Белый Слон

— Главное — не унывать, — Леонид ободряюще улыбнулся, но Валерия не увидела этой улыбки. — Нас не поймали, мы живы и здоровы, да в конце концов, это не лабиринт Минотавра, чтобы из него не было выхода.

Лера только покачала головой, и они отправились дальше. Куда? Она не знала. Не знала и сколько времени они шли. Кажется, много часов. Ноги подкашивались, она вся продрогла от сырого затхлого воздуха.

— Не могу больше… — Лера остановилась в относительно сухом участке тоннеля и поучаствовала, как к горлу подступает ком. Хотелось разреветься, но что толку? Выход от этого не появится. Поэтому ей оставалось проглотить слезы и опуститься на пол. Руки непроизвольно задрожали от холода и покрылись гусиной кожей.

— Держи, — Леонид присел на корточки рядом и накинул ей на плечи свою куртку.

— А ты? — спросила Валерия, чувствуя, что слезы все же подступают.

— Ух ты, — сказал он с улыбкой. — Ты за меня переживаешь? Наверное, пойдет красный снег.

Лера непроизвольно улыбнулась, и закрыла глаза. Она думала. Интересно, от чего человек умирает раньше — от голода или от холода? Смерть от жажды им точно не грозит, воды здесь предостаточно.

«Нет. Надо взять себя в руки. Мы выберемся, только не ной, Лерка».

Она взглянула на часы, и с ужасом осознала, что уже три часа ночи.

«Или утра?», — промелькнула мысль. — «Не знаю, не все ли равно? Господи, я ведь телефон с прослушкой дома оставила… Наверняка там сейчас шухер. Меня ищут — и в кои-то веки я мечтаю, чтобы меня нашли! Точнее нас, хотя не уверена, мечтает ли об этом Леонид. Интересно, он бы предпочел умереть от голода в затхлом тоннеле или попасть в руки полиции?».

Она не заметила, как задремала, склонив голову на плечо Леонида. А когда проснулась, он сидел на холодном полу рядом с ней, приобняв за плечи, и о чем-то думал. На сотовом высветилось пять утра. Прошло всего два часа… Желудок тут же заявил о себе, припомнив пропущенный обед, ужин и завтрак. Зато глаза немного привыкли к темноте, и различали смутные силуэты. Видимо, в тоннель все-таки попадал свет, сквозь щели в толще земли.

— Доброе утро, — Смолин взглянул на нее и убрал волосы ото лба. — Ты как?

— Не спрашивай, — Лера поморщилась, пытаясь разогнуть закоченевшие конечности. — Зачем мы только все это затеяли… Надо идти дальше… Слушай, а может я позвоню кому-нибудь?

— И что это даст? — Леонид откинул голову на каменную стену. — Ты думаешь, нас найдут по звонку? Сомневаюсь, что здесь есть сеть.

«А об этом я не подумала…», — вдруг поняла Лера.

Леонид оказался прав, не было даже намека на сеть. «Да и батарея вот-вот сядет», — мелькнула мысль. — «Я как всегда не зарядила телефон… Сама виновата, и нечего себя жалеть».

— Пойдем, — Лера поднялась, и хотела вернуть теплую кожаную куртку Леониду, но он сказал.

— Оставь себе. И не спорь.

— Я и не собиралась…

Прошел день. Валерия не знала, можно ли назвать паникой ее состояние, но ей было дико страшно. Сначала за себя, потом за людей, которые погибнут из-за того, что она здесь застряла. Ведь Шахматист не знает причины ее исчезновения. А Антон… не наделал бы глупостей. Она ведь так и не успела с ним поговорить.

В голове носился рой бессвязных мыслей, коридоры сменялись один на другой, и казалось, что они ходят кругами. Ничего не менялось. Стены, потолок, плесень и вода. Все.

Они перебрались через какую-то речку, а может канализацию, и оказались на более-менее сухом пяточке. Здесь даже пыль летела из-под ног, не отяжеленная влагой.

Идти дальше не было сил, и Лера снова опустилась у стены. Леонид сел рядом: он был бледным и мрачным, как и все вокруг. Он уже давно молчал, но вдруг заговорил, нарушив тишину, которая давила сильнее, чем вся толща земли над ними.

— Лер… я хочу чтобы ты знала. Я не всегда был вором.

