Воспоминания

В конце книги приводим перечни работ С. П. Тимошенко на русском и иностранных языках, появившихся в печати. Эта внушительная библиография является результатом произведенного нами исследования.

Если много говорят о влиянии русской эмиграции на мировую культуру, то в плеяде выдающихся эмигрантов с мировым именем несомненно автор этих «Воспоминаний» занимает одно из первых мест. Его новые теории помогли coвременной технике достичь вершин нашего исключительного времени и его книги являются настольными у всех передовых инженеров-механиков и строителей во всем мире.

Все издание этой книги Степан Прокофьевич пожертвовал Кассе Взаимопомощи С. Петербургских Политехников. Низкий земной поклон ему за это от имени многих немощных и болеющих старых коллег, разбросанных по всему свету.

Мои родители

О моих родителях знаю следующее: мой отец Прокофий Тимофеевич родился в 1847 году 8‑го июля в хате крепостного крестьянина, принадлежавшего помещику Степану Кандыбе. Помещик женился на своей крепостной, старшей сестре моего отца. Отец был взят маленьким в помещичий дом и воспитывался с детьми помещика, т. е. своими племянниками и племянницами. О детстве отца я знаю мало. Помещик, Кандыба был довольно состоятельным. Жил в своем имении в деревне Шпотовка Конотопского уезда Черниговской губернии, имея и другие владения в Полтавской и Киевской губерниях. У него было пятеро детей, две дочери и три сына, с которыми и рос мой отец. Кандыба рано умер и его вдова осталась с пятью малыми детьми.

Это было время больших перемен в России, — кончалось крепостное право. Начинались великие реформы Александра II-го. Вследствие экономических перемен многие помещики разорились. Дела Кандыбы тоже шли неважно. Старший сын Кандыбы, Владимир Степанович, и мой отец решили, что одним домашним образованием, какое тогда давалось помещичьим детям, не проживешь. Нужно научиться чему- либо, что могло бы давать средства к существованию. Они отправились в Харьков на только что открытые курсы для подготовки землемеров. Кончили их успешно в 2 года и примерно с 20-летнего возраста начали самостоятельно работать как землемеры.

Работы землемерам было в то время много. Освобожденных крестьян наделяли землей. Крестьянские поля выделялись из помещичьих и разделялись между крестьянами. Было немало трудных задач, главным образом не технического, а экономического и иногда политического характера. В некоторых местах крестьяне отказывались брать землю, считая, что земля должна быть дана им даром, а не за выкуп. Землемер являлся отчасти посредником между крестьянами и помещиком. От него часто зависело, как выделить крестьянскую землю, чтобы защитить крестьян. Отец мой в своей работе отстаивал их интересы и оставил по себе в Конотопском уезде добрую память. Много лет спустя, когда отец уже давно покинул землемерную деятельность, мне мальчиком приходилось проезжать с ним по селам, где в молодости он работал землемером. Каждый крестьянин кланялся и снимал шапку при его проезде. В те времена такое почтение оказывалось далеко не всякому помещику. Помню также, что в случае споров о границах, крестьяне тех сел не обращались в суд, а шли к моему отцу и его слово было решающим.

Землемерством отец занимался около 10 лет. Благодаря выдающемуся здоровью и работоспособности он выполнил большое количество землемерской работы. Я слышал в детстве рассказы, что он работал с двумя сменами рабочих. Работал с раннего утра. Рабочие к полудню выбивались из сил и тогда являлась новая партия рабочих, с которой отец продолжал работу до позднего вечера. Огромную трудоспособность отца мне приходилось наблюдать позже самому, когда он вел собственное большое хозяйство. Он летом обычно вставал при восходе солнца и сам наблюдал за распределением всех работ на местах. К 8 часам утра он возвращался к завтраку, а потом отправлялся на целый день в поле. Нередко отец обедал летом при свечах. Следовательно, по 10- 12 часов оставался без всякой пищи. И так он работал до 50- летнего возраста.

