Вернуться живым

– У-у! Это мне прицелом! Зараза такая! Прямо в глаз! Посмотри, на выступе валуна стоял «дух».

– Был. Теперь он под валуном лежит! А вон еще один к нему на помощь бежит! – лейтенант тщательно прицелившись, стрельнул.

– А-а-а! У-у-у! Твою мать, как больно! – громко закричал Серега, бросил винтовку и тоже схватился ладонями за лицо.

Превозмогая боль, он взглянул в бинокль и расплылся в кривой улыбке.

– Ура! Еще один покойник! К черту эту снайперку – глаза повышибаем.

Ветишин осторожно потер разбитую бровь. Постреливая для острастки, мы осторожно ползли вверх по хребту. За камнем я наткнулся на раненого. Оттащил в укрытие и пополз дальше мимо трупов. Несколько валяющихся возле эспээса бойцов были живы. Раненые жалобно стонали и матерились. Огонь мятежников усилился, они буквально взбесились, поняв, что добыча, почти добитая и так легко доставшаяся, уходит из рук, – нашей помощи, а тем более такой дружной и эффективной, они никак не ожидали.

Откуда-то снизу полетели гранаты, но не долетели до нас и разорвались невдалеке. Бах-бах! В ответ мы бросили несколько своих гранат. Бах-бах-бах! Наши гранаты взорвались результативнее. Кто-то завизжал, кто-то застонал.

Выстрел из гранатомета пришелся в разрушенный эспээс – хорошо, что в этот момент я укрылся за грудой камней! Смертоносная вереница осколков просвистела над моей головой. Тьфу! Пронесло! Вообще-то целились не в меня – чумазый солдат, крепко вцепившись в ручной пулемет, вел непрерывный огонь. Рядом, широко раскинув руки и ноги, лицом вверх лежало тело офицера. Огромного роста был мужик. В голове, точнее во лбу, зияло пулевое отверстие.

– Кто это?

– Замкомандира роты. Видите, какой он большой! И очень тяжелый! Дальше я его тащить не мог, и остальных пацанов, кто помогал его нести, всех ранили и убили. Мы волокли «Утес» и старлея, а снайперы и гранатометчики поливали нас сверху. Всех повалили – я один остался невредимым. Спасибо, вы меня выручили, еще минут пять – и хана – обошли бы со всех сторон.

Чуть в стороне валялась «муха», взведенная, но не отстрелянная. Чуть приподнявшись из-за камней, я выстрелил в «духовское» укрытие, откуда к нам недавно прилетела граната.

Бабах!!!

– А-а-а! Аллах-Акбар. А-а-аа!!!

Крики и стоны, возможно, я кого и убил. Человек пять или шесть моих бойцов лежали чуть ниже по склону и вели огонь по скоплению мятежников на вершине, остальные солдаты ползком вытягивали раненых и убитых. Голубев поставил на соседнем пригорке пулемет и АГС и обстреливал по очереди все высоты.

К нашему укрытию подполз здоровенный незнакомый мне сержант.

– Ты кто? Как твоя фамилия! – строго спросил я у него.

– Сержант Каробод! Замкомвзвода.

– Как у вас все произошло? Что случилось?

– Утром вылезли мы туда, где сейчас «духи» окопались, поставили пулемет, бахнули по какому-то пастуху. Нам нужно было еще чуть дальше пройти на нашу задачу, чтобы быть ближе к своим: вся наша рота ведь сидит через ущелье за изгибом. Только двинулись, по нам как жахнули из миномета и гранатометов! Потом начали стреляли несколько снайперов! Старшего лейтенанта сразу сразило пулей – прямо в лоб. Мы его подхватили и побежали вниз – к вам. А «духи» примчались со всех сторон, как реактивные, – быстро нагнали, прижали и начали расстреливать сверху, с флангов и даже откуда-то снизу. Совсем близко подошли к нам. Эх, что было, что было…

– Почему по связи не вышли на нас? Мы и боя-то не слышали, вы ведь за вторым от нас склоном горы укрыты – не слышно!

– Связиста убили сразу! А я частот не знаю. Ну и не до того было… Этот проклятый «Утес» и раненых потащили, да и перепугались мы все. Офицер вырублен – без командира совсем хреново.

Пули продолжали свистеть вокруг нас, некоторые врезались в камни и с визгом выбивали искры, рикошетя, разлетались по сторонам. Мы отвечали дружным огнем – патронов в валяющихся вокруг вещевых мешках пока хватало. Отлично! Продержимся! Отобьемся! Будем жить!

