Страница 7 из 68
- Сарочка... - едва живой выдавил Ицхак.
- Трепещи, женщина, - вперед вышел джинн, что перенес Ицхака, - и склонись! Перед тобой царь...
- А ты вообще молчи! Моду взяли чужим мужьям потакать!
И, подбежав к джинну, схватила его за бороду и давай таскать.
Несчастный джинн вскоре взмолился о пощаде.
Оставив его, Сарочка взялась за других джиннов, присутствующих в зале.
- Будете знать, как всяким бабникам способствовать! Правильно Шломо вас в кувшины засовывал!
Гули, видя такой поворот дел, кинулись спасаться бегством. Ицхак, видя такой поворот дел, спрятался за троном царя.
А Сарочка, разогнав джиннов и охрану, подбиралась уже к самому повелителю.
- А ты, сундукоголовый, не покрывай моего неверного, вот я вас обоих!..
Кончилась история тем, что царь гулей велел своим слугам перенести обоих: еврея и его жену обратно в Ахдад. Ицхаку же он выдал из своих запасов мешок золота и мешок драгоценностей, пораженный его мужеством. Между собой же гули поклялись - с этого дня, ни под каким предлогом не есть евреев и прочих людей книги, а ну как снова попадется такая Сарочка.
7.
Продолжение повествования о еврее Ицхаке и султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде.
- Слова твои, о еврей, не лишены основания и мудрости, - султан славного города Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад смягчил свои речи.
- Благодарю, о шахиншах султанов, - прежние краски вернулись на лицо еврея, и дух возвратился в тело, да настолько, что Ицхак осмелился на стих:
По сердцу ему пришлось внимать мне, и молвил он:
"Ты знанья прошел предел, о россыпь премудрости!"
И я отвечал: "Когда б не ты, о владыка всех,
Излил на меня познанья, не был бы мудрым я".
- Ну, ну, полно те. Могу я узнать, с позволения Аллаха милостивого и высокого, и великого, и всезнающего, где взял ты, пусть и сверленную, но жемчужину среди невольниц, несравненную Зариму?
Визирь Абу-ль-Хасан помотал головой, отгоняя наваждение. Тот ли это султан, что некоторое время назад наливался красным и грозился еще до захода солнца поставить работу палачу. Если одно упоминание в разговоре имени Сарочки так меняет настроение и отношение светлейшего, не стоит ли взять за обычай вставлять его в собственные речи. Особенно на собраниях дивана...
- С любовью и охотой, если разрешит мне безупречный султан. Не далее третьего дня несравненную Зариму, чей лик подобен луне в полнолуние, чьи глаза и брови совершенны по красоте, привел мне и продал (а указанием суммы я не стану утомлять светлейшую голову) Халифа-рыбак, что живет на желтой улице.
- Врешь, врешь, собака, откуда у нищего рыбака наложница с бровями тонкими и длинными, глазами, как глаза газелей, зубами, точно нанизанные жемчужины и пупком, вмещающим унцию орехового масла, - лицо повелителя правоверных (а кто сказал, что султан в своем городе не повелитель правоверных) вновь начало наливаться дурной кровью.
- Клянусь всем ценным, что у меня есть, в конце-концов, клянусь здоровьем моей Сарочки, и всевидящий Яхве в том, что я говорю поручитель, это знание закрыто от меня. Пусть великий султан сходит к Халифе и сам спросит его, и убедится, и увидит мою правдивость, и отсутствие лжи, если захочет всемилостивейший Бог.
- Рыбак, говоришь, - рука повелителя правоверных вновь потянулась к щеке, и вновь принялась задумчиво чесать, - где-то я это имя уже...
- Осмелюсь напомнить, - бывают минуты, когда смиренным среди смиренных, к которым без сомнения принадлежал визирь Абу-ль-Хасан, должно возвысить голос (смиренный), и этот миг, без сомнения, принадлежал к таким. - Халифа - тот самый рыбак, гм, хозяин великого султана.
- Точно Халифа-рыбак, мой хозяин!
8.
