Белый Слон

На этом месте Шахматист странно улыбнулся, будто что-то вспоминая. По его лицу скользнула тень.

— Мы с тобой похожи. И ты зря отказываешься от моего предложения.

— Ты слишком самоуверен, — резко сказала Валерия.

— Что ж, — он равнодушно продолжил. — Мне оставалось контролировать игру словом — в большинстве ходов. И первым словом было — больница. Знаешь, этот Семерядов, отвратительный тип, начал лезть не в свое дело. Еще до того, как я оказался за решеткой. Нет, с его мозгами додуматься до того, что я Шахматист, было нереально. Этот идиот думал, что я занимаюсь обычным криминалом. Следил за мной, считая что остаётся незамеченным. Он знал про мою связь с Конастантином, и вполне мог создать некоторые сложности, нарушить ход игры. Я знал об этом, и открыто рассказал про двух наркоторговцев одному из своих… «клиентов». Потом позвонил им, сказал медсестре, что последняя партия наркотиков была фальшивой. Тебе известно, что было дальше, что стало с Игорем. Я знал, что он захочет шантажировать сообщника медсестры. Тогда этот сообщник связался со мной, и я подсказал ему, как оригинально и красиво, а главное — незаметно — избавиться от надоедливого шантажиста.

В это время Шильц серьезно обеспокоился смертью Антоновой. Он отправил Зою искать улики, указывающие на настоящего убийцу, а заодно и пуговицу. Шильц не знал, что пуговица все-таки осталась у Глазовой. Как раз тогда ты впервые и увидела Зою. И, по моим расчетам, задала верный вопрос. Зоя испугалась что ты из полиции, и ненадолго ушла в тень.

Был еще один ход… перескочу немного вперед. Я устранил одну из пешек, Сырова. Да, он именно пешка, а не конь, как решила ты. Он едва не сдал шефа полиции, струсил. Я сказал об этом Шильцу, и он отправил Жиля убить Сырова. Жиль отлично сориентировался в отделении полиции, ведь уже сам успел там побывать.

И ты наверняка догадалась, что Антон тоже имел роль в игре? Да, как Шахматист, я руководил партией, но как Антон я играл за белую ладью, которую должен был съесть черный слон. По сути, так и вышло. Настоящий Антон, которого я изображал, повесился из-за Шильца и его волкодава, Жиля Рожера, который ему угрожал. Ты ведь уже в курсе, что мне-Антону угрожали? Да, я работал на шефа под видом простачка, а когда сказал, что ухожу, меня заставили выплачивать неустойку. Либо, предложили вместо этого выкрасть «лунное колье», по стоимости эквивалентное сумме.

Было и несколько мелких ходов. Вроде одной из белых пешек, которая уронила телеграфный столб. Напоить монтажника было проще простого, с этим твой брат справился без труда. Если помнишь, этот ход касался облавы на Константина и Зою. Они не сумели выбраться через соседнюю квартиру — там поджидала Мила. Городской телефон тоже не работал, так что Константину пришлось отвлечь полицию на себя. Одним словом, черный конь тоже сделал ход.

Конечно, как ты понимаешь, партия не идеальна. Она соответствует оригиналу лишь на девяносто пять процентов — какие-то ходы было невозможно отрегулировать. Все-таки это жизнь. Однако, подобная мелочь не испортила игры, и не изменила ее сути, главных ходов.

Но, перейдем к более интересным приемам. Одним из ходов я обезвредил судью. Это было необходимо, потому что она была в курсе событий, произошедших пять лет назад. Она была в том городе, где разбился самолет, и слышала разрозненные сведения о двух выживших. Когда я подстроил смерть Милы, она не сразу вспомнила об этом, но все же сопоставила два события. Это могло серьезно помешать. Тогда я решил отвлечь ее. Тем более, не дело для судьи самой вести расследование… Однако, она оказалась упрямой. Я сделал ее белым королем. Не поставил шах, но заставил отступить в угол доски. Отвлек на другое дело. На ее собственное дело.

Шахматист отчего-то усмехнулся.

