Страница 16 из 42
Один из каменотесов у гранитной стены согнулся в кашле, потом, бросив взгляд через плечо, подавил приступ и вновь принялся за работу. В пещере становилось светлее; свет исходил из квадратного отверстия, открывавшегося как дверной проем в поворачивающий за угол туннель: кто-то шел по туннелю, неся свежий факел — хорошего качества.
Появились четыре мальчика, грязные от пота и каменной пыли и обнаженные, как и остальные в пещере; они несли глубокие корзины, а за ними шагал мужчина, одетый в коричневую тунику в пятнах влаги. В одной руке мужчина держал факел, а в другой — табличку, которую внимательно изучал, нахмурив брови, тем временем мальчишки, подбежав к стене пещеры, стали насыпать в корзины осколки камней. Некоторое время спустя надсмотрщик подошел к стене и внимательно осмотрел ее, подняв факел повыше. Люди отошли назад, видимо, обрадовавшись передышке, а один из них заговорил с надсмотрщиком, показывая сперва на выработку, а затем в дальнем конце пещеры на сочившуюся там влагу.
Мальчики, наполнив и утрамбовав свои корзины, потянули их от стены. С ухмылкой пожав плечами, надсмотрщик достал из кошеля серебряную монету и уверенным движением игрока подбросил ее в воздух. Рабочие склонились посмотреть, что выпало. Тогда каменотес, говоривший с надсмотрщиком, повернулся к скале и с размаху всадил в трещину клин.
Трещина расширилась, и, затмевая свет, взметнулось облако пыли. А вслед за пылью хлынула вода.
— Выпей, — сказал Галапас.
— Что это?
— Один из моих отваров, не твоя настойка. Он совершенно безвреден. Пей.
— Спасибо. Галапас, сейчас грот по-прежнему хрустальный. В моем… сне он был совсем иным.
— Забудь пока об этом. Как ты себя чувствуешь?
— Странно… Я не могу объяснить. Кажется, со мной все в порядке, только голова болит, но… вот только это ощущение какой-то пустоты, как у раковины, которую сбросил моллюск. Нет, я — будто тростник, у которого вынули сердцевину.
— Свирель для ветра. Да. Спускайся к огню.
Когда я вновь сел на свое место с чашей подогретого вина в руках, он спросил:
— Где ты был?
Я рассказал ему об увиденном, но когда я стал расспрашивать его о том, что это значило и что ему известно об этом, он лишь покачал головой:
— Думаю, это уже выше моего понимания. Я знаю только, что ты должен поскорее допить свое вино и отправляться домой. Ты представляешь себе, сколько времени провел, лежа на уступе? Луна взошла.
Я вскочил на ноги:
— Уже? Должно быть, время ужина давно миновало. Если меня хватятся…
— Тебя не будут искать. Сейчас происходят другие события. Отправляйся, узнай все сам… и помни, что и ты — их часть.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал. Любыми средствами постарайся поехать с королем. Вот, не забудь. — Галапас сунул мне в руку мою куртку.
Я, словно слепой, смотрел прямо перед собой.
— Он уезжает из Маридунума?
— Да, но ненадолго. Я не знаю, сколько времени займет его поездка.
— Он не возьмет меня с собой.
— Это зависит от тебя. Боги будут сопутствовать тебе, Мирддин Эмрис, только если ты сам ступишь на их тропу. А для этого потребна смелость. Надень куртку, прежде чем выходить. Снаружи холодно.
Я сердито сунул руку в рукав.
— Ты все видел — то, что происходит на самом деле, а я… я только пялился в хрусталь с отраженным в них огнем и вот теперь заработал ужасную головную боль, и все напрасно… Какой-то глупый сон о рабах в старой шахте. Галапас, когда ты меня научишь видеть, как ты?
— Прежде всего, я уже вижу волков, которые съедят тебя и Астера, если ты не поспешишь домой.
Он рассмеялся себе в бороду, будто сказал что-то необычайно смешное, так что мне ничего не оставалось, кроме как сбежать из пещеры и вниз по склону, чтобы оседлать своего пони.
