Страница 70 из 74
Однако именно его старомодная, «деревенская» система неспешного общения с населением небольшого городка, где произошло убийство милиционера, приносит ему успех в раскрытии гнезда торговцев наркотиками.
«— Но с чего вы взяли, что тут вообще речь идет о наркотиках? — в недоумении спрашивает полковник.
— Просто интуиция. Наблюдение за виллой и ее хозяевами навело меня на мысль: если там что и производится, то очень ценное… Ради чего можно пойти и на убийство милиционера. Правда, твердой уверенности у меня не было до последней минуты…»
Так же похожи и адвокаты, хотя «любимый тип» писателя (бывшего адвоката!) все же более тщательно персонифицирован — это Мечислав Рушиньский, действующий в нескольких романах. Именно с этим образом связана оригинальная сюжетная находка Эдигея — противоборствующий тандем «защиты» и «обвинения», совместно добирающийся до истины.
«Удивительными были отношения этих двух холостяков — старшего офицера милиции и знаменитого варшавского адвоката, — говорится в романе „Фотография в профиль“. — Они испытывали друг к другу симпатию и уважение, и в то же время каждый видел в другом нежелательного соперника. У обоих были одни и те же маленькие слабости: оба любили хорошую кухню, воздавали должное представительницам прекрасного пола, ценили музыку. Причем последнее увлечение играло по сравнению с двумя первыми вспомогательную роль… Судьба очень часто сводила Рушиньского и Качановского вместе в силу их профессии. И в этом не было бы ничего плохого, если бы адвокат не начинал иногда вести параллельно свое частное расследование, причем временами довольно результативно. Тогда профессиональное соперничество мгновенно перерастало во взаимную неприязнь, которая, по правде говоря, не менее быстро улетучивалась, как только дело завершалось…»
В этом романе «соперничество» адвоката и следователя представлено наиболее интересно.
Ситуация, в которой оказался клиент адвоката Мечислава Рушиньского пан Врублевский, своими корнями опять уходит в прошлое: в книге о периоде гитлеровской оккупации Польши опубликована фотография некоего Рихарда Баумфогеля, шефа гестапо в городе Брадомске. Врублевский как две капли воды похож на человека, изображенного на фотографии. Дело происходит в годы, когда еще очень остро стояла проблема поисков гитлеровских преступников, и адвокат советует Врублевскому, запасшись надежными свидетелями, быстрее обратиться в «соответствующие органы», чтобы официально рассеять трагическое недоразумение. Однако сам он считает неправдоподобным рассказ клиента о гибели буквально всех, кто мог бы подтвердить его незапятнанное прошлое.
«Вы продолжаете мне не верить, — с горечью говорит Врублевский. — Вы как-то забываете, что за годы войны погибло несколько миллионов поляков, и в подобной ситуации мог оказаться не один я, а многие мои сограждане».
С большим пониманием к нему относится подполковник Януш Качановский — «очень способный и энергичный офицер, и, что немаловажно, весьма порядочный человек». Однако и он вынужден изменить свое первое впечатление, получив результаты антропологической экспертизы, подтвердившей идентичность изображенного на фотографии человека в гестаповской форме со скромным варшавским инженером, бывшим партизаном, солдатом Войска Польского, кавалером высоких боевых наград.
Следствие представляется пустой формальностью, а потому изобилует поверхностными выводами и игнорированием серьезных контраргументов, представленных на процессе от лица защиты Рушиньским. Его выступление, обнаруживающее бездарность, односторонность, а порой и незаконность расследования, не увенчалось успехом. Спешка, с которой человек оказался за решеткой, и тенденциозность методов следствия могут поразить впечатлительного читателя, привыкшего к однозначно позитивному изображению органов правосудия в восточноевропейском детективе. Автор этого романа далек от благостных картин, и это еще один аргумент в его пользу. Но до оглашения приговора повествование представляет собой, скорее, криминальный роман о неправедном суде, с которым в одиночку сражается адвокат. Настоящий детектив, то есть расследование преступления, совершенного судом, начинается позже. Любопытны психологические метаморфозы, происходящие с главными персонажами. Рушиньский изменил свое отношение к подзащитному сразу, как только от эмоций обратился к анализу документов. Следователь Качановский в начальной стадии эмоционально на стороне человека, попавшего в жуткую передрягу (уж не козни ли это каких-нибудь врагов Врублевского?). Результаты научной экспертизы заставляют его с сожалением отказаться от этой версии, а еще одно эмоциональное потрясение от реакции обвиняемого на приговор вновь подвигает его к сомнению в неопровержимости установленных фактов и к союзу с адвокатом в поиске совершенной ошибки.