— Я знал о ее тайне. Когда-то она отказалась от дочери. Дочь выросла, ее удочерили хорошие люди, но… ей было мало этого. Она решила найти настоящую мать. Но не знала, как это сделать. Ведь я говорил, что родственные узы подобны цепям… они не приносят счастья. Вот и эта девчонка испортила себе жизнь. Она украла триста тысяч у своей приемной матери. А та копила их на операцию, которая могла бы спасти жизнь ее родному сыну. Девчонка на эти деньги наняла сыщика, и он нашел ее мать… Только воровку тут же отдали под суд. Я сделал так, чтобы Прохорова узнала о том, что ей предстоит отправить в колонию собственную дочь. Но судья утаила факт их родства — а это подсудное дело. Если кто-нибудь узнает, ее, как минимум отстранят от должности.

Но она рискнула, чтобы спасти свою дочь. Ее, видишь ли, замучила совесть… совесть… Кто сейчас знает, что это такое, а?

Прошел год. Прохорова начала втайне переписываться с дочерью. Письма хранила в своем почтовом ящике в местном отделении почтамта. Я знал и об этом. Оставалось только через твоего брата убедить Шильца, что судья опасна для него. И его руками устранить помеху. Петр передал шефу письмо, якобы от Сырова, прикинувшись мелкой шестёркой. Ведь для всех он был всего лишь стажером, который вполне мог не знать кому и что он передаёт. В письме было написано, что Жиля не выпустят, и скоро передадут дело в суд. Прохорова славится своей неподкупностью, но и ее можно сломить шантажом. И я подсказал шефу про письма и про ее дочь… Дальше было дело техники. Зоя выкрала письма и убила почтового оператора, которая задержалась вечером на работе. Потом попыталась замести следы — отсюда и пожар в морге. В итоге, я добился своего. Судья на время забыла о моей скромной персоне. Ее волновали только украденные письма.

Лера застегнула молнию на куртке — подул прохладный ветер. И уточнила.

— И все-таки не понимаю. Чем таким могла навредить судья?

— По просьбе Иванны она воспользовалась своими связями, чтобы узнать про ту авиакатастрофу. Не как судья, а как человек, который обладает определенной властью и был в городе на момент крушения. После того, что ей удалось выяснить, Прохорова могла заподозрить неладное и нарушить ход моей игры.

— Тогда почему ты не обезвредил Иванну? Она тоже знала твой «секрет».

— Девочка моя, — рассмеялся Шахматист. — Иванна не стала бы сообщать обо мне ни полиции, ни бандитам раньше времени. Все, что ей было нужно — это месть. Личная. Она хотела найти неоспоримые доказательства моих преступлений. Но это невозможно априори. Я не оставляю следов.

— Однако же, ты сейчас здесь, и знаешь, что за твоей спиной три оперативника, — тихо сказала Лера. В ее голосе прозвучала насмешка.

— Однако же у тебя под боком нож, — передразнил Шахматист. — Еще немного, и от Валерии Рижской останется только воспоминание.

— Ты больной, — с чувством сказала Валерия. — Тебе лечиться надо. Может, еще не поздно.

— А может, ты прикусишь свой болтливый язычок?

— Изволь. Тогда вернемся к нашей сугубо дружеской беседе, — язвительно произнесла Валерия. Она больше не боялась, просто не могла. Это было странное ощущение — чувствовать смерть так близко. И говорить с убийцей. Именно оно, это чувство, не позволяло страху завладеть сознанием.

— Хорошо. Пусть ты такой гениальный и неуловимый. Неужели тебе нравится такая жизнь? Ты ведь как… как крыса.

— Я уже говорил. Все, что мне ненавистно, я воплощаю в жизнь. Это же касается и убийств. Мне не приносит удовольствия чужая смерть. Но если она служит благой цели, я готов убивать. К тому же… мои руки не так часто мараются кровью. Обычно за меня все делают другие люди. Разве не любопытное явление? Ты защищаешь их, эту серость, но почему? Разве ты еще не убедилась, что они этого не достойны? Любого можно заставить пойти на убийство и на подлость. Нужно только определить способ.

— Точно так же любого подлеца можно вернуть на путь любви и добра. Если найти верный подход, — сказала Валерия, и с сожалением добавила. — Только ты хуже. Тебя уже не перевоспитать.

Шахматист рассмеялся, но Лера оборвала его смех. Он был ей неприятен.

— Откуда ты знал все об этих людях? Ты, хоть и гений, но не экстрасенс.