Страница 18 из 51
Другое дело – адат – народное право чеченцев, живущих с оглядкой на местные обычаи и понятия. Он-то не только приемлет, но и институализирует кровную месть. Особенно для тех, кто иначе не в состоянии поддержать репутацию семьи-рода. Иными словами, эксплуатируется отчаяние маленького человека, своей культурной средой вынуждаемого к поступку. Ничто так не эксплуатируется политиками, клерикалами, всеми неравнодушными к власти, как это отчаяние нереализованности: действительной или подсказанной. Общая формула идейного самопожертвования выглядит одинаково – вне зависимости от истории с географией. Суть этой формулы незамысловата: подбирается кровник, лишенный возможности отомстить конкретному обидчику. Далее – техническое натаскивание и, наконец, Аллах Акбар. Есть и второй путь: будущий камикадзе готовится, точнее зомбируется, с «детских припухлых желез». Далее – варианты. С материальным стимулированием семьи мстителя или исключительно с опорой на его идейность… Чаще практикуется комплексный подход.
В Чечне первые шахиды заявили о себе в 2000 году – при подрыве комендатуры в Алхан-Юрте. Мужской почин продолжили женщины. В 2001 году к военному коменданту Урус-Мартановского района полковнику Гаджиеву подошла женщина – якобы с вопросом о судьбе родственника… 2002 год вошел в хронику шахидства событиями на Дубровке («Норд-Ост») и взрывом здания чеченского правительства. Число жертв шахидского террора превысило 200 человек. 2003 год добавил еще около 50.
Самые явные – это фанатики, на каком-то жизненном этапе оказавшиеся бессильными сделать что-либо другое, кроме пожертвования своей жизнью. Почти десятилетие повстанчества упростило сознание боевика до слепого принятия жизни как бесконечной войны: родился, чтобы убивать. По дудаевскому призыву, заимствованному из лермонтовской строки, «Наш бог – свобода. Наш закон – война». Эти люди не отягощены ни семьями, ни знанием, в том числе небоевых традиций. «Чеченец – это тот, кто и убитый падает в сторону врага. Чтобы испугать его собственным падением». Психология этих людей незамысловата. Годы экстремального туризма вперемежку с подрывами федеральных машин и снайперским отстрелом «собак» подвели к выводу: вот сейчас я покажу, как надо поступать с неверными. За мной последуют другие. И победа будет гарантирована. Федералы ведь так не могут! В знаменателе – ожидание каждого дня как боя. Последнего и решительного. В числителе – убежденность в том, что 10 процентов неверных мешают жить 90 процентам правоверных современников. Как на карте для политзанятий с моджахедами: сплошной исламский мир вот-вот дожмет последние плацдармы супостата: Америку, «Русню» и Израиль. Все плацдармы – по территории не больше земли обетованной. Вот так! Как таких наставлять на путь примирения, практика пока не подсказала. Другое дело, что эта категория действует все же прямолинейно. Пусть таковых насчитывается и несколько сот. Но сколько бы терактов они ни совершили, кратно больше удается предотвратить. В том числе на месте расстреляв мерзавца, ставящего бомбу на рынке.
