Страница 232 из 247
Через некоторое время в Красноярске сотрудниками местного УВД был задержан за убийство некий уголовник Трефилов, по кличке «Васька Рыжий». Попался он по-глупому, был пьян, попал под облаву, и при попытке к бегству завалил дружинника, но, убегая, словил пулю в ногу от участкового милиционера. Дураку повезло что его не пристрелили сразу. (АИ)
«Пуля очень многое меняет в голове, даже если попадает в задницу» (с) Аль Капоне. Понимая, что по новому «указу одиннадцать-четыре», как его именовал «целевой контингент», ему светят уже не нары, а девять граммов, Трефилов пошёл на сотрудничество со следствием, пообещав важную информацию в обмен на жизнь и уменьшение срока. (АИ)
Следователь ничего заранее не обещал:
— Откуда я знаю, что у тебя действительно ценные сведения?
— Я знаю, кто заказал Серова, — ответил Рыжий.
Местные управления МВД и КГБ встали на уши. Начальство тут же связалось с Москвой по ВЧ, и через два часа Трефилов уже летел в Москву на Ту-104, под охраной десятка сотрудников КГБ. В Москве его встречал чёрный ЗИМ. С решёточками. Но Рыжему пообещали жизнь. Скостить срок с ходу не обещали — было ещё неизвестно, знает ли этот уголовник что-то, действительно ценное.
Рыжий знал. Хотя бы потому, что именно он управлял ЗИСом, таранившим ЗИМ Серова. Понимая, что единственный шанс уцелеть для него — сдать заказчиков, он торговался отчаянно, и всё-таки выторговал себе вместо высшей меры 8 лет в обмен на четырёх секретарей ЦК. Собственно, сдал он только самого Козлова, об остальных заговорщиках Рыжему знать не полагалось.
— Заказ от Козлова был, — сказал Рыжий. — Кто ещё с ним в деле — не знаю, но говорил я с его человеком, и гарантию от него имел. Пиши, начальник, все подробности выложу и всё подпишу.
Дальше началась цепная реакция. Когда перед Козловым положили протокол допроса Трефилова, Фрол Романович быть в деле «паровозом» не пожелал, и сдал остальных.
— Четверо нас, — сказал Козлов. — Я, Игнатов, Кириченко и Суслов. Сошлись на том, что занесло Никиту куда-то не туда, честных партийных работников зажимает, карьеру делать не даёт, хотелось ведь и самим страной порулить. А под меня ещё Серов копать начал, ещё по ленинградским делам. Глубоко копал, стервец. И Никиту, опять же, он прикрывает. Вот и решили, что надо от него избавиться, иначе до Никиты не добраться. Попробовали и так и этак, обычным партийным способом не получилось. А он, сука, копает и копает. Я чувствую — уже жареным запахло. Вот и предложил, на свою голову...
Вопреки ожиданиям, зацепить Микояна так и не получилось.
— Не, не участвовал Анастас Иваныч, — почти в один голос заявили все четверо в ответ на вопросы следователя. — Осторожный он, прямо сказал: «Я в вашу авантюру не полезу».
— А что же он требовал на Президиуме ЦК товарища Серова сместить? — спрашивал каждого их четверых следователь.
Ответ был стереотипный:
— Не знаю, может, у него свои соображения были, или Шверник что раскопал и ему доложил, но товарищ Микоян с нами завязан не был.
Сам Микоян также настойчиво отрицал, что ему было хоть что-то известно о планах Козлова и остальных.
— Были обычные разговоры о политике, несогласие с линией товарища Хрущёва Кириченко и Игнатов высказывали, — подтвердил Анастас Иванович. — Но о каких-либо действиях при мне речи не было ни разу.
Хитрый Микоян по 58/12 идти тоже не хотел. (Ст. 58 ч. 12 УК РСФСР 1938 г — «Недонесение о достоверно известном, готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении» — не менее 6 месяцев http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/st_58.php)
Не нашлось прямой связи и между заговорщиками и закавказскими националистически настроенными руководителями. Козлов, Кириченко и Игнатов подтвердили, что гонцы из закавказских республик у них на приёме бывали, но речь шла только о делах экономических.