Солдаты стреляли прицельно, короткими очередями. Вскоре и «духи» очереди веером, неэкономно перестали выпускать. Тоже начали экономить патроны! Огневых точек стало заметно меньше, значит, оставили заслон, а остальные уходят – отползают, утаскивая раненых и убитых. Жаль артиллерию на них не навести, мы ведь лежим друг от друга в тридцати-сорока метрах. Специально все сразу не уходят, сидят в укрытиях, ждут, пока стемнеет, чтоб снарядами на открытой местности их не добили…

Вечерело, солнце клонилось к горизонту, а перестрелка не стихала. Посмотрел на электронные часы – время почти шестнадцать.

Это был мой первый настоящий бой – и сразу такой кошмар! Трупы бойцов валяются вокруг, на расстоянии протянутой руки! Позиция моя была не особо удачная – груда камней с одной стороны и возле нее, справа остывало тело солдата, затем лежал я и с другой стороны еще одно тело. Дальше за вторым трупом лежит сержант, как его? кажется Карабод! И рядом с ним еще один боец. Однако под усилившимся обстрелом огневую позицию не сменить. Уже три часа, как мы ведем этот бой. Внезапно желудок включил свой вечный двигатель, внутри заурчало – требует топлива.

«Хм! А ведь я с утра не поел! А теперь организм потребовал пищи. Эх, съесть бы чего, а не то меня желудочный сок изнутри растворит. Это, наверное, от нервов!»

– Сержант, у тебя есть что-нибудь пожрать? Тебя как звать?

– Василь! Мой мешок где-то там ниже валяется, где я до вашего подхода отстреливался.

– А сам есть хочешь?

– Еще как! С раннего утра ни одной крошки во рту. Надо порыться в мешках у ребят, что-нибудь найдется. Им-то сухпай уже ни к чему…

Последние слова сержант произнес с грустью, словно пожалел не только их, но и себя, ведь сам мог лежать на их месте. Но пока ему повезло! А ведь все могло быть иначе. А как будет дальше? Ведь этот бой для него далеко не последний!

Сержант раскрыл ближайший мешок, вынул штук шесть маленьких баночек с мясом, вскрыл открывалкой и разделил на троих. Вот что всегда при мне (по совету ротного), так это ложка, которая торчит из нагрудника вместе с сигнальной ракетой. Карабод достал свою ложку из-за отворота пыльного сапога и обдул от пыли. Я протер ложку ароматизированной салфеткой из набора, взял из рук сержанта банку и… поставил на спину солдата. На мертвое тело… А больше ставить некуда. Карабод сделал то же самое. Пулеметчик есть не захотел, сказал, что сейчас кусок в горло не полезет – не до того – страшно!

Мы с сержантом приговорили мясные консервы вдвоем. Время от времени, то он, то я посылали очередь за очередью вверх в укрепление на горе и по флангам – ближе нас к «духам» нет никого – мы в авангарде. Стреляли, не видя противника, для острастки, чтоб не думали атаковать. Вдруг я услышал рядом какой-то тихий хрип. Прислушался. Хрип повторился, и еще, еще, еще.

Хр-хр-хр-х-х-хы.

Перебравшись через неподвижные тела мертвых солдат к офицеру, увидел, что его тело содрогалось мелкой дрожью, глаза были закрыты, а рот чуть приоткрыт.

«Фантастика! Ожил?!»

Старший лейтенант действительно хрипло дышал, несмотря на это ужасное ранение в голову! Вид его был ужасен: кровь запеклась вокруг входного отверстия во лбу, подсохшие кровавые потеки разметалась по лицу в разные стороны, густой сгусток крови засох в волосах.

Живой!..

– Эй! Парни! Офицер жив! – зашипел я лежащим солдатам. – Передать по цепочке ротному – офицер жив!

Минут через пять ко мне подполз Кавун, взглянул на раненого и пристально посмотрел мне в глаза. Затем Иван выдал длинную серию витиеватых матов.

– Проклятье! Минут через десять прилетит вертушка и раненых заберет. Пятерых мы вытащили на площадку, с этим можем не успеть. Как же его нести под обстрелом? Волоком нельзя – голову повредим, пуля может в мозгу сдвинуться. Лейтенант! Бери этих двух бойцов и наших братьев-мусульман (ротный махнул рукой в сторону двух пулеметчиков-таджиков) – и откройте бешеный огонь! Давите на психику «духам»! Сначала бросаете гранаты, а потом из гранатомета долбанешь по вершине. Короче говоря, изображай лобовую атаку. Кричите «ура», материтесь, вопите что есть мочи. Сейчас начнет темнеть, и дождь помаленьку накрапывает, они не заметят, как мы унесем раненого. Атакой собьем «духов» с толку.