Страница 4 из 127
— Ну, Менюш, теперь ты человеком стал. Все, чего мы не сберегли, я к твои братья, ты вернуть должен. Золота, серебра я не могу тебе дать на обзаведение, у меня у самого их нет. Но образование я тебе дал и теперь еще Михая Варгу даю в лакеи. Он тебе непременно счастье принесет.
ПРАКТИКА
Однако до поры до времени Менюш сунул свой диплом туда, где уже лежали дипломы братьев: в ящик письменного стола. Ему больше нравилось бездельничать, за куропатками да зайцами с ружьем гоняться, чем за пациентами. Свирепый гриф, раскинувшийся на синем поле в гербе Катанги, никак не хотел выпускать его из своих когтей.
И когда отец напоминал, что пора, мол, и за практику приниматься, переехав для этого в город — Эперьеш или Кашшу, на выбор, — он неизменно отвечал, вторя Палу Пато: «А, успеется». Так что отъезд всякий раз откладывался. «Вот осенью поеду». И ни с места. «Ну, ладно, весной». И опять то же. Вечно что-нибудь мешало. То молодой доктор уклонится, то отец сквозь пальцы посмотрит — особенно с тех пор, как сын стал в дома побогаче захаживать, где имелись девицы на выданье. Было несколько таких в окрестных усадьбах — недурных собой и с приданым. Вдруг — чем черт не шутит! — дома удастся золотую рыбку подцепить.
Только иногда расшумится старик:
— Забудешь все, что учил. И нож ржавеет, если им не резать.
— Смотря какой футляр, отец. И потом ведь и дома практиковать можно.
Но в деревне редко когда захворает крестьянин, объевшись свежих огурцов; он и даст ему хинина от лихорадки. Или ногу сломает кто-нибудь, и доктор положит ее в лубки. Никаких заболеваний серьезнее не было.
Старый помещик только вздыхал да жаловался: очень уж ему хотелось, чтоб у сына практика была побольше.
— Летом нашему брату болеть некогда, — слышал он в ответ.
Но и зимой все ходили здоровехоньки. Старик опять ругать мужиков:
— Что же вы, совсем болеть не собираетесь?
— А с чего болеть-то? — отвечали ему. — Зимой мы, почитай, и не едим ничего.
Катангфалвские крестьяне — бедняки, земля у них тощая, урожая иногда и на новый посев не хватает.
Так, однако, не могло продолжаться in infinitum[6]. Сам доктор скоро увидел, что начинать практику все-таки придется.
Но и для этого ведь деньги нужны: квартиру снять, меблировать. А денег у Яноша Катанги не водилось ни больших, ни малых. Зато долгов — хоть отбавляй: и больших и малых.
Старик проделал обычную карьеру джентри — с начала и до конца. Когда-то верил в себя, потом в землю, — вдруг уродит сам-двадцать; потом в еврея-ростовщика, который в долг давал, и только когда уж и ростовщик не потянул, в бега уверовал. На него одного теперь вся надежда была. Говорится же в Писании, что он является людям своим в минуту наибольшей опасности. Явления господня ждал и Янош Катанги; но вместо господа бога явился судебный исполнитель. Так уж оно всегда бывает.
— Ну, а теперь что делать? — спросил молодой доктор угрюмо.
— Ждать, — ответил отец. — Что-нибудь должно ведь случиться.
Что уж должно было случиться, чего ждать — об этом Янош Катанги даже отдаленно не догадывался, но все равно ждал.
Да и как ему было догадываться, если ждал он того, что называется «non putarem»[7]. А non putarem именно потому и non putarem, что заранее его не угадаешь.
Но в ожидании этого non putarem старый помещик ухитрялся все-таки держаться на поверхности. Никто лучше него не умел умаслить непокладистого кредитора. Язык у него был подвешен не хуже, чем у посланника какого-нибудь. А где уж дипломатия не помогала, там, что греха таить, он и более сильных средств не стеснялся.
Заехав как-то в соседнюю деревню, Варторню, к Дёрдю Майке, в чью пользу должны были описать его имущество, он попросту, по-дружески попросил у него отсрочки.
— Не могу, — ответил господин Майка. — Мне самому мой капитал нужен.
— Вот как? Самому нужен? — повторил Катанги, мрачнея. — А голубя вон того видите?
