Страница 7 из 53
Берхгольц, дневник которого является бесценным документом для Петровского Петербурга, говорил об Адмиралтействе несколько раз. В первый раз 23 июня 1721 года он уделяет Адмиралтейству всего-навсего несколько строчек, но все же отмечает характерную особенность Адмиралтейства — шпиль[64]: «На Адмиралтействе, красивом и огромном здании, устроен прекрасный и довольно высокий шпиц, который восходит прямо против проспекта» — вот и все; через месяц — 24 июля того же года[65] — Берхгольцу удалось осмотреть Адмиралтейство, и он становится довольно красноречивым: «Осмотрели несколько и самое Адмиралтейство. Оно имеет внутри большое, почти совсем четыреугольное место, которое с трех сторон застроено, а с четвертой открыто на Неву, где корабли строятся, а потом спускаются в воду. Против открытой стороны находится большой въезд или главные ворота, над ними устроены комнаты для заседания Адмиралтейств-коллегии, и поднимается довольно высокая башня, выходящая, как я уже говорил прежде, прямо против аллеи, называемой проспектом, через который въезжают в Петербург и который в средине вымощен камнем, а по бокам имеет красивые рощицы и лужайки. Обе стороны Адмиралтейства,идущие флигелем к воде и окаймляющие вышеупомянутую четыреугольную площадь, наполнены огромным количеством корабельных снарядов. Там же живут и работают все принадлежащие Адмиралтейству мастеровые. Подле здания стоят большие кузницы. В одном из флигелей устроена обширная зала, где рисуют и, если нужно, перерисовывают мелом вид и устройство всех кораблей, назначенных к постройке. Вне и внутри Адмиралтейского здания наложено множество корабельного леса всякого рода, но еще большее его количество лежит в ближайших каналах, откуда его берут по мере надобности. Все это огромное Адмиралтейство обведено снаружи валом с бастионами со стороны реки, которые окружены довольно широким и глубоким каналом,, а с внутренней стороны обрыто небольшим рвом». Наконец, Берхгольц сообщает и следующую подробность[66]: «Прошли потом в флаговой зал,, где приготовлена была закуска. В этом зале развешаны под потолком все флаги, знамена и штандарты, отнятые в продолжение последней войны у шведов».
Вот и все описания, сохранившиеся нам от Петровского времени. Из них можно вывести заключение, что Петровское Адмиралтейство бесспорно поражало иностранцев своею громадностью, обширностью и колоссальностью заготовленных материалов. Конечно, Адмиралтейство показывалось иностранцам не с будничной стороны, а прикрашенное, приправленное, но все же мы не можем отказать, что при Петре I адмиралтейские запасы были громадны, а деятельность Адмиралтейства все расширялась и расширялась.
Затем в описаниях Адмиралтейства наступает большой пропуск, и мы можем процитировать только описание Богданова, датированное 1751 годом[67]: «Внутри Адмиралтейства строения следующие: 1. каменные магазины; 2. внутри по каналу построены каменные мастеровые покои (1719 года); 3. чертежные амбары, деревянные два, по обеим сторонам построены, в которых чертят корабельные чертежи; 4. доков, в которых корабли строят, 10, один мокрой; 5. ворот в крепости трое: 1) от лугу, 2) от дворца, 3) от Исаакия или по нынешнему от Сената.
6. мостов подъемных через ров и канал у всяких ворот по 2 моста, итого 6; 7. при всех воротах каменные караульни, одна гауптвахта».
Богданов слишком лаконичен в своем описании, и, сравнивая это описание с описанием Петровского Адмиралтейства, можно даже подумать, что после Петра Великого всякая строительная деятельность прекратилась и Адмиралтейство только поддерживалось. Но это впечатление тотчас изменится, когда мы узнаем, какое громадное количество дел по перестройке Адмиралтейства — они нами приведены в примечании[68] — сохранилось до нашего времени; большая строительная работа продолжалась все время царствования Анны Иоанновны, это была первая серьезная перестройка, которая вызывалась не только требованиями морского ведомства, по и требованиями эстетики — хотели облагородить, дать более изящный вид мазанковой башне и мазанковым строениям.
В 1727 году[69] мазанковые строения в Адмиралтействе заменились каменными, только башня со второго этажа осталась мазанковою. Впрочем, довольно скоро и эту башню разобрали и на ее месте поставили новую, каменную, купол и шпиц были обиты медными позолоченными листами. Главный въезд и башня, построенные в 1734 — 1738 годах, по проекту русского архитектора Ивана Коробова, обнаруживали — как говорит Н.Е. Лансере в своей монографии об Адмиралтействе — первоклассного зодчего и художника. Это была красивая постройка. Первые два этажа главного выступа, служащего как бы основанием для самой башни, под один корпус со всем зданием, обработаны просто и сильно — только рустированными широкими лопатками, причем под самой башнею более крупными и массивными камнями. Выше начиналась собственно башня, и третий ярус ее с пятью окнами в два света по фасаду расчленялся дорическими пилястрами. Над этим ярусом была открытая терраса. Следующая часть башни, сильно суженная, с тремя окнами, разделенными ионическими пилястрами, перекрывалась характерно изогнутым куполом с часами, служившим переходом к восьмигранному открытому, но впоследствии застекленному фонарю, обработанному по углам пилястрами коринфского ордена. Выше уже подымался шпиль, увенчанный яблоком, короной и трехмачтовым кораблем. Вся высота шпиля от земли 34 сажени.
