Сказители

Сюлянь появилась в розовом халате с букетом полевых цветов. Она шла с гордо поднятой головой и трогательно улыбалась, а когда стала подниматься к церемониальному возвышению, некоторые из присутствующих зааплодировали. В толпе пестро и вульгарно разодетых людей она была похожа на скромный полевой цветок.

Жених и невеста шли позади всех. Циньчжу виляла задом, и бренчала браслетами, а жених гордо вышагивал радом, демонстрируя всем свои сапоги со шпорами.

С их появлением люди в зале оживились. Золотой Зуб заранее договорился, чтобы друзья кричали ему здравицы, и те действительно постарались. Одни аплодировали, другие бросали в них горох и разноцветные ленты серпантина. После завершения церемонии жених и невеста поклонились друг другу, и народ дружно закричал: «Поцелуйтесь!» Они поцеловались. Все это должно было означать, что их любовь, после такого представления при всем честном народе, полностью искупила прошлые грехи.

Жених вручил невесте кольцо, два браслета, инкрустированных бриллиантами, и вдобавок ко всему американскую золотую авторучку лучшего качества.

Свидетелем с его стороны выступал некий бывший соратник, который и произнес речь. Слова такого оратора, конечно, нельзя было отнести к высокому стилю, но слушатели долго аплодировали. А затем начались всевозможные скабрезности и непристойности. Гости орали во всю глотку, требуя от жениха доложить историю своей любви.

Сюлянь нездоровилось, ребенок в животе непрерывно толкался. В помещении было полно народу и ужасно душно, ей не хватало воздуха. Циньчжу с самыми добрыми намерениями пригласила ее быть свидетельницей, поэтому нужно было во что бы то ни стало поддержать ее, продержаться хотя бы до конца церемониала. На лбу у нее выступили крупные бусинки пота. Сюлянь стояла вытянувшись, не смея пошевелиться и не позволяя себе проронить ни звука. Вдруг в глазах у нее потемнело, и она упала на пол, потеряв сознание.

Очнулась Сюлянь у себя в комнате, на кровати. Рядом сидел отец, бледный, весь разом осунувшийся, со странным блеском в глазах.

Он долго не мог произнести ни слова. Наконец облизал пересохшие губы.

– Кто это? – спросил он, с трудом превозмогая себя. – Кто?

Сюлянь безучастно в двух словах рассказала все как было. Она сразу успокоилась. Открыв свою тайну, она почувствовала облегчение. Теперь ребенок, который толкался у нее в животе, не так мозолил людям глаза.

Баоцин не стал корить ее. Он только покивал головой, похлопал ее по плечу и ушел. Но на душе у него все кипело. Ну и подлая тварь этот Чжан Вэнь! От злости он готов был живьем содрать с него шкуру. У него и в мыслях не было, что этот тип воспользуется моментом и опозорит его дочь!

Он встретил Чжан Вэня в чайной, куда тот часто ходил после обеда. Завидев его, Баоцин понял, что все рассказанное Сюлянь – чистейшая правда. Чжан Вэнь встретил его с улыбкой, но не осмелился посмотреть ему прямо в глаза.

– Как ты собираешься поступить? – спросил Баоцин без обиняков.

– Как поступить? – переспросил Чжан Вэнь. Баоцин больше не мог себя сдерживать и размахнулся, чтобы ударить этого типа с напомаженной головой. Чжан Вэнь стремительно увернулся в сторону и сунул руку в карман. На Баоцина было направлено дуло пистолета. От злости и от страха на его лице появился нервный тик.

– Ты, старое барахло, если еще раз посмеешь потревожить меня, – Чжан Вэнь медленно цедил слова сквозь зубы, – я тебя прикончу, как крысу.

Баоцин подумал секунду, глубоко вздохнул и тотчас же принял решение. С улыбкой на лице он сказал громко, так, чтобы все в чайной могли услышать:

– Стреляй, я и так уже стар. Когда ты еще находился в утробе матери, я уже скитался по стране, зарабатывая, как умел, себе на хлеб. – Он медленно подошел к бандиту, его черные глаза уставились прямо в лицо Чжан Вэня. – Стрелой, подлец, стреляй.