— Вижу.
Как не видеть. Они как раз у огорода стояли, и голубь кружил у них над головой.
— Ну так больше вы его там не увидите, — бросил старик.
И, с быстротой молнии выхватив из кармана пистолет, прицелился, выстрелил — и мертвый голубь упал к ногам господина Майки.
— Так что же, будет отсрочка? — глядя на кредитора в упор, переспросил он.
— Будет, будет, — заикаясь, пролепетал Майка.
Так и тянул Янош Катанги года два, все поджидая счастливый случай, который придет и разом выручит из беды.
И он пришел. Но не в виде выигрышного билета или американского дядюшки, а в образе самой Смерти.
И отправился Янош Катанги в семейную усыпальницу на катангфалвское кладбище. Умер он от удара: охотился в перелесках с Мишкой Варгой, и вдруг из дубняка прямо навстречу ему — здоровый матерый заяц (так, по крайней мере, Мишка рассказывал). «Барин подняли ружье, прицелились, а он, подлец, хоть бы хны: присел себе на задние лапы за муравейником, а передними вот так погрозился — отсохни мои руки (Мишкины то есть), коли вру! Барин рассерчали на зайца, что дерзит, мол; но не успели выстрелить, как упали и померли».
Семья утаила все эти подробности. Странно было бы, что один из Катанги помер от испуга, и перед кем же? Перед зайцем! Притом такой стрелок… Нет, нет — разрыв сердца, и дело с концом.
Со смертью старика все пошло прахом. Пришлось трем олухам царя небесного самим хлеб себе добывать. Родовое имение в один прекрасный день было пущено с молотка (купил его какой-то Мор Штерн), и после уплаты долгов каждому досталось по три тысячи форинтов.
Обнялись братья и сказали друг другу:
— Пойдем теперь по свету счастье искать.
Но поскольку история землемера и адвоката не входит в нашу задачу, мы проследим лишь дальнейшую судьбу нашего героя, который переселился в Кашшу, снял две прекрасные меблированные комнаты и вывесил на двери визитную карточку:
Д-р Меньхерт Катанги.
Частнопрактикующий врач
Буковки красиво отливали золотом, но пациенты упорно не желали являться.
Мишка Варга понуро сидел в прихожей в ожидании звонка. А доктор то и дело выбегал и спрашивал:
— Никто не звонил? Мне вроде послышалось…
— Ни души, ваша честь. Может, я нажал ненароком, когда паутину с кнопки снимал.
Доктор пошел посоветоваться с коллегой Эндре Деменем, с которым в университете учился.
— Не идет дело.
— Пациентов нет?
— Нет. И деньги тают катастрофически. Как быть?
— А идеи у тебя нет какой-нибудь сногсшибательной насчет рекламы?
— Нет. Откуда…
— Ну, а в болезнях-то ты разбираешься? От науки врачебной не поотстал, пока дома сидел, у себя в деревне?
— Еще как. Она — шаг вперед, а я — два назад. Позабыл, что и знал.
— Н-да, вот это уже плохо. Тогда одно из двух: или женись, или…
— О женитьбе я и сам подумывал, но для этого богатая невеста нужна. А где ее сыщешь? Давай лучше второе.
— …или на курорт езжай врачом-бальнеологом.
— Почему вдруг бальнеологом?
— Потому, что ты законченный бальнеолог.
— Как так?
— А так. Бальнеологу ровно ничего знать не нужно. Даже «язык покажите» говорить необязательно. Диагноз, что самое трудное, тоже ставить незачем: на курорт ведь уже с какой-нибудь болезнью приезжают. Тебе только выстукать да выслушать остается, а там уж, нашел что или нет, дать назначение: какую воду пить, сколько стаканов, сколько часов гулять ежедневно и тому подобное.
— Это, пожалуй, мысль.
— К тому же парень ты видный, с головы до ног джентльмен; еще монокль в глаз — и прямо хоть в Национальный театр, атташе какого-нибудь играть. Но так как ты не атташе, а доктора изображать хочешь, непременно очки себе купи. Не бойся, дамам ты и в очках понравишься. Ну, а поскольку на водах дам всегда больше, будущность твоя как врача обеспечена.
6
До бесконечности (лат.).
7
Счастливый случай, непредвиденное обстоятельство (лат.).