Страница 42 из 68
И царь в тот же час и минуту послал привести судью и свидетелей и тотчас женил меня на женщине, благородной саном и высокой родом, с большими деньгами и богатствами, великой по происхождению, редкостно красивой и прекрасной, владелице поместий, имуществ и имений. Затем он дал мне большой прекрасный отдельный дом и подарил мне слуг и челядь и установил мне жалованье, как самому высокому сановнику. И стал я жить в великом покое, веселье и радости, позабыв о всех тяготах, затруднениях и бедах, которые мне достались.
"Когда буду возвращаться на родину, то возьму жену с собой, - думал я в то время. - Все, что суждено человеку, непременно случится, и никто не знает, что с ним произойдёт".
Следует отметить, я полюбил жену, и она полюбила меня великой любовью. Как во всякой образцовой семье, между нами наступило согласие, и мы пребывали в сладостнейшей жизни и в приятнейшем существовании.
Таким образом, мы прожили некоторое время. И в это же время, Аллах великий лишил жены моего соседа, который был мне кем-то вроде приятеля. В сей скорбный день, я вошёл к приятелю, дабы утешить его в его потере, ибо нет ничего лучше вовремя сказанного слова. Против ожидания, я увидел, что приятель в наихудшем состоянии, озабочен и утомлён сердцем и умом. Естественно, я стал ему соболезновать и утешать следующими словами:
- Не печалься о твоей жене, друг мой! Аллах великий даст тебе взамен благо и жену лучшую, чем она, и будет жизнь твоя долгой, если захочет Аллах великий.
Но сосед мой заплакал сильным плачем и ответил мне:
- О друг мой, как я женюсь на другой женщине, и как Аллах даст мне лучшую, чем она, когда моей жизни остался один день?
- О брат мой, - был ответ, - вернись к разуму и не возвещай самому себе о смерти. Ты ведь хорош, при здоровье и благополучен.
- Друг мой, - воскликнул сосед, - клянусь твоей жизнью, сегодня ты потеряешь меня и в жизни меня не увидишь!
- Как это? - сказать, что я пребывал в недоумении, значит не сказать ничего.
Сосед между тем отвечал:
- Сегодня станут хоронить мою жену, и меня похоронят вместе с ней в могиле. В нашей стране есть такой обычай: если умирает женщина, её мужа хоронят с ней заживо, а если умирает мужчина, с ним хоронят заживо его жену, дабы ни один из них не наслаждался жизнью после своего супруга.
- Клянусь Аллахом, - воскликнул я, - это очень скверный обычай, и никто не может его вынести!
- Так есть. Не далее, как прошлой весной, со смертью мужа, подобным образом ушла от нас наша дочь - прекрасная Зарима. Кто теперь любуется прекрасным станом нашей дочери, подобным букве алиф, кто теперь любуется прекрасными глазами нашей Заримы, подобным глазам серны, кто теперь любуется родинкой, подобной кружку амбры над верхней губой!
Мы еще вели этот разговор, как вдруг пришло большое количество жителей города, и они стали утешать моего друга в потере жены и его собственной жизни, после чего принялись обряжать мёртвую, следуя своему обычаю.
С собой они принесли ящик и, положив в нее женщину, понесли ее, (а её муж был с ними).
Процессия покинула город, и пришла в некую местность возле горы, у моря. За городом мы подошли к одному месту и подняли большой камень. Под камнем обнаружилась каменная крышка, вроде закраины колодца. Затем присутствующие бросили женщину в отверстие, оказавшиеся ни чем иным, как большим колодцем под горой. Затем присутствующие подвели её мужа, и, привязав несчастному под грудь верёвку из пальмового лыка, спустили его в этот колодец. Затем туда же были спущены объемный кувшин с пресной водой и семь хлебных лепёшек.
Когда все свершилось, мой сосед отвязал от себя верёвку, которую не замедлили вытащить. Затем отверстие было закрыто тем же большим камнем, как прежде. И все ушли своей дорогой, оставив моего друга подле его жены в колодце.
35.
Продолжение рассказа шестого узника, которое странным образом переплетается с окончанием рассказа второго узника
- Не подскажите ли, любезные, где живет Халифа-рыбак?
