Флавий Крисп

Авсоний со всем вниманием продолжал слушать Ария, но при этом делал свои наблюдения и выводы. А он не так прост, как мне казалось, — думал он, вслушиваясь в его пылкую речь, — доводы которые он приводит слишком значительны чтобы остаться без внимания. При этом всю речь Ария можно облечь в несколько слов — он отрицает Христа как Сына Божьего. Последний вывод заставил Авсония задуматься. В голове появилась ясная мысль. Вся вера христиан зиждилась именно на этой незыблемой для них истине. Отрицания Христа как Сына Божьего могло уничтожить всю веру. Неужели Арий не понимает этой простой истины? А если понимает, то чего добивается? И не тщеславием ли руководствуется, подвергая сомнению свою собственную веру? А не может ли быть, что он желает стать новым пророком? Ход мыслей Авсония оборвался. Позади него шёл приглушённый разговор который заинтересовал его настолько, что он перестал слушать Ария:

— В словах Ария есть истина, — произнёс один мужской голос.

— В чём же ты видишь эту истину?

— Как может быть Христос равен Господу? Это всё равно, что я признаю своего сына равным мне. Он может обращаться со мной как того захочет. Разве это правильно?

— Ты говоришь о Боге, — возразил второй голос, — здесь не уместны такие сравнения.

— А разве ты признаёшь Христа? Или ты успел изменить своё мнение?

Авсоний не видел людей которые разговаривали. Он не оборачивался, чтобы не выдать свой интерес.

— Нет, — последовал короткий ответ, — но я не признаю и Ария. Все мы почитаем своих матерей как святых и только они заслуживают поклонения.

Послышался приглушённый смех, а за ним и слова. Вернее вопрос:

— Женщина…Бог?

— Да. И перестань смеяться над моими словами. Разве не женщина даёт начало жизни? Именно она олицетворяет любовь и прощение. Она олицетворяет всё прекрасное. И только она может быть Богом. Любое иное существо не понятно для меня, а мужчины…они только и могут говорить или творить зло. К тому же они слишком изменчивы.

— Ты говоришь как женщина, — раздался голос в котором отчётливо слышалось раздражение.

— Я говорю то, что думаю!

— Ты думаешь как женщина!

— А ты думаешь как осёл!

— Ты и оскорбляешь как женщина!

— Я могу ударить как мужчина. Хочешь посмотреть?

— Ещё бы не хотеть. У меня такое чувство, что ты начнёшь царапать мне лицо и визжать…ах ты сын собаки, — голос перешёл в рёв.

Авсоний не выдержал и обернулся. В нескольких шагах от него двое здоровых парней во всю награждали друг друга увесистыми ударами. У одного из них кровь струилась из носа, но сдаваться, по всей видимости, он не собирался. Ему показалось странным то обстоятельство, что они удивительно похожи друг на друга. Не один Авсоний смотрел на драку. Многие посмеивались, наблюдая за ней. Никто и не пытался их разнять. Основательно помяв друг другу бока и не только, они разошлись в разные стороны. Возможно, Авсоний бы и не придал этому событию столь серьёзного значения, если бы некоторое время спустя не увидел их рядом. Оба сидели на корточках у кромки воды и смывали с лица кровь.

— А они совсем не обидчивые, — пробормотал под нос Авсоний, — пожалуй они могли бы пригодиться императору, особенно сейчас когда надо так много всего узнать и понять.

Он направился в их сторону и подошёл как раз в тот миг, когда один из них произнёс:

— Руку на старшего брата поднял, собака… — вслед за этими словами, один влепил второму звонкую пощёчину и тот не удержав равновесия полетел в воду. Подвергший внезапному нападению тут же поднялся и как ни в чём ни бывало, вернулся на прежнее место. Раздался громкий смех.

— Они мне нравятся всё больше и больше, — пробормотал Авсоний и уже громко добавил, — не поможете ли римлянину найти достойное место для вкушения пищи?

