Сказители

Чжан Вэнь остановился и посмотрел на нее. Взгляд его уже не был таким суровым, в нем даже сквозила жалость.

– Я больше не вернусь, – сказал он с легкой улыбкой на плотно сжатых губах. – Я уезжаю в Индию. – И он стал дальше укладывать вещи.

Она опешила и сразу не могла ничего понять. Ой, в Индию, так далеко! Она спрыгнула с постели и потянула его за рукав.

– Я тоже поеду, Чжан Вэнь, куда ты, туда и я. Я не боюсь.

Он засмеялся.

– Не будь ребенком. Куда ты потащишься с таким животом? Со мной и с ублюдком, который вот-вот голову высунет? Вот будет картинка! Заткнись, у меня еще масса дел впереди.

Сюлянь прошиб озноб. Она отпустила его плечо, села на кровать, глаза ее округлились, ей стало жутко.

– А как же я? А как же быть мне?

– Возвращайся домой.

– Не дождавшись...

– Чего еще ждать?

– Не дождавшись, когда родится ребенок?

– Да, возвращайся! И не бормочи больше: ждать, не ждать. Будь немножко умнее. Ты меня объела дочиста. Все, что я имел, было потрачено на тебя, тебе этого мало? Мы ведь все-таки с тобой пожили неплохо. Я старался как мог, чтобы удовлетворить тебя. Теперь я уезжаю, ничего не попишешь, не будь такой упрямой.

Она бросилась на пол и обхватила его ноги.

– Ты больше нисколечко меня не любишь?

– Конечно, люблю. – Он стал еще быстрее собирать вещи. – Если бы я тебя не любил, разве ты могла бы забеременеть?

Она лежала на полу, обессиленная, и не могла встать. Она едва слышно спросила:

– А как же мы, как же мы дальше будем?

– Кто же может сказать? На меня лучше не рассчитывать. Ты меня знаешь. Я человек слабохарактерный; Если там, в Ин

дии

, я понравлюсь какой-нибудь красоточке, придется с ней подружиться. Мне перед же

нщинам

и не устоять. Я с ними быстро схожусь. С тобой ведь тоже так было. Я же дал тебе попробовать сладкую жизнь. – Он с усмешкой смотрел на лежавшую у его ног Сюлянь, приглаживая свои противно блестящие волосы. – Ты ведь уже попробовала ее вкус? Верно?

Сложив вещи, он осмотрелся, не забыл ли чего? Потом сказал «гудбай» и исчез.

Он оставил малюсенькую комнатку, бамбуковую кровать и одеяло. Оно было слишком толстым и не полезло в чемодан. Кроме него осталось два бамбуковых стула, бамбуковый стол и беременная женщина.

Сюлянь лежала на кровати и поднялась лишь тогда, когда не в силах была дольше терпеть голод. В голове мелькала только одна мысль: заработать денег, чтобы хоть как-то прокормиться. Лишь бы дотянуть до момента, когда родится ребенок, и тогда можно будет пойти на любые подмостки. Все равно, что делать, лишь бы можно было заработать Денег и растить ребенка. Она была сыта по горло прелестями любви и, как говорится, натаскалась воды в бамбуковой корзине – все впустую. Уж лучше бы ее продали. Выполнить волю родителей и быть выданной по сватовству и то лучше, чем это.

Весь следующий день Сюлянь пролежала в постели. Она не могла надеть чулки – так распухли ноги. Она знала, что давно не мылась и уже несколько дней не меняла одежды. От нее пахло, как от нищей. Вечером она походила по чайным, что возле реки. Хозяева чайных, услыхав, что она ищет работу, посмеивались. Кто же возьмет такую, у которой живот уже больше мешка с рисом!

Тяжело переступая, она вернулась домой. Коса расплелась, вся голова была в пыли. Распухшие ноги отяжелели, как и тело. Губы потрескались и болели, в глазах появились красные прожилки. Дойдя до ворот своего дома, она села на ступеньки, не в силах больше сделать ни шагу. Одежда была влажная и липла к телу. Проще всего взять, да и броситься в реку, чтобы и ребенок не страдал после рождения.