- Рыбак? Не знаю я никакого рыбака!
- Рыбак? Здесь, насколько я знаю, живет Джудар-рыбак, а Халифа...
- Нет, во имя Аллаха, ты не прав! Джудар-рыбак живет на восточной улице, а эта - западная и здесь живет Халифа!
- Ты знаешь Халифу-рыбака?
- Конечно! И это так же верно, как то, что все в этом мире свершается по велению и милостью Аллаха. Мне ли не знать Халифу-рыбака! Вот слушай, что расскажу. Вижу я - ты человек нездешний, войдем же в тень и согнем колени, ибо история эта не коротка, но - клянусь Аллахом - достойна она быть написана на лучшем пергаменте золотыми чернилами. Так вот - отцы наши - мой и Халифы были дружны. А дружны они были, как река и рыба, птица и воздух, верблюд и колючка, то есть, жить не могли друг без друга...
- Что ты рассказываешь. Твой отец дружил с отцом Джудара-рыбака! И историей своей ты всех уже замучил!
- Джудар, Халифа, какая разница! Не перебивай! Видишь - человеку интересно!
- Я это... вспомнил... у меня дела. Идти надо... бежать. Мир с вами, добрые люди.
- И с тобой мир, незнакомец.
- Так вот, я и говорю - это был Халифа.
- Нет Джудар!
- Халифа!
- Джудар!
Тени, тени еще не появились вновь, слепой Манаф еще не прокричал призыв к фаджру - предрассветной молитве, а Абд-ас-Самад, которого внимательные слушатели помнят, как магрибинца, уже был на ногах и искал дом Халифы.
Два раза его обругали, один раз - отнеслись с подозрением, только что - едва спасся из словоохотливых объятий городского сплетника.
Халифа-рыбак, Халифа-мудрый имел дом в конце прохода мастеровых.
И вот он заперся у себя в доме, зажег лампу и принялся рассматривать перстень. Сделан тот был из желтого металла, и Халифа решил, что это - золото. И была сверху на нем печать, а на печати - письмена. Хоть Халифа и не очень понимал, но вещь казалась дорогой
Подумав, Халифа-мудрый сказал сам себе: "О, Халифа, все люди знают, что ты - бедный человек, рыбак, а теперь у тебя завелся золотой перстень. Когда-нибудь ты не сдержишься и расскажешь о нем. И историю эту непременно услышит султан Шамс ад-Дин Мухаммад. И он придет к тебе и скажет: "Покажи мне перстень!"
А ты скажешь ему:
"О, повелитель, я человек бедный, и кто тебе сказал, что у меня есть перстень, который стоит две тысячи динаров и на котором имеется печать с письменами - налгал на меня. Ни со мной, ни у меня ничего такого нет".
А султан не поверит, передаст тебя вали и скажет ему:
"Обнажи его от одежды и мучай побоями, и заставь его сознаться".
При последних словах, Халифе стало так страшно, что он забился в самый дальний угол дома и накрылся одеялом.
И здесь Халифе-мудрому пришло в голову спасительное решение.
"Вот то, что освободит меня из ловушки: я сейчас встану и буду пытать себя бичом, чтобы закалиться против побоев".
Позади. Позади остался крик Манафа и полуденная молитва зухр, в которой Абд-ас-Самад проделал положенное число ракаатов фард и еще некоторое количество сверх положенного.
Старик в пыльной чалме сказал, что знает дом Халифы и сейчас подробнейшим образом описывал путь к нему.
- Пройдешь по этой улице до конца и выйдешь на площадь, с нее будет несколько выходов, так ты выбери тот, где угол мокрый. Пес Муслима по нескольку раз в день метит его, выделяя этот угол, среди прочих. Хозяева дома уже и ругались с хозяином пса, и даже водили его к кади.
- Муслима?
- Нет - собаку. И кади присудил тому не мочиться на чужое имущество, но пес - создание Аллаха - остался глух к словам судьи. Так вот, по этой улице дойдешь до переулка, где живет старая Фатима. Ты без труда узнаешь его, ибо с фаджра до иша Фатима ругается с соседями, и крик ее с легкостью перекрывает даже крик Манафа, так что жители переулка позже других приступают к молитвам.