Страница 6 из 68
Надо сказать, что к шикарным формам Сарочки прилагался более чем скверный характер, и не раз, и не два Ицхак жалел о необдуманно данном обещании. Одно вселяло радость в сердце несчастного еврея - Ицхак, как и его отец, был купцом, вследствие чего много времени проводил вне дома. Одно омрачало светлые дни радости - домой приходилось возвращаться, к тому же приближалась старость, а значит тот день, когда Ицхак не сможет отправиться в очередное путешествие.
В один из дней, возвращаясь из очередного путешествия в соседний город, куда Ицхак ездил взимать долги, жара и усталость одолели еврея. Тогда он присел на берегу пруда и, сунув руку в седельный мешок, начал подкрепляться. Неожиданно Ицхак увидел, как что-то блестит в прибрежном песке. Подойдя, Ицхак увидел, что это кувшин из желтой меди чем-то наполненный, и горлышко его было запечатано свинцом. А Ицхак был купцом из купцов и воскликнул: "Я продам его на рынке медников, он стоит десять динаров золотом!" Потом он подвигал кувшин, и нашёл его тяжёлым, и увидел, что он плотно закрыт, и сказал себе: "Взгляну-ка, что в этом кувшине! Открою его и посмотрю, что в нем есть, а потом продам!" И он вынул нож и старался над свинцом, пока не сорвал его с кувшина, и положил кувшин боком на землю и потряс его, чтобы то, что было в нем, вылилось. Но оттуда не полилось ничего, и еврей до крайности удивился. А потом из кувшина пошёл дым, который поднялся до облаков небесных и пополз по лицу земли, и когда дым вышел целиком, то собрался и сжался, и затрепетал, и сделался джинном с головой в облаках и ногами на земле. И голова его была как купол, руки как вилы, ноги как мачты, рот словно пещера, зубы, точно камни, ноздри как трубы, и глаза как два светильника, и был он мрачный, мерзкий.
И когда Ицхак увидел этого джинна, у него задрожали поджилки и застучали зубы, и высохла слюна, и он не видел перед собой дороги. А джинн, увидя еврея, воскликнул:
- Нет бога, кроме Аллаха, Сулейман - пророк Аллаха! - потом он вскричал, - о пророк Аллаха, не убивай меня! Я не стану больше противиться твоему слову и не ослушаюсь твоего веления!
До крайности удивленный Ицхак сказал ему:
- О джинн, ты говоришь: "Сулейман - пророк Аллаха", а Сулейман уже тысяча восемьсот лет как умер, и мы живём в последние времена перед концом мира. Какова твоя история, и что с тобой случилось, и почему ты вошёл в этот кувшин?
И, услышав слова рыбака, джинн воскликнул:
- Нет бога, кроме Аллаха! Радуйся, о человек!
- Чем же ты меня порадуешь? - спросил еврей.
И джинн ответил:
- Тем, что убью тебя сию же минуту злейшей смертью.
- О проклятый, - воскликнул еврей, - за что ты убиваешь меня и зачем нужна тебе моя жизнь, когда я освободил тебя из кувшина и спас?
- Пожелай, какой смертью хочешь умереть и какой казнью казнён! - сказал джинн.
И еврей воскликнул:
- В чем мой грех и за что ты меня так награждаешь?
- Знай, о человек, - сказал джинн, - что я один из джиннов-вероотступников, и мы ослушались Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими! И Сулейман прислал своего визиря, Асафа ибн Барахию, и он привёл меня к Сулейману насильно, в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем и запечатал кувшин свинцом, оттиснув на нем величайшее из имён Аллаха, а потом он отдал приказ джиннам, и они понесли меня и бросили посреди моря. И я провёл в заточении сто лет и сказал в своём сердце: всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но прошло ещё сто лет, и никто меня не освободил. И прошла другая сотня, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли. Но никто не освободил меня. И надо мною прошло ещё четыреста лет, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я исполню три желания. Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня сейчас, я убью и предложу ему выбрать, какою смертью умереть! И вот ты освободил меня, и я тебе предлагаю выбрать, какой смертью ты хочешь умереть.
Услышав слова джинна, Ицхак воскликнул:
- О диво божье! А я-то пришёл освободить тебя только теперь! Избавь меня от смерти - господь избавит тебя. Не губи меня.
