Страница 21 из 53
Этот мост был свидетелем большой катастрофы, происшедшей 8 сентября 1859 года[163]. По случаю приезда принцессы Дагмары, невесты наследника престола, будущего императора Александра III, была устроена иллюминация, и весь Петербург высыпал на Невский. Особенно стечение народа было на Полицейском мосту, и решетка не выдержала, обрушилась, и масса народа полетела в Мойку; кажется, почти всех удалось вытащить, по крайней мере в официальных известиях подтверждалось, что все обстояло благополучно. Наконец отметим, как курьез, что в 1870 году в городской думе рассматривался проект купца Германа Молво[164]. Этот русский иностранец предлагал за свой счет перестроить и расширить Полицейский мост с устройством по обе стороны моста теплых павильонов для торговых помещений и теплых ватерклозетов. Конечно, дума не согласилась на такую утилизацию Полицейского моста.
Полицейский мост был устроен через Мойку по направлению Невского проспекта — этой улицы Веротерпимости, главной артерии столицы. О Невском проспекте до сих пор в широкой публике существуют самые превратные понятия, и поэтому мы считаем вполне уместным дать здесь справку о Невском проспекте, предупреждая, что это будет простая справка, конечно, нисколько не похожая на тот «Невский проспект», который был издан к 200-летию Петербурга.
Если Дюма, увидав на Невском проспекте, который в его время был, действительно, главной улицею столицы, подряд четыре иноверческие церкви: голландскую, лютеранскую, католическую и армянскую и вспомнив, что в его прекрасной Франции, даже в свободолюбивом Париже, чуть ли не до самого последнего времени для инославных церквей место отводили на задворках, мог изумиться «веротерпимости» русских и назвать Невский улицею Веротерпимости — ошибка француза, приехавшего на короткий срок в чуждый ему город, понятна. Конечно, места для инославных церквей отводились на Невском проспекте вовсе не потому, что русские были веротерпимы, а только потому, что Невский проспект даже не считался улицею, он был всего-навсего проезжей дорогой. Адмиралтейская сторона, местность, расположенная у Адмиралтейства, в настоящее время считается центром города. Но ведь при Петре центр города сперва был на Петербургской стороне, на Троицкой площади, а потом должен был строиться на Васильевском острове, который предполагался для города. У Адмиралтейства должны были быть одни морские слободки, чтобы в них селились люди, так или иначе привязанные к Адмиралтейству. И Невская перспектива была всего-навсего большая дорога, соедняющая Адмиралтейство со старой Новгородской дорогой.
Надо помнить, что старая дорога из Новгорода в Ниеншанц (нынешняя Охта) — единственный путь сообщения через эту болотистую местность возникающего Петербурга с отходящей на второй план Москвою — шла по краю Московской и Литейной частей, приблизительно там, где теперь упразднен сравнительно недавно устроенный бульвар над заключенным в трубу Лиговским каналом. Эта старая тропа, в нынешней Кирочной улице, делилась на три тропы: крайняя шла к Спасскому посаду, помещавшемуся приблизительно у Смольного монастыря; здесь и был перевоз через Неву в Ниеншанц; вторая — средняя — направлялась к небольшой финской деревушке Северина мыза, располагавшейся на месте въезда на нынешний Литейный мост; последняя тропа — западная — вела к Фонтанке, на место нынешнего Инженерного замка, здесь была мыза шведского помещика майора Конау[165].
Эти дороги, или, вернее, тропы, в наиболее топких местах замощенные бревнами из срубленных здесь же сосен или елей, вполне удовлетворяли немногочисленных обывателей данной местности. Но с началом постройки Адмиралтейства пользование западной тропою стало затруднительным для перевозки больших грузов, большого количества материала, потребного для Адмиралтейства — уж слишком велик был круг: от мызы Конау (нынешний Инженерный замок) приходилось подниматься к Неве и здесь берегом тащиться до Адмиралтейства.