Какую-либо связь с иностранными разведками все четверо отрицали категорически, хотя им и так светила 58/8, и отмазываться от 58/3 было, в общем-то, бесполезно — мера наказания по обеим статьям была одинаковая.
(Ст. 58 ч. 3 УК РСФСР 1938 г — Сношения в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями... — предусматривала высшую меру.)
В Киеве были также задержаны несколько валютчиков, связанных с представителями подпольной промышленности в Грузии. Следственное управление КГБ СССР работало над установлением роли 1-й секретаря компартии Грузии В. П. Мжаванадзе в развитии теневой экономики в республике.
С судом над заговорщиками решили не спешить. В диссидентской среде ходили упорные разговоры о всё-таки существовавшей связи кого-то из четверых с иностранной разведкой, и Серов хотел выявить эту связь, но это так и не удалось.
Суд состоялся осенью 1959 года. Процесс был открытым и публичным, и занял не один месяц. В ходе длительного судебного расследования была вскрыта связь со воровством в торговле, факты взяточничества партийных и хозяйственных руководителей, злоупотребления служебным положением, и другие нарушения. Основным обвинением оставалась, разумеется, организация покушения на Серова, но, по ходу процесса, выявилось ещё много интересных подробностей.
Сенсацией стало выступление потерпевшего — генерала армии Серова, который давал показания по ходу процесса на общих основаниях. Иван Александрович подробно рассказал, как произошла авария, как он влетел головой в перегородку, как его машину таранил грузовик. Его опрос в суде показывали по телевидению. Вся страна, видя, как председатель КГБ даёт показания в суде, осознала, что в повседневной жизни произошли очень серьёзные перемены.
Ход процесса активно освещался в печати. От населения и трудовых коллективов приходило множество писем в газеты, с требованиями строго наказать виновных. Большинство писем пришло с московских, ленинградских и горьковских заводов, где рабочие были возмущены творившимся вокруг них беззаконием и воровством в торговле, произволом партийных и городских чиновников, процветающей в органах власти коррупцией.
В отношении арестованных представителей высшего руководства и расхитителей социалистической собственности, и в Москве, и в Ленинграде, и в республиках Закавказья говорили прямо: «Зарвались — вот и получили по заслугам».
В ЦК и обкомах царила тихая паника. Партийные функционеры внезапно и с беспощадной ясностью осознали, что шутки кончились. За сопротивление или ставший уже привычным тихий саботаж теперь могут не просто отправить послом куда-нибудь далеко в Азию. Могут и отдать под суд, наравне с обычными уголовниками, взяточниками или расхитителями госимущества.
В передовице «Известий» Алексей Иванович Аджубей писал: «В 1959 г партийные перерожденцы, взяточники и казнокрады неожиданно осознали, что они не более равны перед законом, чем обычные граждане».
(«Году этак в 1995-м питерские коты внезапно осознали, что они... съедобны» (с) Александр Невзоров)
В обкомах и райкомах все притихли. В первичных парторганизациях, напротив, рядовые члены партии приветствовали строгие меры по наведению порядка, хотя и были несколько ошарашены.
Иностранные репортёры не один раз пытались выудить у Хрущёва на пресс-конференциях подробности о «деле секретарей ЦК». Как-никак, подобного «грандиозного шухера» не было уже давно. По общественному резонансу и уровню затронутых фигур это было значительно круче, чем «ленинградское дело» 40-х. Никита Сергеевич отмахивался и отвечал стереотипно:
— Процесс открытый, все детали публикуются в газетах. Я о ходе суда тоже узнаю из газет, точно так же, как вы. Я точно так же возмущён творившимся беззаконием. Чего-либо сверх этого мне добавить нечего. Закон в нашей стране един для всех, и перед ним все равны. У нас правовое государство. За преступления положено отвечать по закону, невзирая на должности.