Страница 12 из 68
- Короче, рыбак!
- Я и говорю коротко, о флейтист султанов и султан флейтистов. Иблис, не иначе побиваемый камнями Иблис привык к боли и подбежал на достаточное расстояние к твоему покорному слуге, достаточное, чтобы смутить душу, хотя что Иблису до души смиренного Халифы-рыбака. Но, да будет тебе известно, о шахиншах султанов, несчастный Халифа-рыбак никогда еще не женился. Но разве Аллах отнял у Халифы уши, чтобы он не слышал истории об удовольствиях, которые могут доставить дочери Хавы мужчине, разве он отнял у Халифы прочие, гм, части тела, отличающие сынов Адама от племени жены его, и разве не за эти самые удовольствия пострадали первые люди и были изгнаны из рая, так почему же жертва их должна пропадать втуне, туне несчастного тела смиренного Халифы-рыбака? Услышав в стихах слово "невеста", Халифа-рыбак, обуреваемый этими мыслями и еще несколькими мыслями о которых не стоит упоминать в столь благородном обществе, полез в нору. Надо сказать, неизвестный поэт оказался не так прав, дыра оказалась совсем не глубока, и в конце ее действительно оказался прозрачный ящик, в котором возлежала прекрасная девица, подобная... подобная... лучше я прочту стих.
Султан сделал знак Джаваду, тот вытянул саблю.
- Или не буду, - мудро решил рассказчик.
- Это была Зарима? - лицо султана слегка налилось красным, и возможно припекающее ахдадское солнце было тому причиной.
- Ну, тогда я не знал имени прелестницы, я заметил только родинку над верхней губой, подобную...
- Что, что ты сотворил со спящей девушкой, отвечай сейчас же, или клянусь Аллахом, не дожидаясь вечера, я велю повесить тебя сейчас же, на собственных воротах, в назидание всем словоохотливым рассказчикам, испытывающим языками своими терпение сильных мира сего!
- Ничего, о светоч мира, ничего. Мне вспомнилась сказка, старая сказка все того же Аль-сандара ибн Сергия о царевне, которую заколдовала злая джиния, и которую расколдовал могучи батыр Лис-сай одним лишь поцелуем. Потом царевна стала его женой, и жили они...
- Короче!
- Подобно могучему батыру Лис-саю, я поцеловал обитательницу стеклянного ящика и, милостью Аллаха всевидящего и всезнающего, а ничего в мире не совершается без веления его, она открыла глаза. Я совсем уж собрался вести спасенную к кади, чтобы он объявил нас мужем и женой, как спасенная мной девушка, совсем не по сказке, скривилась и задала вопрос недовольным голосом: "Кто ты?"
"Халифа-рыбак, - отвечал я ей, - о, владетельница моих грез и будущая мать моих детей, маленьких Халиф-рыбаков".
Но девушка сказала: "Как смеешь ты прикасаться ко мне, Халифа-рыбак? Разве не видишь, что я благородных кровей!"
"Но ведь в сказке сказано..." - попытался смиренно возразить я.
"Что это за место?" - спросила девушка.
"Дыра, о госпожа, - ответил я, - дыра за рекой возле славного города Ахдада".
"А скажи, рыбак, есть ли в вашем городе правитель - халиф, или на худой конец султан?"
"Есть, - ответил я, - светлейший султан Шамс ад-Дин Мухаммад, состоящий пусть и в дальнем, но родстве со славным родом Аббасидов, ведущим, как известно, начало от Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди пророка, и которые..."
"А скажи, рыбак, есть ли в вашем городе человек, который поставляет наложниц в гарем султана?"
"Есть, есть, - воскликнул я, обрадованный своей осведомленностью, - Ицхак - еврей из евреев поставляет наложниц в гаремы знатных жителей нашего города и гарем самого султана Шамс ад-Дина Мухаммада, состоящего пусть и в дальнем, но родстве со славным родом Аббасидов, ведущим, как известно, начало от Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди пророка, и который... постой, но зачем тебе, о будущая жена моя, какой-то еврей, пусть и совершающий сделки с султаном и влиятельнейшими людьми нашего города?"
