Страница 61 из 68
Джинн заскреб огненный лоб, как раз между рогами, а затем схватил всех присутствующих и... полетел.
14.
Продолжение рассказа о Хасане
- Возвращайся же, дитя моё, поскорее и не обрекай себя на погибель: ты обречёшь меня вместе с тобой. Я думаю, что нет для тебя в ней доли. Возвращайся же туда, откуда пришёл, чтобы не пропали наши души, - вот что сказала старуха Хасану.
И, услышав слова старухи, Хасан так сильно заплакал, что его покрыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока. И он заплакал и залил слезами свою одежду, от великой тоски и огорчения из за слов старухи, и отчаялся в жизни и сказал старухе:
- О госпожа моя, а как я вернусь, когда я дошёл досюда, и не думал я в душе, что ты не в силах помочь достигнуть мне цели, особенно раз ты надсмотрщица войска женщин и управляешь ими.
- Заклинаю тебя Аллахом, о дитя моё, - сказала старуха, - выбери себе девушку из этих девушек, и я дам её тебе вместо твоей жены, чтобы ты не попал в руки царям. Тогда у меня не останется хитрости, чтобы тебя выручить. Заклинаю тебя Аллахом, послушайся меня и выбери себе одну из этих девушек, но не ту, и возвращайся поскорее невредимым и не заставляй меня глотать твою горесть. Клянусь Аллахом, ты бросил себя в великое бедствие и большую опасность, из которой никто не может тебя выручить!
И Хасан опустил голову и горько заплакал и произнёс такие стихи:
Хулителям сказал я: "не хулите!"
Ведь лишь для слез глаза мои существуют.
Их слезы переполнили и льются
Вдоль щёк моих, а милая сурова.
Оставьте! От любви худеет тело,
Ведь я в любви люблю моё безумье.
Любимые! Все больше к вам стремленье,
Так почему меня не пожалеть вам?
Суровы вы, хоть клятвы и обеты
Я дал, и, дружбу обманув, ушли вы.
В день расставанья, как вы удалились,
Я выпил чашу низости в разлуке.
О сердце, ты в тоске по ним расплавься,
Будь щедрым ты на слезы, моё око!
А окончив стихотворение, он так заплакал, что его покрыло беспамятство.
И старуха до тех пор брызгала ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока, а затем она обратилась к нему и сказала:
- О господин мой, возвращайся в твою страну! Когда я поеду с тобой в город, пропадёт твоя душа и моя душа, так как царица, когда она об этом узнает, будет упрекать меня за то, что я вступила с тобою в её страну и на её острова, которых не достигал никто из детей сынов Адама. Она убьёт меня за то, что я взяла тебя с собой и показала тебе этих дев, которых ты видел в реке, хотя не касался их самец и не приближался к ним муж.
И Хасан поклялся, что он совершенно не смотрел на них дурным взглядом, и старуха сказала ему:
- О дитя моё, возвращайся в твою страну, и я дам тебе денег, сокровищ и редкостей столько, что тебе не будут нужны никакие женщины. Послушайся же моих слов и возвращайся скорее, не подвергая себя опасности, и вот я дала тебе совет.
И Хасан, услышав слова старухи, заплакал и стал тереться щеками об её ноги и воскликнул:
- О моя госпожа и владычица и прохлада моего глаза, как я вернусь после того, как дошёл до этого места, и не посмотрю на тех, кого желаю?! Я приблизился к жилищу любимой и надеялся на близкую встречу, и, может быть, будет мне доля в сближении!
И потом он произнёс такие стихи:
О цари всех прекрасных, сжальтесь над пленным
Тех очей, что могли б царить в царстве Кисры,
Превзошли вы дух мускуса ароматом
И затмили красоты роз своим блеском,
Где живёте, там веет ветер блаженства,
И дыханьем красавицы он пропитан.
О хулитель, довольно слов и советов -
Ты явился с советами лишь по злобе.
