Страница 82 из 102
— Я видел Василия, — заметил Пьер. — Что он сделал?
— Это ужасный человек. Он привел отца в подвал и сказал, что Оглы не заплатит ему за поместья, пока отец не подпишет документ, свидетельствующий, что деньги уже уплачены. Отец, конечно, отказался. Евнух приказал связать его и заткнуть ему рот. Раб нагрел докрасна железную пластинку. Они не давали отцу закрыть глаза с помощью колючек саксаула и приблизили пластинку к его лицу, так что он вынужден был смотреть на нее. Отец был беспомощен и согласился поставить подпись. Но евнух начал кричать и смеяться как сумасшедший, а отец потерял сознание.
— Ужасно!
— Когда отец пришел в себя, они плескали ему водой в лицо. Он снова выразил согласие подписать документ, и Василий дал ему сделать это. Колючки все еще были в глазах отца. Но потом они снова заставили его смотреть на пластинку.
— После того, как он отказался от поместий?
— Да.
— В это трудно поверить.
— Потом евнух налил уксуса в глаза моего бедного отца, и они принесли его домой на носилках. Евнух не заплатил ему ничего. Оглы прислал с пажом несколько фунтов примерно через неделю.
— А разве граф не мог обратиться к кому-то в поисках правосудия?
— Он мог донести на Оглы. Но Оглы — крупный вельможа, родственник султана. Ему просто сделали бы замечание. Отец подозревает, что Оглы оставил ему дом, чтобы свалить все на евнуха, если дело откроется. Но отец, разумеется, не собирался говорить кому-либо, потому что на нем все еще лежит вина ограбления каравана.
— Оглы знает своего слугу, — сказал Пьер. — Я слышал, как он говорит с ним. Он несомненно знал, что Василий будет пытать твоего отца.
— Отец тоже так думает. Но что мы можем сделать? Теперь Оглы построил этот караван-сарай, и его караваны иногда останавливаются здесь на ночлег.
— Это странно, Стефания. Почему они не могут за час-другой дойти до города?
Она не дала прямого ответа.
— Я никогда не спрашиваю о делах, Питер.
— Тогда и я не буду спрашивать. Но во Франции, Стефания, если бы твой отец совершил такой проступок, он мог прийти к королю и сказать: «Ваше Величество, я совершил дурной поступок, но другой человек поступил еще хуже. Рассудите, кто из нас более виновен».
— Здесь не Франция, Питер. Если караванам будет наноситься ущерб, окружающие языческие народы нападут на нас все сразу с обнаженными саблями. Их во много раз больше, чем нас. Вот почему законы так строго защищают караваны. Отец никогда не сказал бы ни слова, и Оглы знал это. Но я ужасно боюсь, что Теодор узнает все. В нем сидит демон. Он ненавидит евнуха всей душой. Оглы знает это, и хотя он наш лендлорд[30], ни он, ни его люди никогда не приезжают сюда.
— Мне кажется, он очень благоразумно старается избегать инцидентов, — сказал Пьер. Он посмотрел на огромный, загадочный караван-сарай, расположенный так близко от города. — Вероятно, у него есть свои причины избегать твоего брата, а следовательно, обходить стороной и ваш дом.
— Бедный отец! — Она закрыла лицо и вновь заплакала. — Быть слепым ужасно. Он так боялся этого.
— Он сейчас один?
— Он не хочет, чтобы кто-то был рядом. Он не ел весь день. Он молится на коленях с того момента, как я сказала ему… Я должна была ему сказать — никто другой не смог бы — что уже наступил день.
— Если бы я был твоим братом, я, наверное, чувствовал бы то же, что и сэр Теодор. Никогда не слышал такой ужасной истории.
Комплекс сложных женских эмоций, которые Пьер не пытался понять, поднял ее руки ему на плечи. Ее мокрое от слез лицо прижалось к его щеке. Он успокаивал ее как ребенка. Но в ее руках было больше силы, чем в руках ребенка, и он слегка вздрогнул, когда она нажала на рану в его груди чуточку сильнее, чем он мог вытерпеть. Она сразу ослабила объятие, но не отстранила свое лицо.