"Размечтался, никакая я тебе не жена! Сейчас же ты отведешь меня к Ицхаку-еврею и продашь за тысячу динаров золотом, и в этом будет тебе сегодняшняя прибыль и награда!"
- Клянусь Аллахом, я так и сделал, - закончил Халифа-рыбак свой рассказ.
11.
Рассказ о красавице Зариме и о султане славного города Ахдада Шамс ад-Дине Мухаммаде
Позади остался призыв слепого Манафа - муэдзина Ахдада к асру - послеполуденной молитве. Позади осталась сама молитва, состоящая из четырех ракаатов фард.
Султан Шамс ад-Дин Мухаммад обещал еще до асра найти работу Абульхаиру - добрейшему палачу, чье имя означает "совершающий доброе".
Впереди оставался магриб - вечерняя молитва и визит Шамс ад-Дин Мухаммада на женскую половину дворца, куда, кроме Шамс ад-Дина закрыт доступ мужчинам, а значит, для умелого Абульхаира, чье имя означает "совершающий доброе", еще не все потеряно. Как сказал поэт:
Помни, влюбленных всегда за любимых бранят,
Ибо безумием всякий влюбленный объят.
Как-то спросили меня: "Страсть на вкус какова?"
Я отвечал: "Это сладость, таящая яд"***
Туфли светлейшего вступали в соприкосновение с полом дворца, едва тревожа слух. Словно любовники, страшащиеся быть застигнутыми за непристойным занятием. Султан Шамс ад-Дин Мухаммад хотел, чтобы они гремели, о-о-о, как гремели, ибо его шаги - поступь судьбы, но коже подошв и камню пола не было никакого дела до желаний и настроений сиятельнейшего среди правителей Шамс ад-Дина Мухаммада.
У дверей покоев новой наложницы Шамс ад-Дин замедлил шаг. Кожа подошв, сбившись с привычного ритма, любовницей, достигшей желаемого, родила чуть более громкий скрип.
Шамс ад-Дин помотал головой, отгоняя мучительные сравнения.
По знаку султана, Сандаль - старший над евнухами - распахнул дверь покоев.
Подошвы испуганно пискнули, Шамс ад-Дин Мухаммад шагнул внутрь.
Зарима сидела на подушках, подобрав под себя полные ноги в атласных шальварах, тонкие пальчики перебирали серые струны елового уда.
Девушка подняла глаза на шум. Ах, глаза, огромные глаза.
Что за очи! Их чье колдовство насурьмило?
Розы этих ланит! - чья рука их взрастила?
Эти кудри - как мрака густые чернила,
Где чело это светит, там ночь отступила.***
И губы, коралловые губы, с родинкой над верхней растянулись в жемчужной улыбке.
- Ты пришел, о повелитель моего сердца.
Слова, слова, они ранят больнее кинжала, иногда убивают надежней яда, портят жизнь, но те же слова, произнесенные в иных обстоятельствах, возвеличивают тебя, вселяют надежду, веселят сердце, излечивают от болезней, или просто доставляют радость.
Двигаясь к покоям, Шамс ад-Дин подбирал слова, складывал их в фразы. Эти фразы должны были вызвать смятение, поселить в сердце страх, родить раскаяние и обозначить правду.
Но, другие слова, произнесенные губами-корал, рассеяли предыдущие слова, растворили фразы и даже мысли, мысли одна прочнее другой, потекли совсем в ином направлении.
"Ах, как она молода, прекрасна, Аллах, единственно Аллах величием своим создает подобную красоту... и посылает ее в испытание рабам своим".
- Ответь, о Зарима.
"Трепещи несчастная! - где, где заготовленная фраза!"
- Все, что прикажет мой повелитель.
"Твоя тайна раскрыта! Своей порочностью ты опозорила мой дом и меня!"
- Как ты оказалась в стеклянном ящике, в норе за рекой?
Глаза, прекрасные насурьмленные глаза затянула поволока.
- Это грустная история, мой царь, но если ты приказываешь, я поведаю ее тебе, с любовью и удовольствием.