Страница 67 из 68
Несмотря на шум, порождаемый своим занятием, джинн услышал Хасана.
Он обернулся и совсем незлобиво спросил:
- Чего тебе?
Мы покорили Сулейману ветер, который одним утренним дуновением пролетает месячный путь и ночным дуновением проходит такой же путь. Мы заставили для него течь родники расплавленной меди. И часть джиннов работала на него по повелению его Господа. А тому, кто из них ослушается Нашего повеления, Мы дадим вкусить наказание огнем. Они создают для него то, что он пожелает: алтари, изваяния, чаши, огромные, как водоемы, прочно стоящие котлы.
Хасан снова прокашлялся, и не одна пыль была причиной сухости в горле.
- О, Гассан Абдуррахман, да, да, не удивляйся, мне известно, как тебя зовут, хотя истинное имя ведомо лишь Аллаху! - Хасан снова прокашлялся. - Не поведаешь ли мне, о дитя огня, каким образом... - Хасан понял, что не может больше говорить, и не одна сухость в горле была тому причиной. Слова, иногда слова теряются в водовороте мыслей, не поспевают, или становятся малыми, и не одна недостаточная ученость тому причиной. - Слушай, Гассан Абдуррахман, а тебе обязательно, э-э-э, рушить город?
А ослушавшихся или высказавших неповиновение заточал он (Сулейман) в медные кувшины и заливал горлышко свинцом и запечатывал своей печатью. И бросал те кувшины в море, чтобы мучились джинны в них до скончания времен.
- Я был горд тогда, горд и молод. Я посмел спорить с Сулейманом ибн Даудом (мир с ними обоими). Он повелел мне рыть каналы для дворца Билкис. Я отказался, тогда Сулейман властью, дарованной ему Аллахом, заточил меня в кувшин.
Гассан Абдуррахман сидел на стене одного из домов, он уменьшился в размерах, и красные ноги свисали и болтались, не доставая до земли. Словно мальчишка на соседском заборе.
Джинн рассказывал свою историю, а Хасан слушал.
- Но мудрый Сулейман наложил на меня еще одно заклятие. Если я когда-нибудь освобожусь, я должен буду служить хозяину кувшина. Выполнять все желания и прихоти любого сына Адама. Так он наказал меня за гордыню и отказ повиноваться.
- И нет никакого выхода...
Среди нас есть и предавшиеся Аллаху, и отступившиеся от Него. Те, кто предался Аллаху, встали на прямой путь.
Вероотступники же - это топливо для ада.
Если бы они были стойки на прямом пути, Мы бы напоили их водой вволю, чтобы тем самым подвергнуть их испытанию. Если же кто-либо предает забвению Господа своего, Мы подвергаем его тяжкому наказанию.
- Если выход и есть - мне он неизвестен. Это мое проклятие, и я буду нести его до последнего дня.
Вы не войдете в царство Божье, пока не будете иметь веры. Если же ты отвернулся от истинной веры, то ты в разладе, но Аллах избавит тебя от ответственности за разлад, ибо Он - слышащий, знающий.
- Есть тот, кто сильнее и выше Сулеймана! - произнес Хасан.
- Кто же это? Ни один из людей ни до, ни после не мог сравниться в величии и знании с сыном Дауда!
А если будешь следовать прихотям, после того, как к тебе явилось истинное знание, то, воистину, ты станешь нечестивцем.
Те, что не уверовали, подобны бессловесной скотине, которую кличет пастух, а она ничему не внемлет, кроме зова и крика. Они глухи, немы, слепы и ничего не разумеют.
- Тот, кто создал небо и землю и все сущее! Тот, кто создал тебя и меня! Кому ведомы пути и тайны земные и небесные!
- Аллах? Но...
Аллах - нет божества, кроме Него, живого, сущего; не овладевает Им ни дремота, ни сон. Ему принадлежит то, что в небесах и на земле. Кто заступится пред Ним, иначе как c Его позволения? Он знает то, что было до них, и то, что будет после них, a они не постигают ничего из Его знания, кроме того, что Он пожелает. Трон Его объемлет небеса и землю, и не тяготит Его охрана их; поистине, Он - высокий, великий!
- Я забыл, что создан Аллахом. Я поклонялся другому и другим. Я предал истинную веру, - Гассан Абдуррахман обхватил рогатую голову руками. - За что поплатился, и нет мне прощения!
Воистину, вера Аллаха - это ислам. Аллах каждому из нас предначертал устав для жизни и дорогу к свету.
- Есть! - ответствовал Хасан. - Есть, если намерение твое твердо, а помыслы чисты!
- О чем ты говоришь, о человек?
- Желаешь ли ты избавиться от проклятия?
- Что за вопрос? Да!
- Жалеешь ли ты о том, что не поклонялся и не почитал Истинного Бога?
- Да!
- Примешь истинную веру?
- Да!
- Тогда повторяй за мной: "Ашхаду алля иляха Илляллаху уа ашхаду анна Мухаммадар - расулюллах!"
И Гассан Абдуррахман с горячим сердцем повторил:
- Свидетельствую, что нет бога кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад - Посланник Аллаха!
Едва Гассан Абдуррахман произнес последнее слово, тучи, до этого затянувшие небо, рассеялись, и солнце простерло свои руки, осветив джинна и человека.
Джинн спрыгнул со стены. Хасан кинулся к нему с объятиями.
- Брат мой, теперь ты свободен, и ты с нами!
- Свободен? - удивленно повторил Джинн. - Но как...
- Ты сам только что сказал: "Нет бога, кроме Аллаха!"
- Но... так просто...
- Не просто, с принятием истинной веры ты наложил на себя обязанности и обязательства, и ты должен выполнять их.
- Свободен... - повторил джинн, смакуя желанное слово. - Но как... проверить...
Хасан улыбнулся.
- Истинная вера не нуждается в доказательствах. Но ты можешь, против приказания хозяйки кувшина, восстановить разрушенный город и тем самым убедиться, что она более не властна над тобой!
- С радостью! - джинн начал увеличиваться в размерах.
- Да, и рыб обратно в людей не забудь превратить.
25.
Окончание истории о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане славного города Ахдада, о визире его Абу-ль-Хасане, о царевне Зариме и о Хасане басрийском, волею Аллаха вовлеченного в нее
- Хвала Аллаху Великому, Милостивому и милосердному к своим созданиям! Господи, да как же это... да каким же это... - султан Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад плакал. Соленая влага лилась из черных глаз, стремительно преодолевая невысокий вал щек, чтобы затеряться в густом лесу бороды. - Хвала Аллаху - господину миров! Да как же это... да каким же это...
Султан Шамс ад-Дин Мухаммад ходил по городу, славному городу Ахдаду и трогал стены домов, трогал заборы... испустив крик радости, забыв о слугах и лошадях, он припустил к городской стене, сейчас вновь окольцовывающей Ахдад.
Припав к ней, со сбитым дыханием, Шамс ад-Дин расставил руки, словно намеревался объять необъятное.
- Господи, да как же это... да каким же это... за одну ночь, всего за одну ночь... Ахдад! Мой Ахдад!
- Джинн перенес трон Билкис, прежде чем Сулейман опустил веки, - рядом с Шамс ад-Дином стоял Хасан, запыхавшийся от бега за султаном. - Гассану Абдуррахману достаточно ночи, чтобы восстановить город.