Страница 60 из 70
— Не надо мне говорить, приятель, что мне надо было делать. У тебя нет чего-нибудь выпить? А то у меня от всего этого что-то в глотке пересохло.
— Ты уже, кажется, ориентируешься, где у меня что лежит в чемодане. Пойди и посмотри.
Я подошел к комоду, достал маленькую пластиковую чашку и банку растворимого кофе, а потом отправился за занавеску в ванную. Я открыл кран и стал ждать, когда пойдет горячая, пробуя струю пальцем. Перед моим мысленным взором возникла Лу Тейлор в черных обтягивающих штанах. Потом Лу Тейлор в коричневой юбке и свитере. Потом Лу Тейлор в красивом черном платье. Потом я перестал о ней думать. Я услышал, как громила в комнате два раза шумно отхлебнул из моей фляжки. Что ж, алкоголь должен убить все его бактерии, но все равно потом надо будет тщательно помыть горлышко емкости.
— Господи, ну и духота здесь у тебя! — услышал я его восклицание.
— Ну, если бы ты не накурил…
Я замолчал. Он двинулся к окну. Я бы мог его, наверное, предупредить, но он уже давно был совершеннолетний. Он состоял на этой службе не меньше моего. И я ничем не был ему обязан, если не считать синяка на челюсти и пары отбитых ребер. Черт с ним. Я услышал звук открываемого окна. В то же мгновение раздался выстрел. Я вошел в комнату. Спешить было незачем: снайпер либо промахнулся, либо нет.
Когда я вошел, Веллингтон стоял у раскрытого окна спиной ко мне, прижав ладони к лицу. Я, кажется, говорил, что на окнах нет сетки. Так что когда он качнулся вперед, ему ничего не помешало. Последнее, что я увидел были подметки его ботинок. Гигантские такие подметки. Здоровый он все-таки был мужик. Прошло, кажется, немало времени, пока под окном двумя этажами ниже не раздался стук упавшего тела.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Как он сам выразился, некоторые ребята живучи как кошки. Когда мы к нему подбежали — Гранквист оставил своих людей в отеле, и поскольку они сидели в вестибюле, то опередили меня, — он дышал и обещал не умирать еще какое-то время, дабы избежать последующих хлопот. Даже спустя несколько минут он был в сознании и ругался как боцман. Приехавший вскоре врач констатировал перелом руки, шейного позвонка, некоторое количество сломанных ребер и наличие небольшой бороздки от пули в левой надглазной кости. Похоже, ни череп, ни глаз не пострадали. Веллингтона увезли в больницу.
Я вернулся к себе в номер и побрился. Когда приехал Гранквист, я уже был почти одет. Я впустил его и прекратил завязывать галстук, наблюдая, как он подошел к окну, потом стал осматривать комнату и обнаружил место попадания пули после того, как она чиркнула по голове Веллингтона.
— Судя по протоколу, который я прочитал, вы находились в комнате, — он кивнул на занавеску в ванной комнате.
— Но я не убивал его.
— Это ясно. Если хотите знать, мы уже поймали подозреваемых. Их грузовик сломался в тридцати километрах к востоку от города. Мы обнаружили ружье. Их поймали, когда они пытались скрыться в лесу. Мы еще не поняли, кто из них произвел выстрел, но это не так уж и важно, кроме как для суда, в котором будет рассматриваться дело. — Он взглянул на меня. — Вы бы не хотели высказать свое предположение, почему в герра Веллингтона стреляли?
— Нет, — сказал я. — Но у таких людей, как он, всегда много врагов — то есть, я хочу сказать — в силу специфики его службы.
Гранквист глубокомысленно кивнул и вновь посмотрел на окно.
— Было еще довольно темно, не так ли? Он стоял на фоне освещенной комнаты. Вы оба довольно высокого роста, хотя он значительно крупнее вас. И это ваш номер, а не его.
Я изобразил на лице страх:
— Послушайте, дружище, кому могло прийти в голову стрелять в меня?!
