Страница 22 из 33
Две тысячи десять…Еще один год без войны,Еще один поводДля шума и действа помпезного.Их много приходитК подножью Кремлевской стены –В саду АлександровскомСлавящих подвиг Безвестного…Бог с ними. Читатель, прости,Я люблю тишину.И там, где дорогаСвивается полем непаханым,В забытой деревнеЯ помню старушку одну…– А вы проходите.Вам чаю с вареньицем, с сахаром?Да что ж вы стоите у двери?..Беленый платок.Откуда в глазах эта ясность,Как мудрость прощения?Их синь бесконечна…Кончается жизненный срок –Десятый десяток.Соседи сказали, весеннеюПорой выходила онаНа развилке стоять,Но силы все меньше…А старость бредет, не торопится…– Куда же вы, бабушка Капа?– Я? Петеньку ждать.Да как же иначе?Ведь он обещал, что воротится…Зоя БОБКОВАВ ЛУЖСКИХ ЛЕСАХПамяти партизанки Тоси ПетровойВхожу в землянку –Быль со всех сторон,Не нужно очищать ее от пыли.Следы войны,Следы былых времен –Сороковых.Здесь партизаны жили.Я вижу фитилекСквозь полумрак,СклонилисьНад раскрытой картой люди.Минуты на счету –Так близко враг,В руках у командировСотни судеб.Дрожит огонь,И тени на стенеСтолкнулись в рукопашной…Бой в разгаре.Силен противник,Лес дымит в огне.И за ребят так больно!И так страшно!Лес полон выстрелов.Убита тишинаИ юная радистка Тося.Над русским миромЦарствует война –Людей под ЛугойСловно травы косит.Теперь в окопахСосенки растут,И славят тишинуЛесные птицы.Но партизаны умирали тут…Придем к могилам –Миром поклониться.Валентин ГОЛУБЕВВЕТЕРАНПрипомнил жизнь свою старик:«Чудно! Да мне ли довелося?..»Распахнут жесткий воротник,Зажата в пальцах папироса.Чтоб не тревожили его,Глухим сказался домочадцам.Темно ль за окнами, бело –Сидит он тихо час за часом.Неужто это было с ним?Да полно! Быть того не может!Нелеп, как жизнь, необъяснимСквозь время голос, что тревожит:– Не пропадай, прошу тебя!Мы потеряемся, как дети,В просторах белых декабря,Среди дорог и лихолетий.В толпе шинельной, в давке телВзгляд обжигал его, был близко…Он оглянуться захотел –Так и не смог, толпой затискан.Он пил за дружеским столом,Пел с хрипотцой, забыв веселость.Он думал, жизнь пошла на слом –А это лишь ломался голос.Забыв про сон и про еду,Судьба в строю кричала: «Левой!..»Через войну, через бедуПроволокла – не пожалела.Он жизнь прожил – как будто былНа празднике, что шел на убыль.У девушек, что он любил,Теперь уже поблекли губы…Гремит посудою сноха,И внучку манит грай весенний –Лишь в комнатушке старикаИных времен витают тени.Среди живущего всегоОн жив лишь тем далеким счастьем.Чтоб не тревожили его,Глухим сказался домочадцам.Андрей ГРУНТОВСКИЙМЕДНОЕ КОЛЬЦОБыл сорок первый горький год,Отецкое крыльцо…Когда уже сошел народ,Он протянул кольцо.В простое медное кольцоПерековал деньгу:– Ты жди меня, – взглянул в лицо.– Не ждать я не могу…И вот прошло уж сорок лет…– Ты ждешь его, бабусь?Ведь и могилки даже нет…– Теперь ужо дождусь.Елена ЗАЙЦЕВАТРИДЦАТЬЧЕТВЕРКАГорячий воздух над броней дрожит,Согретый непривычно жарким маем.На танковой броне малыш играет,И мать к нему испуганно бежит.Отец, жену за плечи приобняв,Тихонько шепчет ей: «Не трогай сына,Не бойся за него, ведь он – мужчина.Хоть маленький, но сильный – весь в меня».И вспоминает он, нахмурив бровь,Былые повести танкиста-деда.И вроде о войне была беседа,А кажется сегодня – про любовь.Ведь он, малец, тогда не понималРассказов поседевшего майора.Вернее, понял, но потом, не скоро,Когда о жизни кое-что узнал.Не помнит он подробностей уже –Им в детской памяти не удержаться,Но в сердце, заставляя больно сжаться,Запал тот незатейливый сюжет.Дед говорил, что танк его горел,Как выжил он – и сам понять не может.Как чувствовал всей опаленной кожей,Что наступает сил его предел.Он бредил, тлела жаркая броня,И свет померк, и сердце билось тише.А он сквозь пустоту все время слышал:«Вернись! Мы ждем тебя – твой сын и я…»