Сюлянь поборола минутную слабость и направилась в комнату. Дверь в нее была открыта. Она остановилась в удивлении. Кто мог прийти? Чжан Вэнь передумал? Или воры пришли украсть ее драгоценное одеяло? Она поспешила в комнату, ни в коем случае нельзя, чтобы его украли... Вдруг она замедлила шаги. В опустившихся сумерках виднелся силуэт человека, сидевшего на кровати опустив голову.

– Отец, – закричала она. – Отец! – Она упала к его ногам, положила голову ему на колени и разрыдалась.

– Говорят, он уехал, – сказал Баоцин. – Теперь ты можешь возвратиться домой. Я все это время не мог прийти. Он грозился убить меня. Теперь он уехал, и вот я пришел взять тебя домой.

Она подняла голову и посмотрела на него. Глаза ее были полны удивления.

– Как же я могу вернуться в таком виде, папа?

– Можешь. Все тебя дома ждут, собирайся быстрее.

– А мама... Она, что она скажет?

– Она тоже тебя ждет. Мы все тебя ждем.

Баоцин сложил одеяло, сунул его под мышку и вместе с ней вышел.

– Когда родится ребенок, я буду выступать с тобой всю жизнь, – поклялась Сюлянь. – Я никогда больше не буду делать глупостей. – Она вдруг остановилась, – Подожди, пана, я кое-что забыла. – С трудом передвигая свои опухшие ноги, она снова вернулась в комнатку.

Она хотела еще раз окинуть взглядом. свою каморку. Теперь ее не забыть! Здесь она жила вместе с ним.

Думала, что это рай, а оказалось – тюрьма, доставившая ей столько мучений. Именно здесь окончательно развеялись ее прекрасные сновидения. Она стояла у входа и еще раз внимательно огляделась, желая запомнить каждую деталь. На этой огромной сцене под названием «жизнь» Сюлянь и ее отец были обыкновенными куклами, которыми манипулировали люди. Старик и молодая беременная женщина, готовая привести в этот горький мир еще одно сиротливое существо.

Дафэн встретила сестру тепло и сердечно. Тетушка сидела у себя в комнате, решив для начала гнуть свою линию и не разговаривать с Сюлянь. Но, увидев дочь, которую растила с малых лет, и она не выдержала. Из ее глаз покатились слезы.

– Эх, дурная девчонка, – сказала она, растрогавшись. – Давай, я тебя как следует вымою, чтоб ты могла прежде всего лечь в постель и отоспаться.

В комнате напротив сынишка Дафэн стучал по полу ладошкой и весело смеялся. Завидев его, рассмеялась и Сюлянь.

Глава 27

Сюлянь снова стала полноправным членом семьи Фан. Она мало беспокоила отца – как-никак стала взрослой, понимала теперь гораздо больше, чем раньше, и стала намного заботливей. Однажды утром она попросила Баоцина купить ей одежду посвободнее. Зная особое пристрастие отца к хорошим вещам, она специально подчеркнула, что ей нужен не шелк и не атлас, а самая дешевая и практичная ткань.

Баоцин хотел, чтобы Сюлянь показалась врачу. Поначалу она противилась, уж очень боялась того момента, когда доктор узнает, что она не замужем. Баоцин кое-что понимал в медицине и объяснил ей, что такой осмотр полезен для будущего ребенка. Доктор посторонними вопросами не интересуется, он лишь заботится о здоровье младенца. Отец проявил такое участие, что в конце концов это подействовало, и она отправилась в больницу. Несмотря на жестокие страдания, которые ей пришлось пережить, доктор нашел, что состояние ее здоровья вполне хорошее, нужно только больше двигаться.

Каждый день после обеда Баоцин не уставал твердить, что Сюлянь должна погулять. Она не соглашалась. В Чунцине ее все знали. Ей не хотелось средь бела дня показываться на улице и позориться у всех на виду, Баоцин перестал настаивать, однако все же напоминал ей.

что нужно прислушиваться к советам врача. Поэтому каждый вечер, после представления, отец и дочь гуляли по темным улицам. Именно во время одной из таких прогулок Баоцин обнаружил, что Сюлянь действительно сильно изменилась. Когда они жили в Шанхае, Нанкине и Бэйпине и гуляли вечерами после представления, Сюлянь скакала впереди, тянула его за руку и задавала бесчисленные вопросы. Теперь она шла медленно, все время отставая, будто стыдясь идти по улице рядом с ним. Как ее утешить? Он все передумал, но так и не знал, как поступить.