Конечно, стали искать более короткого прямого пути. А так как надо было переправляться через Фонтанку, тогда безыменный Ерик, то прежде всего нужно было найти удобное место переезда: довольно широкая Фонтанка не только заметно суживалась на месте пересечения с нынешним Невским проспектом, но от правого берега ее выходила далеко в ширину реки значительная отмель, которая в виде длинной косы простиралась приблизительно до нынешнего Чернышева переулка. Было еще более узкое место приблизительно там, где теперь Обуховский мост, но, во-первых, это место было дальше от старой Новгородской дороги, а, во-вторых, между безыменным Ериком и речкою Кривуши шли еще незасыпанные болота; в первом же месте, там, где теперь Аничков мост, этих болот не приходилось переходить, так как они не доходили до этого моста.
Таким образом вполне ясно, что направление Невского проспекта от Адмиралтейства до Знаменской площади вполне объяснимо местными топографическими условиями. И этот проспект или эта «большая першпективная дорога» была выполнена руками шведов в 1710 году[166], как на это указывают два современника в своих записках. Бассевич писал: «Великолепное предместье Петербурга, названное проспектом, было все вымощено их (шведами) руками, и они до самого нейштадтского мира подвергались унизительной обязанности чистить его каждую субботу». К этому добавим указание Берхгольца[167]: «Она (Невская перспектива) проложена только за несколько лет (писано 23 июня 1721 года) и исключительно руками пленных шведов».
Незадолго до войны мы проявляли большой «патриотизм» во всех подходящих и неподходящих местах; конечно, этот патриотизм приходилось ставить в кавычки. И вот профессор духовной академии С. Г. Рункевич поместил статью «Двухстолетний юбилей Невского проспекта 1712—1912 г.г.»[168]. В этой статье, пользуясь архивными данными Александро-Невской лавры, С. Г. Рункевич решил опровергнуть общераспространенное мнение о постройке Невского проспекта руками шведов и указать, что «подлинные исторические данные оказываются более благоприятными для национального чувства». По мнению г. Рункевича, Невский проспект — работа русских людей, монахов Александро-«Невского монастыря». В своей работе г. патриот доказывал, что «прямой, решительный и невыносивший медлительности характер первого Александро-Невского архимандрита и вызвал при самом начале строения монастыря проложение прямой дороги в город вместо бывшей на берегу Невы». Таким образом, г. Рункевич полагал, что Невский проспект был проложен для соединения монастыря кратчайшею дорогою с городом. Но, как мы выше показали, что центр города был вовсе не у Адмиралтейства и, соединяя Александро-Невский монастырь с Адмиралтейством, архимандрит монастыря вовсе не прокладывал кратчайшей дороги в город — ближайшей дорогою была дорога по нынешней Шпалерной к Гагаринскому перевозу. И, действительно, в XVII в. была перспектива от конца нынешней Шпалерной к Александро-Невскому монастырю. Эта перспектива видна, например, на плане 1738 года; она исчезла, когда в царствование Екатерины II стали планировать Рождественские слободки, нынешние Пески.
Вот первая и главная ошибка г-на Рункевича. Затем г-н Рункевич не обратил внимания и на то обстоятельство, что Невский проспект в своем направлении от монастыря к Адмиралтейству вовсе не является прямою линиею, а, наоборот, около нынешней Знаменской площади (Площадь Восстания) делает значительный угол; этот угол дает объяснение многому, перепутанному г. Рункевичем.
Мы показали, что по данным современников Невский проспект в своей части от Знаменской площади до Адмиралтейства появился в 1715 году, а через два года, с тою же Новгородской дорогой, с которой шведы соединили Адмиралтейство, стали соединяться и монахи Александро-Невской лавры; им тоже нужна была удобная дорога, так как в Новгороде жил тогда глава русской церкви. Монахи повели свою дорогу — старый Невский проспект — и вышли под углом к проведенной шведскими руками перспективе.
163
Там же, 1859 г., № 195.
164
Всемирная Иллюстрация, 1870 г., № 70.
165
Петров, История Петербурга.
166
Русский Архив, 1865 г., стр. 146.
167
Берхольц, ч. I, стр. 28.
168
Новое Время. 1912 г., № 13141.