Страница 42 из 47
Вот еще одно свидетельство очевидца: «Литейный мост, набережная. Не доходя до Летнего сада, я услышал негромкий голос, но я не мог понять, откуда, вокруг не было людей. Я остановился, прислушался. Я слушал, и мне казалось, что этот тихий голос чем-то мне знаком. И не только голос, но и слова. И это было самое удивительное. Я знал эти слова: „Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться со смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а дочь…“ „Станционный смотритель“! Надо мной на уровне второго этажа чернел радиорупор, и оттуда Нина Чернявская шептала „Станционного смотрителя“. Я знал, почему она так слабо шепчет: в Радиокомитете не хватает энергии. Я дослушал до конца и потом пошел домой, и думал, что, наверное, „Станционного смотрителя“ слушал не я один. И я стал думать о людях, которых знал до войны и которые, если они еще живы, слушают Пушкина…» 40
Известность Н. Чернявской в Ленинграде была так велика, что, когда в город вернулся Театр комедии и режиссер Н. Акимов поставил спектакль «Старые друзья», в одной из сцен он повесил на стене дома подлинную афишу ее выступления.
Практически все актеры ленинградских театров, оставшиеся в городе, в большей или меньшей степени были связаны с радио. Слова В. А. Мичуриной-Самойловой: «Моя личная творческая работа во время войны и блокады проходила главным образом на радио», – могли бы повторить и другие актеры. На вопрос, что они читали у микрофона, можно коротко ответить: всё. Их деятельность в такое время не могла ограничиться участием в литературных и театральных передачах. Так, В. МичуринаСамойлова не только читала стихи А. Пушкина и М. Лермонтова, отрывки из поэмы Н. Некрасова «Русские женщины», произведения А. К. Толстого и К. Мея, она, договорившись с Радиокомитетом, начинала выступления «словами от себя». Артистка говорила о том, что думают и чувствуют ленинградцы, когда читают о подвигах бойцов. Сначала ее привлекала лишь русская классика, но желание приблизить себя к фронтовикам привело старейшую деятельницу русской культуры не только к стихам поэтов, до той поры ей незнакомых (В. Шефнер, П. Каганова), но и к исполнению стихов, написанных самими солдатами. Получив написанное карандашом, явно во фронтовой обстановке, стихотворение бойца Сергея Ефимова «Привет матери» Вера Аркадьевна прочла по радио:
К тому времени, когда В. А. Мичурина-Самойлова читала эти стихи непрофессионального поэта, за ее плечами было свыше пятидесяти пяти лет служения искусству. Работала она в дни войны неутомимо и, по собственному признанию, бывала очень рада, когда ее приглашали на радио.
Мичурина-Самойлова всю свою творческую жизнь отдала театру, ее трудно упрекнуть в каких-либо иных пристрастиях. Поэтому в устах Мичуриной-Самойловой оценка роли блокадного радио особенно ценна. По признанию актрисы, радио заменило ленинградские театры, более того, стало могучим всеобъемлющим фронтовым театром. Никто не сказал, в частности, так точно и определенно о специфике радиоискусства, как это сделала Мичурина-Самойлова в своих воспоминаниях: «Я воспринимаю радио как открытый огромный мировой театр без стен. Война по-новому раскрыла возможности радио, и на это время самым близким для меня видом искусства стал „Театр у микрофона“. Война сблизила меня с радио потому, что моя жизнь всецело была соединена с армией, фронтом, и, выступая у микрофона, я беседовала (курсив мой. – А. Р.) с теми, кто в этот момент охранял подступы к моему родному городу. Я представляла себе бойцов, слушавших в этот момент мое выступление, я ощущала себя рядом с ними»41.
