тимура в Самарканде не память, а напоминание.

История состоит из памяти и напоминаний.

Гробница Улугбека - память. О великом ученом, а не о великом князе, как переводится имя его - Улугбек.

Он, внук Тимура, был убит по приказу собственного сына, а продолжил жизнь по воле чужих, не знавших его людей. Неподалеку от Ташкента академгородок Улугбек. Но не только в нем продолжается оборванная жизнь Улугбека.

Продолжение наше не только в детях. Наши дела и мысли усыновляют чужих детей...

Мне кажется, я уже бывал в Самарканде. Или это был не Самарканд? Хорошо помню вокзал, вернее, железнодорожные пути возле какого-то здания... Неподалеку элеватор... или водонапорная башня? В общем, что-то высокое... И море людей, перемешанное с морем чемоданов, тюков, криков и суеты... Эвакопункт, санобработка, очередь за кипятком - вот все, что осталось в моей памяти от Самарканда. Или не от Самарканда?

Надо бы съездить... Надо бы съездить в Самарканд... За столько лет уже можно было удосужиться...

И вот наконец я еду.

Правда, пока не в Самарканд.

Сначала я еду в Нукус, в столицу Каракалпакии.

2

...Жили на земле девять женщин. Чем-то они не угодили мужчинам, те посадили их в дырявую лодку и пустили без весел по бурной Амударье. Но женщины не спасовали перед грозной стихией. Они не только сумели высадиться на пустынном берегу, не только раздобыли себе пропитание, но даже каким-то образом раздобыли мужчин и нарожали кучу детей, положив тем самым начало славному племени каракалпаков.

Таковы женщины. И таковы легенды.

Правда, наука, в отличие от легенды, утверждает, что "Нукус" означает в переводе не "девять женщин", а просто "девять человек". Но, во-первых, эти девять человек могли быть и женщинами. А если б они были мужчинами, что бы изменилось? Допустим, девять мужчин чем-то не угодили своим женщинам, те посадили их в лодку и пустили по бурной реке. И мужчины не только сумели высадиться, но и раздобыли пропитание, и даже женщин, которые им нарожали кучу детей, положив тем самым начало славному племени каракалпаков.