Страница 5 из 42
Однажды жарким полднем, дней восемь спустя возвращения домой Камлаха, я, как обычно, удобно устроился на верхушке стены. Ни на мосту, ни на дороге, ведущей в долину, не было ни души, лишь на пристани разгружали с местной барки зерно и горстка зевак собралась поглазеть на работы; да еще под стеной усадьбы слонялся старик в плаще с капюшоном; старик то и дело нагибался, собирая падалицу.
Я взглянул через плечо на укромный уголок Моравик. Моя кормилица спала, уронив на колени веретено; из-за распушившейся белой шерсти оно напоминало взорвавшийся семенами камыш. Я швырнул на землю недоеденную падалицу, которую грыз перед тем, и запрокинул голову, изучая запретные верхние ветви, густо усеянные плодами, желтевшими на фоне неба.
Я прикинул, что до одного я мог бы дотянуться. Яблоко было круглое и блестящее и, казалось, прямо на глазах доспевало под жарким солнцем. Рот у меня наполнился слюной. Найдя удобный сук, чтобы поставить на него ногу, я принялся карабкаться на дерево.
До заветного плода оставалось всего две ветви, когда меня остановил пронзительный оклик, раздавшийся со стороны моста. Вслед за этим криком послышались быстрый цокот копыт и бряцанье металла. Что было сил вцепившись в ветку над головой, я попробовал, прочен ли подо мной сук, а потом, осторожно раздвинув листья, глянул на мост. К городу направлялся конный отряд. Во главе его в одиночестве ехал на высоком гнедом жеребце мужчина с непокрытой головой.
Это был не Камлах и не мой дед, он также не мог быть одним из их приближенных или владельцем небольшого замка в округе — его герб и значок были мне незнакомы. Когда отряд подъехал ближе, уже готовясь съехать с моста, я разглядел, что и сам предводитель мне незнаком: он был черноволос, чернобород и в иноземных одеждах, а на груди у него сверкало золото. Наручи у него тоже были золотые, в ладонь шириной. В отряде, насколько я мог судить, было не меньше полусотни человек.
Король Горлан из Ланаскола. Я не знал, как и откуда так четко и ясно возникло у меня в голове это имя. Может, я когда-то слышал его в лабиринте гипокауста? Были ли это несколько слов, неосторожно произнесенных в присутствии ребенка? Или это было и вовсе во сне? На мгновенье меня ослепило сверканье щитов и наконечников копий в полуденном солнце. Горлан из Ланаскола. Король, что приехал жениться на моей матери и забрать меня с собой за море. Она станет королевой. А я…
Король Горлан уже послал коня вверх по взбирающейся на холм мощеной улице. Я начал осторожно сползать с яблони.
«А что, если она откажет ему?» Я узнал этот голос; он принадлежал корнуэльцу. А за ним я вспомнил и слова моего дяди: «Если она и откажет ему, это не будет иметь значенья… мне нечего бояться, даже если он сам заявится сюда».
Отряд неторопливо съехал с моста. Бряцанье оружия и топот копыт эхом отдавались в неподвижном воздухе.
Он приехал. Вот он.
До верхушки стены было рукой подать, когда я вдруг оскользнулся на ветке и чуть не упал. К счастью, я крепко держался за сук руками и в водопаде листьев и лишайников благополучно соскользнул к развилке, как раз в тот момент, когда раздался пронзительный голос кормилицы:
— Мерлин! Мерлин! Господи помилуй, куда подевался этот мальчишка?
— Здесь… здесь, Моравик… уже спускаюсь.
Я спрыгнул в высокую траву. Она отложила на скамью веретено и, подхватив юбки, бросилась ко мне.
— Что там происходит на мосту? Я слышала лошадей, судя по шуму, их там целый отряд… Святые угодники, дитя, посмотри, что стало с твоей одеждой! Разве я не чинила тебе тунику на этой неделе? А теперь только погляди на нее! Тут дыра, в которую можно кулак просунуть, и к тому же вывозился в грязи с ног до головы, как сын нищего!
Я вывернулся из-под ее руки.
— Я упал. Прости. Я спешил слезть, чтобы все тебе рассказать. Там правда конный отряд — иноземцы! Моравик, это — король Горлан из Ланаскола! У него красный плащ и черная борода!
— Горлан из Ланаскола? Неужели? Оттуда всего миль двадцать до того места, где я родилась! Интересно, зачем он пожаловал?