Старая актриса сказала самое главное, самое важное о сущности всех передач ленинградского радио в дни блокады и одновременно о причинах популярности этих передач. Ведь и писатели выступали с радиобеседами, и бойцы вели со слушателями разговор, ждали отклика и получали его. И музыкальная редакция, как мы видели, строила свои программы, основываясь на том же принципе: получить обратную волну, отзыв, живой отклик. Обширность аудитории и особый ее характер (не театралы-любители – сотни тысяч гражданских и военных людей) накладывали особый отпечаток на все работы литературно-драматического отдела.
Собственно, до весны 1942 года никакой постановочной работы не велось. Но когда весной Дом радио немного отогрелся, все его отделы заработали гораздо активней. Возродился отдел вещания для детей, поставивший к первомайскому празднику радиопостановку К. Меркульевой и Е. Тарвид «Гора Бланек». Начальник литературно-драматического отдела Н. Ходза (до того он возглавлял детский отдел) считал, что пора отделу оправдывать вторую часть своего названия. Ведь в городе нет драматического театра. Н. Ходза и Я. Бабушкин мечтали о театре на радио и о современном репертуаре для него.
В ту пору многое в работе радио зависело от свежего номера центральных газет. Там были стихи, которые нужно было прочесть немедленно, статьи, о которых читатель должен был узнать сразу. И вот пришла «Правда» от 13 июля 1942 года. На газетной полосе пьеса Константина Симонова «Русские люди». Сам факт – свидетельство великой роли искусства; в том же номере газеты сводка сообщала о тяжких боях на юге страны. Художественный руководитель Радиокомитета Я. Бабушкин сразу же собрал всех артистов и предложил подготовить пьесу для исполнения перед слушателями. Репетиции шли весь июль, актеров не хватало, хотя привлечены были оставшиеся в городе актерские силы. Репетировали с воодушевлением – так, будто только и ждали именно эту пьесу, чтобы передать силу и несгибаемость наших людей.
Наконец в пятой студии Дома радио были установлены столы и стулья для просмотровой комиссии и микрофоны на стойках. Правда, микрофоны включены не были и все это представление тогда услышали несколько человек, но всем стало ясно: пьесу К. Симонова услышат ленинградцы. Только услышат? Но ведь в радиоспектакле некоторые актеры исполняют по две и даже по три роли, а на сцене нужно будет еще несколько человек. Были сомнения, но желание создать в городе драматический театр оказалось сильнее.
18 октября на фасаде дома, где и до войны и сейчас помещается Театр комедии, появилась надпись черными буквами на сером холсте: «Городской театр». На подмостках этого театра – его возглавил режиссер С. Морщихин – пошел спектакль по пьесе К. Симонова. Здание не отапливалось, в зале шинелей оказалось куда больше, чем пальто. Принимали восторженно. «Мы были, как и все, усталые и голодные, но эти аплодисменты убеждали, что людям нужна и духовная пища. Чувство долга перед ленинградцами поддерживало нас» – так говорил о тех днях артист А. Янкевский, который десятилетия играл в театре, родившемся осенью 1942 года. Как и радиоспектакль, в блокадном театре пьесу поставили режиссеры Радиокомитета И. Горин и И. Зонне. А на самой сцене играли вместе артисты Радиокомитета и Театра имени Пушкина, оставшиеся в Ленинграде.
С этой поры жизнь артистов Радиокомитета стала еще более беспокойной. Играя в пьесах Городского театра42 – в «Русских людях», «Нашествии», «Фронте», – они в то же время продолжали читать передачи. От театра до Дома радио – метров триста. Порой, едва отыграв в театре, В. Ярмагаев, в костюме и гриме, бежал на радио, артистка М. Петрова, привыкшая к выступлениям у микрофона, нередко забывала гримироваться. Иногда артист из театра шел на радио и, прочитав передачу, успевал вернуться к своему очередному выходу на сцену.
40
А. Розен. Осколок в груди. Л., 1970. С. 146.
41
В. А. Мичурина-Самойлова. Шестьдесят лет в искусстве. Л., 1946. С. 168.
42
Давно уже Театр имени В. Ф. Комиссаржевской.