Имя «Пьер» во всех его версиях на всех христианских языках от греческих островов до скандинавского полуострова означает «камень». Но он был не каменный, и сияла полная луна. Брат мог бы похлопать ее по плечу, убеждал он себя, и погладить влажные от слез щеки. Мог или нет брат спрятать свое лицо в ее пахнущих мускусом черных волосах и нежно обнять ее за талию, чтобы не дать ей упасть в родник — такой вопрос он себе не задавал.
— Извини, если я задела твою рану, Питер.
— Еще одна маленькая память от Оглы. Ты не причинила мне боли, Стефания.
— Как это случилось?
— Я разговаривал с греком, одетым по-турецки в «Звезде Востока». К нам подошли еще три грека, одетые по-французски и началась драка.
Все эти переодевания развеселили девушку и она улыбнулась в первый раз с того момента, как подошла к нему.
— Теодор сказал, что на улице была большая свалка. Как ты узнал, что это за переодетые люди?
— Фальшивые франки были подосланы Оглы. Они признали это, когда у нас была другая драка за пределами города.
— Я рада, что они не убили тебя.
— Не знаю, кем был фальшивый турок, но это был явный грек. Я узнал об этом по его манере говорить. Они ударили его по голове, и сначала я подумал, что он мертв. Но у него под тюрбаном была стальная шапочка, и удар только оглушил его. Я увидел это, когда меня самого сбили с ног. Боюсь, что я недолго боролся, Стефания. На нем под башмаками пустыни были красные котурны.
— Что ты сказал, Питер? — Она выпрямилась и изумленно посмотрела на него.
— Я сказал, что на нем были красные туфли. Я в этом уверен. На них еще были жемчужины. Вероятно, богатый юноша решил позабавиться. Он сказал, что очень хочет посмотреть выступление танцовщицы по имени Ирена.
— В Трапезунде лишь два человека носят пурпурные туфли. Любой оттенок красного категорически запрещен. Это императорский цвет.
— Я что-то слышал об этом, но не обратил внимания.
— Питер, я думаю, ты сидел с императором! — Она была потрясена.
— Может быть. Он совершенно бесстрашно выхватил саблю, я теперь вспомнил это, и приказал тем троим убираться из таверны. Видно было, что он привык к повиновению. Но разве принято, чтобы император Трапезунда шатался один по заведениям на побережье?
— Можешь быть уверен, он был не один. О Давиде, младшем Великом Комнине, говорят, что он иногда переодевается и ходит среди простых людей. Разумеется, его всегда охраняют. Его друзья утверждают, что так он общается с народом. Большинство из нас, представителей понтийских родов, считают его глуповатым с его любовью к гонкам на лошадях, игре в поло и театральным представлениям. Для Трапезунда наступят черные времена, если такой слабый человек будет править один.
Это было удивительно — сидеть с Великим Комнином, и девушка на мгновение забыла об ужасной трагедии отца. Но ее не очень интересовала трапезундская политика.
— Как выглядела танцовщица в таверне, Питер?
— О, она достигла совершенства и четкости в танце.
— Как она была одета? Я не была в городе несколько лет. Мне всегда нравились красивые платья.
Пьер вспомнил о морских водорослях.
— Дай подумать; на ней была длинная волнистая юбка, какой-то серебряный жакет и что-то вроде турецкой чадры… Точно не помню.
Настроение Стефании, как у всех гречанок, быстро менялось. Ее глаза смеялись.
— На этих камнях очень жестко сидеть, Питер. Погуляй со мной, чтобы я могла ощутить ступнями траву.
Совесть Пьера таяла при лунном свете. От Франции его отделяли два месяца, три драки и четыре моря позади и выкуп впереди. За караван-сараем, где кончался двор замка, посыпанный гравием, была большая зеленая лужайка, окруженная лесом. Стефания взяла его под руку, и они пошли по направлению к лужайке.
— Я просила, чтобы ты говорил со мной как брат, — сказала она, — и ты замечательно справился с этим. Теперь ты рассказываешь, что на танцовщице была плотная турецкая чадра, через которую ничего не видно. Прекрасный костюм! Ты когда-нибудь ходил босиком по траве, Питер? Она такая чудесно прохладная.
Пьер рассмеялся так громко, что испугался и сразу понизил голос, чтобы не услышал граф, если бедняга еще не спит.
30
Землевладелец (прим. перев.).