— Разве ты не знаешь? — удивился я. — Он приехал, чтобы взять в жены мою мать.
— Ерунда!
— Это правда!
— Разумеется, нет! Думаешь, я бы об этом не знала? Лучше бы тебе не говорить таких слов, Мерлин. У тебя могут быть неприятности. С чего ты это взял?
— Не помню. Кто-то сказал мне. Наверное, мама.
— Неправда, и ты это знаешь.
— Тогда, возможно, я где-то слышал.
— Где-то слышал, где-то слышал… Верно говорят, что у поросят длинные уши. Подумать, сколько ты всего слышишь, так твои уши должны уже волочиться по земле! Чему ты улыбаешься?
— Ничему.
Она уперла руки в бока.
— Ты опять подслушивал разговоры, не предназначенные для твоих ушей. Я уже тебя предупреждала. Неудивительно, что люди такое о тебе судачат.
Обычно я сдавался и, проговорившись, старался уйти от опасной темы, но в тот раз возбуждение лишило меня рассудительности.
— Это правда, вот увидишь — это правда! Какая разница, где я это услышал? Если уж на то пошло, я сам этого сейчас не помню, но это правда! Моравик…
— Что?
— Король Горлан — мой отец. Настоящий отец.
— Что?! — На сей раз вопрос резанул меня будто пила.
— Разве ты не знала? Даже ты?
— Нет, я не знала. И ты этого не знаешь. И если ты хоть словом об этом обмолвишься… Откуда тебе известно его имя? — Она схватила меня за плечи и резко встряхнула. — Откуда ты знаешь, что это король Горлан? Никто ничего о его приезде не говорил, даже мне не сказали.
— Говорю тебе, я не помню точно, что я слышал и где. Просто я слышал где-то его имя — это все, и я знаю, что он приехал переговорить с королем и посвататься к моей матери. Мы поедем в Малую Британию, Моравик, и ты вместе с нами. Тебя ведь это порадует, а? Там твой дом. Возможно, мы будем неподалеку…
Она крепче стиснула мою руку; я замолк и только тут с облегчением увидел бегущего к нам через яблоневый сад слугу моего деда. Он совсем запыхался.
— Велели привести к королю… Мальчика… В большой зал… Быстрее.
— Кто это? — требовательно спросила Моравик.
— Король приказал не мешкать. Я повсюду искал мальчика…
— Кто это?
— Король Горлан из Малой Британии.
Кормилица негромко зашипела, словно вспугнутая гусыня, и уронила руки.
— А при чем здесь мальчик?
— Откуда мне знать? — Слуга хватал ртом воздух — день стоял жаркий, а он был тучен и не собирался любезничать с Моравик, чье положение кормилицы бастарда было, на взгляд слуг, лишь чуть выше моего собственного. — Я знаю только, что послали за госпожой Нинианой и мальчиком, и, сдается, кое-кого ждет хорошенькая взбучка, если король оглянется в поисках мальчика, а того не окажется под рукой. Король пришел в крайнее волнение, когда ему сообщили о приезде гостя со свитой, помяни мои слова.
— Ладно-ладно. Возвращайся и передай, что через пару минут мальчик будет в зале.
Слуга поспешил прочь, а кормилица повернулась и схватила меня за руку.
— Святые угодники на небесах! — Из всех жителей Маридунума у Моравик было самое большое собранье амулетов и талисманов; я не помню случая, чтобы она прошла мимо придорожного святилища, не воздав хвалу обитавшему в нем божеству, хотя на людях она всегда слыла христианкой и — особенно ввиду каких-либо неприятностей — становилась крайне набожной. — Сладкоголосые херувимы! Ну почему именно сегодня этому ребенку вздумалось обрядиться в лохмотья?! Пошевеливайся, иначе нам обоим несдобровать. — Она потащила меня за собой по дорожке к дому, деловито взывая к своим святым и подгоняя меня, наотрез отказываясь даже упоминать о том обстоятельстве, что насчет гостя я оказался прав. — Милосердный, милосердный святой Петр! Зачем я ела за обедом этих жирных угрей, а затем так крепко уснула? Именно сегодня! Вот, — она втолкнула меня в нашу комнату, — снимай с себя эти отрепья и надень приличную тунику; тогда мы вскоре узнаем, что уготовил тебе Господь. Поторапливайся, малый!