Глава 14

Авсоний всегда считал, что лучший способ завязать дружбу — это угостить нужного человека вкусной пищей. А существовала ли пища достойнее Луканской колбасы? Если и существовала, в этом городе ничего об этом не знали. Разместившись под навесом вместе со своими новыми друзьями, Авсоний с откровенным удовольствием наблюдал за действиями двух бородачей. Оба старались есть так медленно, как только могли. И потому, не сразу откусывали очередной кусок желанной колбасы. Каждый раз оказываясь у рта, колбаса проходила тщательный осмотр, потом становилась немного короче и возвращалась назад, в оловянное блюдо. Сам Авсоний, лишь попробовал её на вкус. Как он и предполагал, вкус ничем не напоминал то лакомство которое подавали в Риме.

Пока они ели, он успел узнать, что одного из них зовут «Пётр», а второго «Павел». Их отец дал им эти имена в честь апостолов Петра и Павла. Последнее и упоминать не стоило, ибо и так было ясно. Но Авсоний не мешал им говорить. Говорили оба мало, при этом умудряясь, перебивать друг друга. Пётр был старшим. Ему исполнилось двадцать пять лет. Он был на три года старше Павла, которого обозвал «женщиной». И обозвал совершенно незаслуженно, так как младший брат превосходил его как ростом, так и сложением.

— 22 динария за одну колбасу, — раздался над ухом Авсония голос хозяина заведения.

— 22? — поразился Авсоний. — В Риме её можно купить за 12. Самая лучшая Луканская колбаса стоит не более 16 динариев.

— У нас такие цены, — раздался короткий ответ.

— Хорошо!

Авсоний не стал спорить. Он отсчитал требуемую сумму. Это действие стало сигналом для обоих братьев. Они быстро доели колбасу и встали. Чуть позже все трое отправились бродить по городу. Авсоний шёл между двумя братьями и время от времени задавал им вопросы, на которые оба отвечали с огромной охотой. Услышав вопрос о своём отце, Пётр самым подробным образом рассказал о нём. Он у них состоял в чине «Диакона». До последнего времен служил в Никее. Несколько месяцев назад, епископ отстранил его от службы по причине того, 1 что он изобличал Ария как еретика. Услышав эти слова, Авсоний спросил имя епископа изгнавшего их отца. Ответ заставил его испытать глубочайшее удивление.

— Евсевий? — несколько раз спросил он, каждый раз получая утвердительный ответ.

Кто бы мог подумать? Евсевий…сторонник Ария. Становился понятным смысл императорской просьбы. Видимо, Евсевий сумел внушить ему те самые истины, о которых вещал Арий. Авсоний незаметно усмехнулся. Следовало сразу понять, откуда ветер дует. Это была очень важная информация с точки зрения будущей встречи с императором. И он собирался её использовать. Погружённый в свои мысли, Авсоний на время упустил нить разговора. Однако слух выхватывал всё самое интересное из рассказа двух братьев. В особенно из того, что говорил Павел.

— О какой опасности ты говоришь? — переспросил он у него. — Почему я должен спрятаться в вашем доме?

— Ночью в этом городе происходят очень странные вещи, — оглянувшись по сторонам и понизив голос до шёпота, ответил ему Павел, — люди пропадают. Большей частью женщины и дети. Но бывает, крадут и мужчин.

Авсоний даже остановился от удивления. Они оказалась напротив лачуги. На камне, перед входом сидела дряхлая старуха. Она вперила в них настороженный взгляд, словно ожидала неприятностей.

— И кто виновник? Имя известно? — осведомился Авсоний.

И Пётр, и Павел одновременно приложили палец к губам призывая к молчания. Когда Авсоний кивнул в ответ, Павел тихо ответил:

— После того как император позволил открыто проповедовать нашу веру и даже положил оклад Епископам и иным служителям, появилось очень много странных людей. До того их здесь не было. Эти, одеваются как христиане, носят крест, посещают проповеди, но совсем на нас не похожи.

— Почему ты так думаешь? — так же тихо спросил Авсоний.

— Мы с братом выследили их однажды, — признался Павел, — не будь ты так добр к нам, мы бы не предостерегли тебя. И лучше если ты прислушаешься к нашим словам. Опасность на самом деле велика.

Старуха вызывала у Авсония неприятные ощущения, потому он двинулся дальше, а вслед за ним пошли и оба брата.