История о рыбаке Халифе и султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде, и о том, почему первый имеет основания называть себя хозяином второго.
Жил в городе Ахдаде человек-рыбак по имени Халифа, и был это человек бедный по состоянию, который никогда еще в жизни не женился.
Случилось в один из дней, что он взял сеть и отправился с нею, по обычаю, к реке, чтобы половить раньше других рыбаков.
Он закинул в реку сеть и потянул ее, но для него ничего не поднялось. И тогда он перешел с этого места на другое место и закинул там сеть, но для него ничего не поднялось. И он переходил с места на место, пока не отдалился от города на расстояние половины дня пути. И каждый раз закидывал сеть, но ничего для него не поднималось. И тогда сказал он в душе: "Клянусь Аллахом, я брошу сеть в воду еще только этот раз. Либо будет, либо нет!" И он бросил сеть с великой решимостью от сильного гнева, и начал тянуть, но сеть зацепилась за корягу, и сколько не старался Халифа, не мог он ее вытащить.
Тогда рыбак бросил из рук сеть, обнажился от одежды и, оставив ее на берегу, отплыл на достаточное расстояние и нырнул, чтобы освободить сеть.
И он нырял и выныривал много раз, пока его силы не ослабели, и пока сеть не освободилась.
Когда Халифа вышел на берег он увидел только палку и сеть. Он начал искать свою одежду, но не нашел и следа ее. И тогда он сказал себе: "Правильно говорится в поговорке: Паломничество не завершено без сношения с верблюдом". И он развернул сеть и завернулся в нее и, взяв в руки палку, понесся, как распаленный верблюд, взлохмаченный, покрытый пылью, точно взбунтовавшийся ифрит, когда он вырвется из сулеймановой тюрьмы.
В это же время султан Шамс ад-Дин Мухаммад отправился с визирем Абу-ль-Хасаном на охоту и ловлю. И они поехали, и достигли пустыни. И султан и визирь ехали верхом на мулах, и они занялись беседой, и свита опередила их.
А их палил зной, и Шамс ад-Дин Мухаммад сказал:
- Абу-ль-Хасан, мной овладела сильная жажда.
А потом Шамс ад-Дин напряг зрение и увидел какую-то фигуру на высокой куче и спросил визиря:
- Видишь ли ты то, что я вижу?
- Да, о повелитель, - ответил визирь, - я вижу какую-то фигуру на высокой куче, и это либо сторож сада, либо сторож огорода, и при всех обстоятельствах в той стороне не может не быть воды. Я поеду к нему и принесу тебе от него воды.
Но Шамс ад-Дин молвил:
- Мой мул быстрее твоего мула. Постой здесь, а я поеду сам, напьюсь у этого человека и вернусь.
И Шамс ад-Дин погнал своего мула, и мул помчался, как ветер в полёте или вода в потоке, и нёсся до тех пор, пока не достиг этой фигуры во мгновение ока. И оказалось, что фигура - не кто иной, как Халифа рыбак.
И Шамс ад-Дин увидел, что он голый и завернулся в сеть и глаза его так покраснели, что стали, как огненные факелы, и облик его был ужасен, и стан изгибался, и он был взлохмаченный, запылённый, точно ифрит или лев.
И Шамс ад-Дин пожелал ему мира, и Халифа возвратил ему пожелание, разъярённый, и его дыхание пылало огнём.
И Шамс ад-Дин спросил его:
- О человек, есть у тебя немного воды?
- Эй, ты, - отвечал Халифа, - слепой ты, что ли, или бесноватый? Вот тебе река - она за этой кучей.
И Шамс ад-Дин зашёл за кучу и спустился к реке, и напился и напоил мула, а затем он тотчас же и в ту же минуту поднялся и, вернувшись к Халифе рыбаку, спросил его:
- Чего это ты, о человек, стоишь здесь, и каково твоё ремесло?
- Этот вопрос удивительней и диковинней, чем твой вопрос про воду, - ответил Халифа. - Разве ты не видишь принадлежности моего ремесла у меня на теле?