Дурной возраст

Шесть тридцать. Слишком поздно, чтобы сделать крюк и заехать в госпиталь. «Держись, старина Эрве. Чувствую, все будет в порядке!».

Люсьен вернулся домой. Лицей, хижина на болотах, дом, госпиталь… сколько времени он кружит без передышки в одном и том же порочном кругу? Дней восемь, точно. Всего лишь восемь дней! Он бы не удивился, если б поседел. Весы для писем, которыми никто никогда не пользовался, были задвинуты в угол книжного шкафа, на конец полки, заставленной книгами по медицине, которые доктор давно уже не открывал. Люсьен вытер покрывавшую их пыль и очень ровно поставил на стол, затем взвесил три стофранковых купюры и быстро посчитал. Пять тысяч купюр весят пять килограммов, что-то в этом роде. Он ожидал большего и был удовлетворен. Теперь предстояло найти идеальное место, где Шателье придется оставить свои деньги. Место достаточно удаленное… за которым легко можно было бы наблюдать, чтобы избежать ловушки… место достаточно пустынное к вечеру, чтобы действовать без свидетелей…

Люсьен великолепно знал город и предпочел квартал, который строился между Нантом и Шантенэ. Множество строек. Надо бы осмотреть место, но он уже знал, что выбор сделан правильно. Предстоит только придумать некий хитроумный трюк, чтобы помешать возможной слежке, что-нибудь такое, что, в случае чего, застало бы врасплох полицию. Вплоть до обеда он погрузился в мучительные раздумья, строя планы, от которых тут же отказывался ввиду их рискованности или излишней сложности. Он так и не придумал ничего подходящего, когда сел за стол. Отец уже перешел к десерту. Еще два-три срочных вызова. Эпидемия гриппа.

— Есть ли новости о твоей учительнице? — спросил он.

— Вряд ли.

— Полиция не возвращалась?

— Нет. А как Эрве?

— Хорошего мало. Он слабеет. Я не хочу сказать, что его состояние безнадежное. Но и обманывать тебя не хочу… Если ты заедешь в гараж, главное — ни слова. Я сочувствую этим бедным людям. — Доктор поискал сигареты. — Ты не видел начатую пачку?.. Не посмотришь ли у меня в кабинете, пока я пью кофе? С некоторых пор я теряю все на свете.

Люсьен принес пачку сигарет и коробок спичек.

— Извини, Люсьен, малыш, — продолжал доктор, чиркая спичкой. — Я еще не пользовался зажигалкой, которую ты мне подарил. Конечно, она не потерялась… Но у меня голова буквально забита… Иногда я говорю себе, что ты прав. Не будь врачом. Слишком тяжелое дело. И такое одиночество!

Он залпом выпил кофе и вышел. А Люсьен поднялся в свою комнату, выбрал самую громкую пластинку и задумался о проблеме выкупа. Как без риска хапануть деньги? Заснул он, не раздеваясь.

На следующее утро Люсьен вычеркнул в календаре еще один день и отправился в порт Коммюно звонить Шателье. Ему пришла в голову одна, пока что довольно туманная мысль. К телефону подошла госпожа Шателье.

— Вы не извещали полицию?

— Нет, месье… Вы по крайней мере не причините ей зла?.. Умоляю вас… Муж уехал на машине… Вернется в понедельник утром. — Она не переставая плакала.

— Какая у него машина? — спросил раздраженный Люсьен.

— Вы хотите сказать, какая марка машины?.. Симка… Симка с кузовом «универсал»… Это имеет значение?

— Нет. Ваша дочь вернется во вторник.

— Она такая хрупкая! Будьте осторожны. Она принимает лекарство, капли…

Он повесил трубку.

Люсьен заехал к Корбино заправиться. Мадлен была в кабинете: в халате, без косметики, она казалась постаревшей и больной.

— Дела неважные, — сказала она. — Сделали переливание крови. Плохое давление.

— А что думает хирург?

— Ничего. По-прежнему ничего определенного сказать не хочет. Мама еще надеется, но я… — Голос бесцветный, говорит словно во сне. — А вся эта писанина… если бы еще нас оставили в покое… — добавила она.

— Я съезжу к нему.

— Как хочешь, только он так и не приходил в сознание. Что тут можно…

Люсьен, совсем упав духом, уехал. Он-то из кожи вон лез, и ради чего? Чтобы исправить становящуюся все более и более скандальной глупость! Только сейчас не может быть и речи о том, чтобы выйти из игры. Он чувствовал себя обязанным хранить верность Эрве до конца. Во имя чего-то такого, что похоже на честь. Это ясная сторона всей затеи. Что касается темной стороны… У него, возможно, будет время об этом подумать, если его арестует полиция.

