Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 17

ГЛАВА XVII

БУРЯ

Это был не фрегат, не шхуна, даже не обыкновенный корабль, а всего лишь небольшой баркас, у которого Артур обтесал носовую часть рубанком, простой кусок дерева, на который он натаскал вразнобой всякой оснастки. Лапочку разбудила сильная морская волна. Едва Артур снялся с якоря, как барка была унесена бурей. Они должны были привязать себя друг к дружке и потом к мачте. Стрелка компаса более не показывала никакого направления, Артур привязал себя к румпелю, Лапочку же, словно околевающего у его ног щенка, беспрестанно рвало морской водой, он засунул в рот платок, но вода с каждой волной, при каждом вздохе лилась внутрь через нос. Кожа под одеждой вся пропиталась водой, он дрожал от холода, на горизонте не было ни единого проблеска, они плыли во тьме, не нашлось ни свечки, ни фонаря, у Артура не хватило времени зажечь огни на мачте, чтобы обозначить их местоположение. Внезапно их накрыла самая высокая волна, и Лапочка почувствовал, как губы Артура коснулись его век, однако он уже не знал даже, кто он сам — черешок, личинка или осколок, он лишился сознания, тучи вокруг них расступились.

Лапочка очнулся на смертной койке, с банной рукавичкой, пропитанной камфарой, на лбу. Артур пробовал снять с него одежду, но вымоченная кожа слиплась с бельем, он ходил в воде глубиною с метр, к счастью, резиновые сапоги доставали почти до бедер. Он одним движением сорвал паруса и свалил их в большой мешок, корабль вышел из ветра и теперь продвигался вперед в тихом плеске, ведомый течением, буря стихла как раз в тот момент, когда второй вал стал бы для них роковым, пенистые гребни опали, ветер утих, но Артур в глубине кокпита не мог увидать в том никакого чуда. Лапочка, придя в сознание, сам снял с себя матросскую блузу и тельник, которые в ожидании солнца пришлось несколько раз выжать. Артур опустил руки в трюм и на ощупь вытаскивал из заполнявшей его воды герметично закупоренные цилиндры с пергаментами, циркулями, сменной одеждой, бельем и бумагой, еда в прямоугольных железных банках хранилась в другом месте. Лапочка отдыхал на койке, и в это самое время, прежде чем он оделся, Артур поцеловал его в живот, и сквозь кожу, мышцы, нервные окончания и все, что их окружало, то более, то менее длинными и перемежающимися жаркими выдохами, заново овладевая азбукой Морзе, которую изучал, чтобы передавать сообщения и держать связь с другими судами, Артур в первый раз заговорил со своим сыном, он вымолвил:

— Остерегайся бурь и огради нас от них!

Промокшая одежда была развешана вместо парусов на мачте, пока не задул ветер, рассвело, и розовая заря вывела все чернила. Лапочка даже не задремал, Артур закрепил руль амортизационным шнуром, чтобы идти немного против течения, он разложил карту и начал чертить линии, равноудаленные от побережий и островов, но компас по-прежнему вертелся вслепую сам по себе, а Артур не мог расшифровать написанные на картонке названия, он не умел читать.

ГЛАВА XVIII

МОРСКИЕ ЗВЕЗДЫ

В одном из цилиндров Лапочка нашел маленькую круглую коробочку, полную рыболовных крючков, которые он подточил напильником. Ему приспичило наловить морских коньков, однако, любой натуралист сказал бы ему, что ни один конек не может плавать в такой холодной он ловил лишь морских звезд, он не сушил их, а вычищал, выбрасывая мягкие иглы обратно в море, и складывал совсем гладенькие в карманы.

Когда он скучал, он наполнял пузырьки морской водой. Он освободил все медицинские склянки от содержимого; ползая на четвереньках по кокпиту с желтым ведром, он выливал и наполнял флаконы, опять затыкал их резиновыми крышечками, настолько вода повсюду вокруг отупляла его, и руки от воды разбухли.

Артур надел матросскую шапочку и продолжал вычерпывать воду из трюма, прошло уже два дня с тех пор, как их унесло шквальным ветром, и они до сих пор не спали.