Такая же пара принимает участие в расследовании еще нескольких преступлений, в том числе столь сложно задуманного, как в романе «Завещание самоубийцы», где мистификации, ложные следы и серия убийств с целью приобретения значительного наследства неоднократно ставят в тупик ведущих расследование.
«— Итак, — начал майор, уже сидя за своим столом, — случилось чудо. У нас есть один покойник — Влодзимеж Ярецкий — и два его трупа… Убийство покойника — что за парадокс!..
— А в случае процесса над убийцей — масса интереснейших юридических казусов, — добавил адвокат…»
Распространенная ситуация в детективе, когда жертва вынуждена проявлять чудеса самообладания и находчивости, чтобы увернуться от преследователей, получила неожиданное воплощение в романе «По ходу пьесы».
Жертва в данном случае — помощник режиссера театра Ежи Павловский, обвиненный в подстроенном убийстве любовника своей жены — актера Зарембы. По ходу пьесы героиня (ее играет Бася Павловская) должна выстрелить в предателя (Зарембу), но… пистолет оказался заряжен не холостым, а боевым патроном. На общую беду, Бася была «чемпионкой по стрельбе», и выстрел оказался точен. Реквизит, в том числе оружие, готовил Павловский.
Естественно, он арестован и заключен в тюрьму.
«— Но я не убивал Зарембу! И вообще никого не убивал!
Надзиратель недоверчиво усмехнулся».
Не сомневается в результатах предварительного следствия и прокурор.
«— Вы вправе защищать себя, как считаете нужным. Можете лгать, отказываться от показаний, обвинять других… Но вы же интеллигентный человек. У вас было время подумать о своем положении. Довольно этого бессмысленного запирательства… Никто другой Зарембу убить не мог.
— Я тоже не убивал!
— А он мертв…»
У Павловского, отказавшегося от адвоката, есть возможность заново восстановить ход событий в письменном виде. Его записки составляют значительную часть романа и показывают, как идет непростой для человека, впервые занявшегося этим делом (да не на «досуге», а под угрозой смерти), процесс логического анализа событий. И все-таки ему удается разбивать очередные «доказательства» своей вины, представляемые следователями. «Я чуть не лопнул с досады, когда увидел, что и тут он вывернулся. Дьявольски ловок!» — комментирует очередной допрос капитан Лапиньский. Решающий аргумент, выдвинутый Павловским, странным образом совпадает по времени с «припоминанием» следствием не менее важного свидетельского показания; как бы то ни было, заслугу в обнаружении убийцы газеты воздают капитану Лапиньскому, а освобожденный Павловский получает в награду жену, которая, кажется, и не думала изменять ему…
«История одного пистолета» — попытка гангстерского романа, довольно робкая, но все же интересная тем, как автор распоряжается материалом о ряде разбойных грабежей. В основе расследования — длительный, растянувшийся на много лет процесс успешных действий преступной группы. Но без помощи «со стороны» дело могло долго пылиться в архивах, и такая помощь работникам следственных органов пришла.
Один источник ее — аналитический ум ученого, приятеля одного из следователей, создавшего свою теорию классификации преступников. «Психология преступника — очень интересная и очень сложная область жизни, — рассуждает профессор Живецкий над информацией майора Маковского. — Это не воры! Наверняка ни один из них не украл бы даже пяти злотых. Это совершенно иная категория… руководствующаяся специфической этикой и моралью. Их цель — обеспечить себе роскошную жизнь. Для достижения этой цели они избрали профессию бандитов. Грабят они тогда, когда им нужны деньги. А кражей брезгуют, как… каждый порядочный человек. Себя они считают порядочными людьми, в поте лица своего зарабатывающими хлеб…» Профессор Живецкий даже моделирует отношения внутри группы и составляет график их деятельности в зависимости от суммы последнего «заработка».