Более многочисленная и опасная категория шахидов – это заложники и мнимые или не мнимые должники. В основном те, кто «провинился» перед моджахедами, главным образом сотрудничая с федеральными властями. Возвращение похищенного брата или отца оговаривается актом возмездия «собакам». Многие из этой группы ничем не отличаются от мирных, имеют легализующие их документы. Живут и ждут команды. Кстати, именно такие террористы выступили исполнителями теракта у Дома правительства. Сколько таких потенциальных шахидов ходит по чеченской земле, сказать невозможно. Но регулярно приписываемые федералам похищения мирных чеченцев весьма часто имеют отношение к их последующему террористическому будущему. Те из чеченцев, кто знает правду, молчат. Боятся повторить судьбу несчастных – похищенных и «свободно живущих» заложников. Под должниками понимают и реально растративших чужие деньги (в условиях разбитой Чечни это может быть 5 тысяч рублей), и должников мнимых, отягощенных, однако, перспективой заложничества. Случай осени 2002 года. В относительно благополучную семью, проживающую на севере республики, приходит гонец: «Ваш сын в Красноярске задолжал три тысячи долларов». Никакие документы, доказательства не приводятся. Зато возникает альтернатива – либо плати баксы, либо откупись соседом (найди, подставь, купи – делай, что хочешь!), но нужен исполнитель теракта. Тогда – обошлось. Нашелся «красноярец», к тому же авторитетный… Но, скажем прямо, это ведь случайность…
Теперь о женщинах, ставших главными фигурантами летних терактов в Москве 2002 года. Понятно, что среди них есть те, кто от первых двух категорий отличается лишь полом. Но в своем классическом виде эта категория самая опасная: и осторожны, и непримиримы. Начнем с того, что никак не идеализируемый федерал обыскивать женщину все же не станет. Порой даже вопреки приказу: слишком легко сойти за домогателя с последующим митингом местной «общественности» на тему: «Федерал насилует» при публичном «раскрытии» подробностей. Скорее всего, это принимают к сведению организаторы терактов, по крайней мере в самой Чечне. На эту категорию мстительниц и распространяется адаптированная местными условиями формула мести. Как правило, подбирается целая группа девчонок из одного тейпа, чтобы выстроить круговую поруку. Все к тому же должны быть мотивированы гибелью родственников. Это нулевой цикл. Найти этих девчонок, увы, пока нетрудно. Десять лет чеченского лихолетья разбросали сирот кого по высоконравственным родственникам, кого – по всяким… Затем над участницами «исламских чтений», «активом жен-дочерей шахидов» или названными как-нибудь еще группами молодых женщин проводятся целенаправленные сеансы глумления, попросту – коллективные изнасилования. Вначале – для «закаливания воли». Потом, потому что «он не насильник, а моджахед». На третьем этапе жертве объявляют, что случившееся уже нанесло непоправимый урон «столь уважаемому тейпу». И смыть позор можно, только если «послушаешь старших братьев». «Братья» готовы простить, но за «подвиг во имя Аллаха». Существуют веские основания предположить, что основу бараевской группировки на Дубровке составляли женщины такого рода.
Разумеется, это уже клиника. Требующая всесторонней психологической реабилитации жертв социальных потрясений. Для справки: англичанка – жертва семейного насилия имеет право на двухнедельную помощь стоимостью 1800 долларов, не считая, при необходимости, полного пансиона.
А пока – рабочий блокнот. Отсюда – телеграфный стиль и нередактируемые подробности… Шахид лежит на бетонном полу КПЗ райотдела милиции, на каждый вопрос приподнимается на локтях. Нет, не избитый, только со ссадиной на скуле. С парализованными ногами. Ухоженный, интеллигентного вида, даже холеный, в белой, чуть ли не свадебной рубашке с расшитой кружевами грудью, черных вельветовых – явно парадных – брюках, модных остроносых туфлях. Очень похож на субтильного, запомнившегося по телеэкрану помощника убитой питерской депутатки…
Он ищет сочувствия: поймите, не ВЫ победили, Я не смог… Час назад его серую «Волгу» – с ручным приводом – отсек от колонны ВВ замыкавший ее бронетранспортер. Остановили за сотню метров до привала, где планировали отдохнуть-оправиться более сотни солдат-дембелей. Показалось подозрительным, что «Волга», долгое время преследовавшая федералов, не обогнала медленно ползущую колонну по другой дороге. Да и машина – с неизвестным регионом на номерном знаке: откуда? Вот и решили проверить. Когда спрыгнувший с брони федерал приблизился к «Волге», ее водитель пытался соединить какие-то провода. Но как-то лениво. То ли не смог – все-таки наполовину обездвиженный, то ли… Раскрыли багажник: более 60 килограммов взрывчатки. Без слов… Ох, и пили же дембеля в тот вечер!
Он, скорее, разговорчив. Возможно, от непрошедшего шока. Хотя, может, и уколотый: характерная бессвязность речи. Родился в одном из райцентров горной Чечни. После десятилетки учился в автодорожном техникуме. Не ваххабит, хотя и служил механиком в дудаевском ополчении, где этих исламских фундаменталистов было в преизбытке. А брат, по его словам, федеральный милиционер, погиб за федералов: вместе с Алхановым, главным чеченским ментом, позднее ставшим президентом республики (между двумя Кадыровыми, отцом и сыном), защищал от боевиков грозненский вокзал.