Лапочка расколол орех, чтобы добраться до сочной мякоти, и, поскребя скорлупу ногтями, опустил ее на воду в ведре, скорлупа держалась на поверхности; Артур пел:

Лапочка вылил воду вместе со скорлупой из ведра и съел желтый и горький плод.

Они больше не знали, где плывут, компас ничего не показывал, а карты, казалось, изображали какие-то иные материки, иные миры; крошечные цифры, плававшие меж берегов, не соответствовали никаким известным обозначениям, не удавалось выбраться из опаснейших течений, и их относило все дальше.

Лапочка спал. Чтобы его меньше укачивало, Артур привязал его к кушетке, был день, однако, он нес вахту, уже больше не укрываясь от ветра, ветер дул ему прямо в лицо, и не было там иного владыки, ветер кружил, они кружились с ним вместе, вертясь, как стрелка в разные стороны.

За сорок два дня они опустошили запасы провианта. Консервированная перепелка пошла в ход первой, чтобы проще было справиться с бедствиями. Оставались лишь безвкусные галеты из водорослей, немного арахисового масла, и еще они удили рыбу, Лапочка выкинул всех морских звезд, чтобы освободить карманы и склянки, перчатка была изорвана острыми рыболовными крючками. Они добывали жалкую рыбешку, не похожую ни на что знакомое, невыносимо отдававшую тиной и гадко скалившуюся, когда они потрошили ее живьем; Лапочке это снилось.

Чтобы справлять нужду, они, как во время бури, разматывали снасти и привязывали себя друг к дружке, опасаясь, что их схватят незримые челюсти, сновавшие в темной поверхности за кормой.

ГЛАВА XIX

ЛЕДЯНАЯ ЦИТАДЕЛЬ

Сорок два дня (Лапочка вел судовой журнал) они лавировали вслепую, тащили за собой якоря, пересекали параллели и меридианы. На рассвете сорок третьего дня их разбудил сильный толчок: корабль задел что-то твердое, они вышли из каюты и увидели, что оказались внутри ледяной цитадели, необъятной крепости, в которой были башни, уступы, лестницы, и не было ни одного живого человека, ибо во льдах был заточен дух, пытавшийся выбраться и стонавший посреди холода; они различили жалобный вздох, но подумали, что это, подобно сваям фундамента, скрипит лед. Поднялось солнце и тремя лучами растопило крепостные стены, они ускользнули в то же самое время, что и пленный дух. Им хотелось есть, но из страха перед божественным отмщением они не прикасались к собственным экскрементам, каждый имел право пососать пальцы только что поевшего, выпотрошить каракатицу или подтереть задницу. Голод растворился в плотском желании, которое на расстоянии приковало их друг к другу одним жгучим взглядом, и в котором они не могли сами себе признаться. Так как больше не существовало курса, которого нужно было придерживаться, один лишь переменчивый ветер повелевал им ослабить на несколько отметок канат, скручивавший руль, они засыпали блаженным сном, больше не страшась бурь. Каждый вечер, лежа бок о бок, они приподнимали ноги под одеялом и, не говоря ни слова, без придыханий, не шурша тканью, даже не задерживая дыхания, одновременно брызгали семенем себе на животы; вместо того, чтобы смешать его, перепачкавшись, они оставляли семя впитаться в ткань тельников, в этом месте желтевших, было слишком холодно, чтобы стирать одежду, она бы сразу обледенела и стала твердой, зародыш медленно рос в животе Лапочки, но Артур с ним не разговаривал, он позабыл о его существовании.

ГЛАВА XX

АРТУР И АРТУР

Сомнамбулической ночью Лапочка получил распоряжение порвать все карты, разбить компас и выбросить в воду оставшуюся провизию. Волею того же распоряжения, когда проснулся, он был избит до крови Артуром. У них остался лишь никудышный лот: они пустили его по течению и порой он застревал в вязкой черной илистой глубине. Артур знал, что глубину измеряют саженями и футами и записывал ее каждый день в бортовой журнал Лапочки, который еще не был принесен в жертву.

3

Артур произвольно цитирует слова песни «Легенда о синих волнах» (La legende des flots bleus), которую исполняла Берт Сильва (1885–1941).