Люсьен вернулся в магазин «Призюник», накупил консервных банок, ветчины, хлеба, несколько бутылок минеральной воды, выбрал крепкий консервный нож. Трое суток! Надо полагать, она запросто продержится еще трое суток! Не столько она, сколько Эрве достоин сострадания. Это она в ответе за все, что случилось.

Он повернул на дорогу Сюсе: его уже мутило оттого, что надо без конца колесить взад-вперед. Солнце припекало. С тыльной стороны кюветов на кустах проклюнулись почки. Как печальна эта мнимая, бесполезная для Эрве весна. Он поставил мотоцикл во дворике, открыл дверь, поспешно перенес на кухню пакет, привязанный к багажнику, постучал в дверь.

— Я здесь, — сказала Элиана. — А ты что думал?

Люсьен написал:

Я ПРИНЕС ПРОДУКТЫ. НЕ ВСТАВАЙ.

Она вернула записку, не сказав ни слова. Согласно установившемуся порядку. Люсьен переложил продукты в комнату. Затем взялся за блокнот, чтобы сообщить новые инструкции.

ТЕБЯ ОСВОБОДЯТ ВО ВТОРНИК. ТВОИ РОДИТЕЛИ СДЕЛАЮТ ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ. НАПИШИ ПАРУ СЛОВ НА ЭТОМ ЛИСТКЕ, ЧТОБЫ ИХ ОБНАДЕЖИТЬ.

Он подождал, когда вернется листок, который тут же проскользнул обратно из-под двери.

Не беспокойтесь. Все хорошо. Целую. Элиана, — прочел он.

Почерк немного неровный, но в конце концов записка должна свидетельствовать Шателье, что дочь жива, и это придаст старикам мужества. Люсьен вырвал еще один листок.

У ТЕБЯ ОСТАЛИСЬ СВЕЧИ?

— Да. Но мне нужен аспирин. Сильная мигрень. Я здесь задыхаюсь.

МОЖЕШЬ ПОДОЖДАТЬ ДО ЗАВТРА?

— Ждать! Ждать! — крикнула она. — Я только и делаю, что жду. Того гляди, заболею. Вот так-то! Ты небось доволен? Ты этого хочешь? А меня уже ноги не держат.

Люсьен прикинул, что у него как раз хватит времени, чтобы быстро добраться до аптеки на площади Ансьен-Октруа, вернуться и наконец подскочить домой как раз ко второму завтраку.

Он немедленно отправился в путь. Рядом с аптекой был табачный киоск, где продавались газеты. В небольшой листовке сообщались основные новости; как удар молота, оглушил огромный заголовок: Таинственное исчезновение в Нанте. Дрожащими руками Люсьен поднес к глазам «Уэст-Франс».

Исчезла молодая девушка, преподавательница лицея Марка-Эльдера. Он залпом прочел статью на первой странице.

Вот уже более недели, как мадемуазель Элиана Шателье, преподаватель математики в лицее Марка-Эльдера, не возвращается домой. Вполне понятно, что встревоженные родители обратились в полицию. Полицейские прибыли в однокомнатную квартиру, занимаемую девушкой, с целью самого тщательного осмотра. В результате обнаружено письмо, не оставляющее никаких сомнений насчет характера отношений несчастной с неким М. X., чья личность не установлена. Не исключено, что именно здесь берет начало некий след. Комиссар Мешен ведет энергичный розыск, однако отказывается от каких бы то ни было заявлений. Судя по всему, речь идет о похищении, а, как известно, в подобных случаях благоразумнее всего соблюдать сдержанность. Поэтому мы не можем связаться с родными жертвы. В момент публикации сообщения нам еще не известно, было ли предъявлено требование выкупа. В лицее, где мадемуазель Шателье все ценили за компетентность и доброжелательность, царит растерянность.

Потрясенный Люсьен не знал, что делать. Доброжелательность, доброжелательность… Слово, как мигрень, стучало в голове. На что решиться? Капитулировать, выпустить ее немедленно?.. Или, напротив, продолжать начатое? Несмотря на смятение, он прекрасно понимал, что, для того чтобы удержать позицию силы, необходимо любой ценой завладеть выкупом. Деньги взамен на обещание Элианы хранить молчание. В водовороте мыслей уверенность такого рода оставалась неколебимой. С другой стороны, очевидно, что как раз в этот момент полиция взяла ложный след. Как только он успокоился, он подумал, не менялась ли в конечном счете ситуация в его пользу? Происходящее было неизбежностью. Днем раньше, днем позже газеты должны были бы писать об этом деле. И вот оно разразилось, как удар грома, но некоторым образом далеко от него. Если бы ему удался некий хитроумный план — в общих чертах он уже складывался у него в голове, — полиция тщетно пыталась бы засечь его по телефону, когда он будет говорить с Шателье: он сумел бы ее провести.