В 1876 году отец женился. Землемерство, связанное с постоянным разъездами, нужно было бросить. Он взял в аренду Кандыбское имение в деревне Шпотовке и начал собственное хозяйство. В 1880 году, когда мне было 2 года, отец взял в аренду соседнее имение Базиловку, принадлежавшее помещице В. И. Гамалей, урожденной Скоропадской. Мы переехали жить в Базиловку. Здесь прошло мое детство.

Моя мать родилась в 1854 г. в польской семье Сарнавских. Отец матери, отставной военный, был управляющим в имении Браницких, возле города Звенигородка, тогда в Киевской губернии. О ее детстве я почти ничего не знаю. Знаю только, что ее отдали в открывшуюся тогда в Киеве Фундуклеевскую женскую гимназию, которую она успешно окончила, получив таким образом полное гимназическое образование, что, по тем временам, было довольно редким достижением для женщин.

Теперь, когда я вспоминаю моих родителей, я вижу, что они оба были редкого физического здоровья, имели громадную трудоспособность и отдавались делу с большим интересом. Кажется отец полностью был поглощен своим делом и вне дел не имел каких‑либо особых интересов. Такие деревенские развлечения, как охота, лошади, карты, поездки к соседям, занимали очень незначительное место в его жизни. Мы выписывали обычно один из толстых журналов, газету, «Ниву» с приложениями, и это было, пожалуй, все, что читал мой отец. Мать видно имела гораздо больший интерес к чтению, особенно к литературе. Когда мы уже учились в реальном училище и на праздниках привозили книги из библиотеки, мама все эти книги прочитывала. Читала запоем, не отрываясь, пока не окончит книги. Когда на праздники учитель словесности задавал нам писать сочинение, я иногда обращался к маме — она хорошо и интересно писала.

В раннем детстве в зимние вечера, когда отец был свободен от хозяйственных забот, мама читала ему вслух стихи Шевченко. Шевченко писал языком Киевской губернии и некоторые слова казались отцу непонятными. Но мама, знавшая польский язык, могла понимать без всяких затруднений.

Отец был фанатиком своего дела и, когда работал, все остальное уходило на второй план. Когда он погружался в дела, он забывал и о семье и о детях. Мама всегда была мягче и понимала больше, что кроме дел есть и другие стороны жизни. В наших малых делах мы, дети, шли к матери и в нужных случаях она являлась посредником между нами и отцом. Семья была дружная и жизнь шла тихо и мирно. Я не припомню даже никаких признаков несогласий между отцом и матерью.

Раннее детство

Некоторые разрозненные воспоминания у меня остались от самого раннего детства, когда мне было вероятно не больше трех лет. Мою жизнь, начиная с пятилетнего возраста, я припоминаю довольно хорошо. В Базиловке тогда еще существовала старая помещичья усадьба с большим садом. Устраивалась эта усадьба украинским помещиком Дорошенко, потомком украинского гетмана. В наше время дом был уже очень старый, постройки, вероятно, конца 18‑го века. Сад был запущен. Только вблизи дома чистились дорожки и держались в порядке цветочные клумбы, а подальше густые заросли покрывали площадки и искусственные насыпи сада, когда‑то разбитого во французском стиле. В моем детстве этот сад играл огромную роль. Большую часть времени весной и летом я проводил в этом саду, и теперь, вспоминая детство, мне прежде всего представляется наш сад. Он занимал, кажется, 18 десятин (гектаров), но тогда он казался нам прямо бесконечным.

Весной и летом мама много помогала отцу. Огороды и табачные плантации, обрабатывавшиеся женским трудом, были полностью в мамином заведывании. При таких условиях мы часто предоставлялись самим себе и пользовались почти неограниченной свободой. Была, конечно, няня, но она обычно была занята меньшим из детей и старшие довольно скоро освобождались от ее опеки. Мы уходили в сад, где было несколько прудов, и там проводили время. Нам было только строго запрещено купаться и плавать на лодке при отсутствии взрослых. Мы это требование выполняли почти до 10- летнего возраста, когда уже хорошо плавали. Но и без купания на прудах было много интересного. На мелком берегу можно было бродить по воде, закатавши штаны, можно было охотиться в зарослях на лягушек и ужей, которых было большое количество.