— Не знаю, — сказал Гранквист, — но мне кажется очень странным, что ваша персона, герр Хелм, прямо-таки манит к себе смерть и насилие. В Стокгольме была убита дама, не так ли? Если бы мы не посчитали необходимым для реализации нашего плана позволить вам беспрепятственно отправиться в Кируну с фотоаппаратом, вас бы подвергли куда более тщательному допросу по поводу того убийства, несмотря на факты, свидетельствовавшие о вашей непричастности к ее смерти. По вашем возвращении в Стокгольм местная полиция будет просить вас сделать заявление. Далее. В салоне взятого вами напрокат автомобиля, прямо под окнами вашего отеля, был обнаружен мертвый мужчина. И вот теперь этот несчастный случай. Мне почему-то кажется, что герр Веллингтон не был со мной до конца откровенен относительно вашей личности. У меня возникло совершенно четкое представление о его — скажем так — профессиональной зависти к вам.
— Я никак не пойму, о чем вы говорите, герр Гранквист, — ответил я деланно бесстрастно.
— Разумеется. Но, пожалуйста, запомните, герр Хелм, что мы, шведы, очень болезненно относимся ко всяким проявлениям насилия. Мы даже не разрешаем своим детям смотреть американские ковбойские фильмы. Мы убеждены, что даже самые знаменитые убийцы и шпионы должны быть преданы справедливому суду. Просто подстреливать их из-за утла, за исключением крайних случаев, — значит насмехаться над законностью. Надеюсь, я ясно выражаю свои мысли? — он пошел к двери и обернулся. — А это что?
Он взял мою пластиковую фляжку, которая стояла на чемодане — там, где ее оставил Веллингтон.
— Простая пластиковая фляжка с виски, — ответил я. — Надеюсь, это не противозаконно?
— О нет! Мне просто стало интересно. Теперь из пластмассы делают такие забавные вещи.
Когда он удалился, я подошел к чемодану. Мне не надо было долго рыться в вещах. Среди своих чистых носков я сразу наткнулся на что-то холодное и твердое. Это был мой маленький пятизарядный «смит-энд-вессон» — все еще заряженный. Я на мгновение нахмурился. Гранквист вел себя как-то загадочно. Я никак не мог взять в толк, то ли он вернул мне оружие, чтобы я мог защитить свою жизнь — после того, что случилось с Веллингтоном, — тем самым как бы предупреждая меня, чтобы я воспользовался им по назначению, или же просто его болтовня должна была скрыть тот факт, что он меня благословляет и выпускает на тропу войны с заряженным револьвером. Всегда довольно непросто раскусить этих субъектов, которые привержены столь абстрактным понятиям, как закон и правосудие.
Я внимательно осмотрел свой револьвер, поскольку понял, что пришло время постоянно иметь его при себе. Потом я поехал в больницу проведать своего компатриота. Я с превеликим трудом пробился сквозь оборонительные рубежи, и меня провели в палату к Веллингтону. Он уже был зашит, в гипсе и перебинтован. Когда я затворил за собой дверь, он открыл глаза.
— Ах ты паскуда! — прошептал он.
Я почувствовал себя куда лучше. Стало совершенно ясно, что он отделался легким испугом. Это был все тот же малоприятный забияка и грубиян. А я-то боялся, что он сказанет что-нибудь такое, что заставит меня сгореть от стыда.
— Ты прекрасно знал, что они там засели, — шептал он.
Я пожал плечами:
— Такая вероятность была. Ты и сам должен был подумать своей головой. А теперь-то чего обижаться? Ты же, парень, готов был сдохнуть — только бы не просить у меня помощи, не забыл? Мне что, надо было водить тебя за ручку и отговаривать превращаться в живую мишень, стоя у открытых окон?
Мы долго смотрели друг на друга, потом он слабо усмехнулся.
— Ладно. Ладно, по крайней мере, ты хоть остался верен себе, паскуда. Если бы ты пришел и начал хныкать, что ты бы отдал все что угодно, ну просто все что угодно, лишь бы оказаться на моем месте, я бы плюнул тебе в рожу! — Он прикрыл глаза, потом снова открыл их. — Слушай, найди мое пальто, а?
Поиски пальто заняли немало времени, но в конце концов его обнаружили в комнате сданных вещей и отдали мне. Я принес пальто в палату и положил на кровать Веллингтону.
— Дверь закрыта? — прошептал он.
— Закрыта.
— В шве. Спереди справа. Воспользуйся ножом. Это чертово пальто уже все равно ни к черту не годно.
Я достал свой нож, вспорол шов, нашел под подкладкой маленький рулончик бумаги и отдал ему.