Ни корить, ни хулить меня не годится
За любовь, коль не знаешь ты, в чем тут дело.
Я пленён был красавицы тёмным оком,
И любовью повергнут был я насильно.
Рассыпая слезу мою, стих нижу я,
Вот рассказ мой: рассыпан он и нанизан.
Щёк румянец расплавил мне моё сердце,
И пылают огнём теперь мои члены.
Расскажите: оставлю коль эти речи,
Так какими расплавлю грудь я речами?
Я красавиц всю жизнь любил, но свершит ведь
Вслед за этим ещё Аллах дел не мало.
А когда Хасан окончил свои стихи, старуха сжалилась над ним и пожалела его и, подойдя к нему, стала успокаивать его сердце и сказала:
- Успокой душу и прохлади глаза и освободи твои мысли от заботы, клянусь Аллахом, я подвергну с тобою опасности мою душу, чтобы ты достиг того, чего хочешь, или поразит меня гибель.
И сердце Хасана успокоилось, и расправилась у него грудь, и он просидел, беседуя со старухой, до конца дня.
И когда пришла ночь, все девушки разошлись, и некоторые пошли в свои дворцы в городе, а некоторые остались на ночь в шатрах. И старуха взяла Хасана с собой и пошла с ним в город и отвела ему помещение для него одного, чтобы никто не вошёл к нему и не осведомил о нем царицу, и она не убила бы его и не убила бы того, кто его привёл. И старуха стала прислуживать Хасану сама и пугала его яростью величайшего царя, отца его жены. И Хасан плакал перед нею и говорил:
- О госпожа, я избрал для себя смерть, и свет мне противен, если я не соединюсь с женой! Я подвергну себя опасности и либо достигну желаемого, либо умру.
И старуха стала раздумывать о том, как бы Хасану сблизиться и сойтись со своей женой, и какую придумать хитрость для этого бедняги, который вверг свою душу в погибель, и не удерживает его от его намерения ни страх, ни что нибудь другое, и он забыл о самом себе, а сказавший поговорку говорит: "Влюблённый не слушает слов свободного от любви".
15.
Продолжение повествования о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане славного города Ахдада, о его побратимах, о дивном избавлении и о чудесах, что произошли с ними после избавления
Они стояли во дворце.
Многое указывало на это. И большие окна, забранные цветными стеклами, и высота колонн, поддерживающих свод, да и само наличие колонн, и более чем богатая отделка, и мраморный пол с мозаикой, наконец, инкрустированное слоновой костью и драгоценными камнями золотое кресло, что стояло на возвышении в центре зала.
Опустив их на пол, джинн замер в стороне, покорно сложив красные руки на огненной груди.
- Мог бы и поаккуратнее! - недовольно пробурчал Абд-ас-Самад, поправляя одежду и не забывая поглаживать магический перстень.
В кресле сидела женщина. Богатые одежды, достойное слов поэтов лицо с милой родинкой над верхней губой и... шрам. Начинаясь на лбу, кровавой рекой он тек по лицу, искажая все то прекрасное, что было в нем, чтобы у основания шеи соединиться устьем с одеждой.
Рядом с женщиной, почтительно облокотясь на золото кресла, стоял старик. Выдубленная годами и солнцем морщинистая кожа казалась угольно-черной в сравнении с белоснежным шелком тюрбана и одежд.
- Зачем ты приволок их сюда! - женщина обращалась к джинну, и голос, гневный противный голос окончательно разогнал остатки очарования этой представительницы части рода людского, который принято называть "прекрасным".
И тут глаза, колючие, злые глаза хозяйки дворца (а в истинности этого пока не было сомнений), встретились с чуть менее злыми глазами султана Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада.
- Т-ты!!
И два возгласа сплавились в тигле эха. И удивление, и гнев одного страстным любовником обняло удовлетворение и предвкушение другого, чтобы слиться в судорогах высшего наслаждения.