8
Над головой висел ломоть луны, четверть от полного круга, и света он давал ровно столько, чтобы не сбиться с пути. Пони пританцовывал, чтобы разогреть кровь, и натягивал повод сильнее обычного, навострив уши в сторону дома в предчувствии ожидавшего его ужина. Мне приходилось то и дело с усилием сдерживать его, поскольку тропа обледенела и я боялся свалиться. Сознаюсь, впрочем, последнее замечание Галапаса тревожно звенело у меня в голове, и по склону холма я пустил Астера гораздо быстрее, чем это было бы безопасно. Однако эта моя тревога вскоре была позади, поскольку мы быстро достигли мельницы и ровной тропы.
Здесь дорогу было ясно видно, поэтому я вонзил пятки в бока пони, и остаток пути мы проскакали галопом.
Как только вдалеке показался город, я понял, что там что-то происходит. На тропе у реки было пусто, что немудрено, поскольку городские ворота давно уже закрыли, но сам город светился множеством огней. За стенами факелы, казалось, горели повсюду, и за воротами слышались крики и топот. Соскользнув с седла у ворот конюшенного двора, я уже был готов к тому, что они закрыты и придется или стучать, или провести ночь на улице, но едва я подошел ближе, как одна створка отворилась, и Сердик, держа в одной руке закрытый с трех сторон фонарь с одинокой свечой, поманил меня внутрь.
— Я слышал, как ты подъехал. Весь вечер прислушивался. Где ты был, маленький герой-любовник? Должно быть, девушка сегодня была особенно нежна с тобой.
— Твоя правда. Обо мне спрашивали? Меня хватились?
— Насколько мне известно, нет. У них и без тебя полно сегодня забот. Дай мне повод, устроим пока Астера в амбаре. На большом конном дворе сейчас слишком оживленно.
— Почему? Что там происходит? Шум слышен за целую милю. Неужели война?
— Нет, а жаль; хотя, возможно, все к тому идет. Сегодня после обеда прибыл гонец: верховный король приближается к Сегонтиуму, заляжет там на пару недель. Твой дед выезжает завтра, поэтому все должно быть готово к отъезду как можно скорее.
— Понимаю. — Войдя за ним следом в амбар, я остановился, глядя, как Сердик расседлывает Астера, рассеянно сворачивая в жгут выдернутый из скирды пучок соломы. Жгут я подал его конюху через холку пони.
— Король Вортигерн в Сегонтиуме? Зачем он там?
— Говорят, чтобы сосчитать головы. — Сердик коротко фыркнул, изображая смех, и начал чистить пони.
— Ты имеешь в виду, он собирает своих союзников? Выходит, были разговоры о войне?
— Разговоры о войне и не прекращались с тех пор, как этот ваш Амброзий засел в Малой Британии, опираясь на короля Будека, но людская память хранит то, о чем лучше не говорить.
Я кивнул. Не могу точно припомнить, когда мне рассказали, поскольку никто не говорил об этом открыто, но все знали историю о том, как нынешний верховный король заполучил трон. Он стал регентом после внезапной кончины молодого короля Константина. Много разных слухов ходило вокруг этой смерти. А младшие братья Константина, не дожидаясь подтверждения или опровержения этих слухов об убийстве, бежали к своему кузену Будеку в Малую Британию, оставив королевство Волку и его сыновьям. Раз в год, а то и чаще слухи распространялись словно из ниоткуда: будто король Будек собирает юным принцам армию; будто Амброзий отправился в Рим, а Утер поступил наемником на службу к повелителю Восточной Империи или, дескать, он женился на дочери короля Персии; будто два брата собрали армию в четыреста тысяч человек и вот-вот вторгнутся в Великую Британию, чтобы предать огню и мечу всю ее землю от одного берега до другого; или что они придут с миром, подобно архангелам, и без единого сражения изгонят саксов с восточного побережья. Но минуло свыше двадцати лет, а ничего такого не случилось. О возвращении Амброзия говорили теперь как о чем-то уже свершившемся и ставшем легендой — так говорят о приезде в Британию Брута и троянцев спустя четыре поколения после падения Трои или о путешествии Иосифа к Тернистому холму вблизи Авалона. Или как о втором пришествии Христа — хотя когда однажды я повторил этот слух при матери, она так разгневалась, что я больше никогда не пытался шутить на сей счет.