В таком виде, только с необходимым ремонтом, эта часть Адмиралтейства сохранилась вплоть до своей окончательной перестройки Захаровым. Но если внешний вид Адмиралтейской башни не изменялся, то совершенно переменился характер внутренних помещений: при Петре и Анне в башне над входом помещалась Адмиралтейств-коллегия, но 23 декабря 1747 года было издано высочайшее повеление о постройке церкви в Адмиралтействе[70]; церковь строил Чевакинский, причем постройка церкви, как и вообще большинство Елизаветинских построек, сильно затянулась[71], и церковь была освящена 10 мая 1755 года, далеко не законченной. Потолок ее был подбит досками и сверх них холстиной, из опасения обвала от сырости; карнизы столярные, стены и потолки были раскрашены по рисунку другого русского архитектора Башмакова. Иконостас, тоже по его проекту, был деревянный, окрашенный светлолазуревой краской, пилястры же, рамки и вся резьба позолочены. Иконы писал значительный русский художник того времени Мина Колокольников[72].
В дальнейшей жизни Адмиралтейства большое значение имел 1783 год: одно событие этого года чуть-чуть вполне коренным образом не изменило судьбу Адмиралтейства. Событие это — столь обыкновенный в петербургской жизни пожар. О нем так картинно всеподданнейше доносила Екатерине II Адмиралтейств-коллегия[73]: «После бывшего сего 13 мая в полдень жестокого ветра и вихря через полчаса стоящий часовой на покрытом пути к Исаакиевской церкви усмотрел дым над адмиралтейскими магазинами с W сторону от угла под крышею с наружной стороны и тотчас закричал, что в Адмиралтействе пожар, что наконец и другими с таковым же криком подтверждено было». — Как видим, способы извещения о пожаре были очень примитивны — «таковым же криком подтверждено было». Далее, коллегия продолжала: «Почему в то самое время помощию находящимися и против самого того места заливными трубами действовать и оный тушить старались; а через 1/4 часа от начала оного съехались и все члены коллегии и увидели, что горят под крышею стропила и решетки, но уже по обеим сторонам угла по три магазина. И хотя все возможное употреблено было к погашению, но как ветер не токмо не уменьшался, но и усиливался, да и потому, что оное строение на углу прикрыто адмиралтейским валом, то беспрестанный был вихрь: то и не оставалось другого способа, как употребить всевозможное к пресечению пожара сломанием железных крышек, что однакож три раза огонь делать воспрепятствовал. Но наконец то сделать удалось и закласть одну дверь, которая в брангмаурах была, и тем его остановить. В то же самое время, когда свирепствовал над магазинами, перекинуло огонь и внутрь Адмиралтейства, где строют корабли, в мастерские покои, не более 81/2 сажен, через канал от горящих магазинов отдаленные и так же как и первые железом крытые. В сем случае, почти оставя сие не важное и малозначущее строение, все силы употреблены были для сохранения близ самого его лежащий для отстроения кораблей приуготовленный лес, в чем и предуспели, который если бы не спасли, то не токмо сгорело бы все Адмиралтейство, но и строющиеся военные 100 и 74-пушечные корабли, которые совершенно безвредно остались, так как и еще заложенный 100-пушечной. Где же и какое строение сгорело, а в том числе сколько и с чем магазинов было, на умедлит адмиралтейская коллегия, по сочинению первому плана, а второму по собрании обстоятельных ведомостей Вашему Императорскому Величеству донести. А теперь может токмо донести, что денежная сумма не токмо та, что в ведении казначейской экспедиции, но и та, что по разным другим департаментам, вся в целости без наималейшей траты, которой по всем местам российской 361.430 руб. да иностранной золотой и серебряной до 27.310 р. Также спасены и все счетные книги о деньгах и по экипажеским магазинам, о чем и формальные рапорты коллегия уже имеет. Что же до прочих вещей касается, сколько чего сгорело, или так испортилось, что к употреблению негодны, о том адмиралтейская коллегия не преминет вашему императорскому величеству всеподданнейше донести, как скоро оные вещи разобраны будут, к чему уже и приступили.
64
Берхгольц. Дневник, т. I, стр. 29.
65
Там же, стр. 77.
66
Там же, стр. 123.
67
Богданов-Рубан, стр. 67.
68
Архив Морского Министерства, 1727—1728 г. Столп об Адмиралтейских строениях 907 л. Дела Адм. Конт., № 126; 1728 г. О производстве построек на Адмиралтейском полковом, дворе. Дела Адм. Кол., 1728 г., № 1, лл. 745—753; 777—832; 1728 г. О постройках, произведенных в Адмиралтействе. Д. Адм. Кол., 1726 г., № 33, л. 587—603; 1731—1733. Столп об Адмиралтейском строении, 475 л.: 1735 г. Постройки в Адмиралтействе, д. Воин. Мор. Ком., № 58, л. 63, 195, 239—243.
69
Лансере, стр. 24—25.
70
Архив Морского Министерства. Высочайшие повеления, № 9, л. 53.
71
Там же, Экспедиция над верфью, № 140 и Дел. Адм. Кол., 1748 г., № 11.
72
Лансере, стр. 25.
73
М. И. Р. Ф., ч. ХIII, ст. 8-10.