- Твоя смерть неизбежна, пожелай же, какой смертью тебе умереть, - сказал джинн.
И когда Ицхак убедился в этом, он снова обратился к джинну и сказал:
- Помилуй меня в награду за то, что я тебя освободил.
- Но я ведь и убиваю тебя только потому, что ты меня освободил! - воскликнул джинн.
И еврей спросил джинна:
- Моя смерть неизбежна?
И джинн отвечал:
- Да.
Тогда Ицхак сказал:
- Знай, о неблагодарнейший из джиннов, что на мне лежит долг, и у меня есть жена и дети, и чужие залоги. Позволь мне отправиться домой, я последний раз увижусь с родными и отдам долг каждому, кому следует, и возвращусь к тебе к концу месяца. Я обещаю тебе, что вернусь назад, и ты сделаешь со мной, что захочешь.
И джинн заручился его клятвой и отпустил его.
Ицхак вернулся в Ахдад и покончил все свои дела, увиделся с женой и детьми, но не стал им ничего рассказывать, а, напротив, сказал, что едет по делам в соседний город.
К концу месяца, как и обещал, Ицхак оставил дом и отправился на встречу с джинном.
Сарочка же, увидев, что муж не взял с собой товаров, заподозрила того в том, что он тайком посещает другую женщину и решила проследить. Переодевшись, сев на мула, она отправилась вслед за мужем.
Приехав в условленное место, Ицхак сел на берегу и принялся грустить и лить слезы, оплакивая свою судьбу.
И вот налетел из пустыни огромный крутящийся столб пыли, и когда пыль рассеялась, перед Ицхаком предстал джинн, и в руках у него был обнаженный меч.
- Вставай! - сказал он Ицхаку, - воистину, сегодня счастливый для тебя день, ибо суждено тебе предстать на нашем празднике перед королем гулей.
- Слушаю и повинуюсь, - ответил Ицхак, - я засвидетельствую ему свое почтение.
- Да, и после этого мы тебя съедим, - сказал джинн и подхватил купца на руки, и закружился с ним в столбе пыли.
Сарочка же, которая наблюдала за всем издалека, увидев, как муж исчезает, вместе с джинном, кинулась и себе в столб пыли, так, что он подхватил и ее и унес в страну джиннов.
Едва пыль рассеялась, Ицхак увидел дворец, что стоял посреди моря, а к нему вели мостки шириной в двадцать локтей. Вокруг дворца шли окна, выходившие на море.
- Вот, это дворец царя гулей, - сказал джинн.
И они вошли в него, и встретили их молодые девы одна прекраснее другой. И невольно взгляд Ицхака задерживался на их волосах, что были чернее ночи, на их грудях, что были подобны колышущимся холмам, на их бедрах, что были подобны набитым подушкам. Но, вспомнив о причине своего пребывания здесь, Ицхак заплакал, так что стали не милы ему волосы - ночь, груди - холмы, бедра - подушки.
И джинн привел его в центральную залу. И пол в ней был выстлан разноцветным мрамором, а потолок был покрыт разными прекраснейшими маслами и разрисован золотом и лазурью. Посередине залы, на огромном золотом троне восседал главный джинн. И голова его была, как сундук, а плечи, словно горы, а руки, как два дерева. И вокруг него было множество джиннов, и каждый следующий страшнее предыдущего, да так, что у Ицхака высохли слезы, и сердце ушло в пятки, а душа подошла к носу, готовая вот-вот покинуть тело.
- Ты привел его! - воскликнул царь гулей, и стены задрожали от его крика. - Клянусь Сакром, тем, кто обманул самого Сулеймана и сорок дней правил вместо него, славный сегодня будет обед!
- Попался, старый хрыч! - крик, не тише предыдущего потряс стены дворца гулей. Все присутствующие, в том числе и Ицхак, который забыл, как дышать, обернулись на крик. В дверях, уперев руки в объемные бока, стояла Сарочка. - Что же это получается, люди добрые, этот ко... горный муфлон, заимел себе джинна, так нет, чтобы чего-то путного загадать - жене там подарок - так он решил пожелать дворец, подальше от семьи и девок с сиськами до пупа!