Она повернула к нему запачканное грязью лицо:

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ну, знаешь… о моей тайне никто не знает. Ни одна живая душа. Тяжело все время молчать.

— Ты случайно, не умирать собрался? — спросила она невесело. — Обычно люди исповедуются перед смертью.

Леонид усмехнулся.

— Знаешь, в смерти тоже есть что-то романтическое. Но нет, я не собрался. Просто когда мы найдем выход, я боюсь, что снова не решусь рассказать.

— Валяй, — согласилась Лера.

— Я вообще-то Питерский, — начал свой рассказ Леонид. — Не всегда по городам мотался. У меня был дом, семья. Нет, не жена — отец и мать. Правда, настоящей семьей была именно мать. Но она умерла, когда мне было шестнадцать. Не выдержала, что отец привел молодую любовницу, и тяжело заболела после всех переживаний. А когда она умерла, семьи у меня не осталось. Называть матерью малолетку всего на три года старше меня было бы ужасно. Мой отец бизнесмен, причем весьма успешный, и он прекрасно знал, что его новая «жена» с ним только ради денег. Но его это вполне устраивало. Меня он по-своему любил, если вообще был способен на это чувство. Хотел, чтобы я пошел по его стопам, выучился на экономиста и после унаследовал бизнес… Только я еще в день смерти матери решил, что никогда и ни в чем не стану подражать отцу. Он стал не просто чужим человеком, он стал врагом. Но я не сразу ушел из дома. Сначала все-таки поступил в ВУЗ, но совсем не туда, где мечтал видеть меня отец. Я пошел учиться в художественный университет.

Лера с удивлением посмотрела на него, и даже на секунду позабыла, где находится.

— Так ты не лгал? Ты правда художник?

— Я ведь говорил, — Леонид сумел улыбнуться. — Жизнь обтрепала, обточила как вода камень. Но мне всегда нравилось рисовать… Да и сейчас, если честно нравится. Помнишь папку, которую я принес вместе с розой? Ты мне не верила, и я хотел показать тебе свои работы.

— Почему же не показал?

— Ты не хотела мне верить. Это бы не помогло.

Лера промолчала. Он был прав.

— Это моя мечта — когда-нибудь окончить свои скитания, писать картины в домике на берегу лесного озера, и продавать их по воскресеньям. А потом всю неделю жить на вырученные деньги. Ни воровства, ни страха, только тихая спокойная жизнь художника с женой и детьми. Глупо, да?

— По-моему это очень красивая мечта, — тихо отозвалась Лера, отстраненно рассматривая разводы грязи на стене. — Но почему ты ее не осуществишь? Отец мог бы дать тебе денег, ты купил бы для начала мастерскую…

— Шутишь? Я не возьму у отца ни копейки. В том то и дело, что эта мечта несбыточная, — его голос прозвучал резко, и отозвался от стен эхом.

— Мечты штука эфемерная, — Лера устало закрыла глаза. — Их легко потерять, но потом всю жизнь будешь жалеть, что не попробовал воплотить, еще раз. Возможно, именно этот упущенный раз и стал бы реальностью.

Леонид покосился на нее, и сказал.

— Ты единственная, кто так ответил.

— Ты ведь говорил, что никому не рассказывал о себе?

— О себе — да. Но о мечте раньше знали мои друзья. Там, в прошлой жизни. И обычно над ней либо смеялись, либо крутили пальцем у виска. Знаешь, жизнь сейчас такая… не до мечты, когда надо выживать. И они все оказались правы. Я только потом это понял. Когда совсем ушел из дома.

— А ты не пробовал просто верить?

— Раньше только этим и занимался, — печально усмехнулся Леонид. — Только со временем понял, что вера ничего не значит, если веришь один.

Валерия задумалась, вслушиваясь в стук капель. А потом сказала, разрушив тишину.

— Закат красив. И он знает об этом. Но ему наплевать, что кто-то им восхищается, а кто-то плюет в лужу, где он отражается. Он знает, я знаю, ты знаешь, кто-то еще. И этого достаточно, чтобы закат появлялся каждый вечер.

И снова — стук капель. Но на этот раз тишину нарушил Леонид.

— Ты удивительная девушка, — он улыбнулся, и осторожно провел рукой по волосам Валерии. — Мне кажется, тебя ждет необычная судьба. Я еще не встречал таких людей.

— Ну, чтобы твои слова сбылись, нужно для начала отсюда выбраться, — Лера устало улыбнулась.