Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 51

Возвращение

Когда я вернусь,Не как Галич – с парижской кассеты,Хоть седой, но живойИз таможни тебе дозвонюсь.Это будет весной.А пока – пусть вопрос без ответа:А куда я вернусь?Кину в шкаф камуфляж,Созову на девятое маяВсех, меня не забывших,А потом, захмелев, улыбнусь,Может, даже оттаю,Оживши;Сходим с дочкой в «Пассаж»…Но куда я вернусь?В суету вороватых киосков?Чем ты встретишь, Россия?Ни «прости», ни «спасибо» не ждя,Над собой посмеюсь,Отмахнусь от вопросовБессильноПод счастливые слезы дождя.Душанбе, апрель 1994  г.

Моя дорогая химера

Придешь?Метро. Свисающая челка. Глаза.Да? Нет?Не мигай.Посмотрим друг на друга.Экспромтом.Ты уснешь, разметавшись беспечно.Я приду, растревожу твой сон.Может быть, и последнею встречей,Ждущей нас в лабиринте времен.…Не хватило времени на счастье.Когда оно приходило,время ускоряло бег.В распадающийся на листочки блокнотвсе реже заносим новые имена.И поверх рабочего телефонавсе чаще – день памяти…Мы плохо живем, плохо пишем…В непоэтическом словаре нашего поколениявместе с химическими карандашамии пони в ЦПКиОостанутсязимы пустых холодильников,телевизионная хроника – «Время»сквозь «Чуть помедленнее, кони!»на «Астрах» и «Кометах»наших 70-х.Ни одна русская сказкане обходилась без обращения к Востоку.Нам предстояло уцелетьвместо некрещеных мальчиков Афгана,теперь – Чечни.Война учит любви.Помнишь мою мольбу?Любая кончится дорога,Дорогой вечною не став…На посошок мне, ради бога,Глоток земной любви оставь.С последними аккордами «Лебединого озера»погас черно-белый экран.Мы оказались такими разными, даже разноцветными:что общего между лиловой тюбетейкой душанбинского дервишаи рыжим треухом питерского бомжа?Ступеньки подземных переходов?А по вокзалам слово «беженец»,Как прежде было – «кипяток»…И приглашенья путешествовать:Одним – в Мадрид, другим – в Моздок?Или угнать БТР?Чтобы отомстить за себя, за Союз,за то, что вместо твоих ресниц – ворс подушки?Так банально – не слезы, а снег.Каждый туго натянут нерв.Разбивают гипсовый герб:Верьте нам-м-м-м! Нервный смех.В привычном «Держитесь за поручень»слышится эхо шестнадцатого года: «Держитесь, поручик!»Мы – выросшие с неподцензурной гитарой,не боявшиеся ни духов у кандагарского элеватора,ни жены, ни КГБ…Нам душно и тесно. «Тяга прочь»? Опять на войну?И огненной памирской пляскойпразднует День Красной армиибородатый исламский боевик:Ах, Одесса, жемчужина у моря…Шелушащаяся позолота сталинского бюстав заброшенном душанбинском скверепосреди вывороченного Таджикистана…Любовь – это память,запрятанная в ладони и губы.Наш век – короток и ненастен, как февраль.Мы уйдем незаметно,стараясь не разбудить соседей,длинным больничным коридором,где давно перегорела лампочка.Чтобы, как скальные столбы кайнозоя,стать частью жизни вселенной.Чтобыоставить после себя мир нашей совести, мук;то, что наши взрослеющие девчонкирасскажут своим будущим мальчишкам.Я не приду.Ведь «встреча» – похоже на сербское слово «счастье».…Так банально: не слезы, а снег…Расстанемся любя.

Память

Любовь – это золото скифских курганов —В холодных оправах музейных витрин.Я к ним подойду и задумчиво встануПред прошлой эпохой – один на один.Колечко, что стало теперь экспонатом,Быть может, навстречу счастливой судьбеПодарено было в далеком когда-то:«Любимая, это – тебе».

Коль живы

Коль живы – под поземку векаИз заунывной тишины,Где ни греха, ни слез, ни смеха,Сквозь вас не смотрим со стены,Примите и не осуждайтеНавзрыд пришедших в декабреЗабытых чувств. И млейте, тайте.А лучше – смейтесь и рыдайте.Автограф мой в календареПусть скрепит силою законаПрикосновения испуг.Семь цифр – номер телефона,Как бисер – номер телефона,Летящий номер телефона.Тепло и живость губ и рук.Коль живы и в желаньях злые……вот только ходики идут…Мы все же, все же молодые:Нам Бог добавил пять минут.

Беса ме мучо

Посвящение сорокалетним

Первое, что схватывает взгляд, это движение, штрих…Краски воссоздают лица и чувства.Красный способен донестипорыв и отчаяние…В легком красном плаще, чуть сутулясь,ты уходишь по удаляющемуся перрону, молча обходя лужи,не оглядываясь. Идешь на шпильках, навстречу осении зиме.Запахнув шинель, сквозь поземку Александровского садая иду по гранитным плитам вымерзшего розария:прочь от отвернувшегося ангела,под прицелом бездушной камеры,сканирующей лица живые и каменные.Импрессионизм памяти —в черно-белой графике штрих-ценников.Из предреволюционной хроники спешатнеуслышанные афганцы брусиловского прорывав шинелях с капюшонами-башлыкамимимо светящихся опарышей киосков,торгующих на керенки-зайчики.Доколь?Снег засвеченной штриховкой скользит по щекам.Хроника замедляется до пульсирования немых картин.На подводах и санях возят синий торф…Это из прошлого? Или из будущего?В просторном после снесенных сараев дворесозывает хозяек точильщик —одноногий еще с испанской.Беса ме, беса ме мучо…Первый в сумрачной коммуналке телевизор,серебряный и торжественный, как полет Гагарина.Я перелезаю через кузов грузовика,перегородившего улицу.Первомайская демонстрация.Люди с красными повязками следят за стройностью колонн.Белым по красному: «Пусть всегда будет солнце!»Ура.Камера наплывает на черную, африканского камня, плитус серебряными титрами:Капитан Антонио Дега-Дега, инструктор Осипов…Год рождения – пятидесятый,через дефис – фиолетовая зелень тропиков.Планета сделала полный оборот.Будто и не было розового тумана…Беса ме, беса ме мучо…Уже не на экране режут пальцы четыре камешка:табачно-желтый, медсанбатовски-белый, черный, как гарь,прозрачный, как третий тост.На горячем и витиеватом афганском ковре —холодный арбуз.Красный.Как флаг на последнем уазике рижского ОМОНа.Не спрашивайте, какой мы национальности, веры какой…Поколение, живущее несбывшимися надеждами…Замедленная съемка…Запомните наши лица.У колонны на площади – разноцветные стайки людей.Среди них – ты.В чем-то легком и красном.Ты меня видишь, торопишься навстречу.Накинув на плечи весну.Сейчас ты спустишься в подземный переход.Я жду. Тебя нет.Хруст пустого целлофана из-под цветов…Пушка на Петропавловке бьет двенадцать.Стоп-кадр.Помолчим о нас…1995  г.