Чжан Вэнь опешил. Такого отпора никто еще ему не давал. Когда он прежде пугал кого-нибудь пистолетом, большинство терялись от страха. Обычно, не раздумывая ни секунды, он тут же и расправлялся с жертвой. Баоцин же открыто бросил ему вызов. Чжан Вэнь убил немало людей, однако не хотел даже по злобе убивать при таком количестве свидетелей.

Он опустил пистолет, наклонил голову и засмеялся Баоцину прямо в лицо.

– Как же я могу убить своего тестя? Я не такой человек.

– Как ты собираешься поступить? – строго спросил Баоцин.

– Слушаю ваши указания, хозяин Фан.

– Ты собираешься жениться на ней?

– Я, конечно, хочу, но не могу.

– Почему?

– Это уже мое дело, старый. – Чжан Вэнь, покачав головой, сделал шаг в сторону выхода. – Не могу, и все. Находясь на службе у правительства, нельзя жениться. Ты что, не знаешь этого?

– Не смей больше переступать порог моего дома.

– Чжан Вэнь засмеялся. Он щелкнул пальцем и сплюнул на пол.

– Когда захочу, тогда и приду.

Баоцин вспомнил, что Чжан Вэнь больше всего любил деньги. Может быть.

– Сколько хочешь? – спросил он, не отрывая взгляда от подонка. – Сколько хочешь, у меня есть деньги.

– Деньги мне нужны, старый, – сказал, смеясь, Чжан Вэнь. – Но человек мне тоже нужен. Теперь она моя, она меня любит. Я ее муж, не веришь, можешь спросить ее.

У Баоцина от злости помутился рассудок.

– Сволочь, – закричал он. – Разрази тебя гром, чтоб ты подох не своей смертью.

Чжан Вэня это стало забавлять.

– Нехорошо ругаться, старый. Осторожность никогда не помешает, когда дело имеешь с властями. Твой хороший друг Мэн Лян уже успел вкусить всю прелесть этого. Он думал, что сможет скрыться, но попался. Ну как? Раскинь мозгами. Ребенок в животе Сюлянь мой. Как я с ней поступлю, дело мое и тебя не касается. Не беспокойся. Я не буду относиться к ней плохо. Если все это возьмешь в толк, то и к тебе я буду относиться неплохо. – Он потрогал свою напомаженную, гладко уложенную прическу, закурил сигарету и не торопясь вышел.

Баоцин, сам не свой, словно лунатик, еле добрался до дому и прямиком направился в комнату Сюлянь. Ей не хотелось разговаривать. Что бы он ни спрашивал, она только улыбалась и отрицательно качала головой.

– Как же это ты? Эх, как же ты позволила ему себя опозорить? – доискивался Баоцин. Он чуть не сошел с ума. Лоб его горел, ныло сердце. – Скажи мне, как... как это случилось? – умолял он. Баоцин протянул руку, чтобы погладить ее, но передумал. Все это время она продолжала смотреть на отца с еле заметной улыбкой.

Баоцин не обратил внимания, как вошли тетушка и Дафэн. Он видел лишь лицо Сюлянь, ее тонкие губы были плотно сжаты, в глазах таилась какая-то трудно уловимая безысходность. Шлеп! В лицо Сюлянь попал огромный липкий плевок. Баоциы вскочил. Он схватил двумя руками жену и вывалок ее из комнаты. За дверью он отвесил ей оплеуху и вернулся обратно. Дочь хоть и забеременела, но плевать в нее непозволительно.

Дафэн вынула платок и вытерла Сюлянь лицо.

– Скажи-ка мне, – сказала она с мольбой.- – Почему бы не рассказать о своей беде? Тогда станет легче.

Сюлянь закрыла лицо руками и заплакала.

– Что ты собираешься делать? – снова спросила Дафэн. – Пойдешь с ним? Ты в самом деле его любишь?

– А что я еще могу поделать? – сказала Сюлянь, совсем убитая. – Как я могу дальше здесь оставаться, если мать вот-так ко мне относится?

– А он женится на тебе? А если да, то сможет ли тебя содержать? Он вообще-то надежен?

– Не знаю, откуда я могу знать? Я увидела его и совершенно потеряла голову. Как он хочет, пусть так и будет. Может, это и есть любовь? Очень печально, но ничего не поделаешь.

– Он в самом деле тебя любит? Я не понимаю, что значит любовь, не понимаю ту любовь, о которой ты говоришь. Он относится к тебе так же, как ты к нему?