Страница 116 из 131
Нянькин сделал передышку, стрельнул в Кудрина маленькими, налимьими глазками и, потянувшись к портфелю, начал проворно рыться в бумагах.
— Да, да, с мясом у вас благополучно, а вот насчет яиц… Со скрипом идут у вас яйца, а, товарищ Кудрин? Какой процент на сегодняший день? Та-ак, сейчас мы установим. Ага, вот сводка за последнюю декаду. Колхоз "Заря", семьдесят две и шесть десятых процента. Не идет яйцо, а, Харитон Андреич? Понимаю и вполне сочувствую: не хватает концентратов, комбикормов и прочее, десятое… Так вот, товарищ Кудрин, — голос у Нянькина зазвучал почти торжественно, точно он собирался объявить об открытии новой планеты, — я вам помогу с выполнением плана по яйцу. Без всякого обмана или обхода законов и положений, все будет оформлено законно, документально! Да, да. Как вы на это реагируете?
Нянькин затолкал бумаги обратно в портфель и внимательно посмотрел на председателя. В глазах Кудрина промелькнули искорки и пропали.
— Ну, ну, очень любопытно! И давно стали нестись сданные в "Заготскот" телки и боровы?
Лицо у Нянькина скривилось, точно он хотел чихнуть. Но вместо этого он засмеялся, в горле у него забулькало. И тут же снова стал серьезным.
— Я понимаю шутки Харитон Андреич, понимаю и принимаю. Однако ближе к делу… Ситуация, значит, такого порядка: на сегодняшний день в "Заготскоте" числится триста голов гусей, проданных нам колхозниками. Но, к сожалению, вследствие большой скученности на малой площади, данные гуси… э-э, так сказать, теряют в весе, кроме того, есть случаи падежа… Мы, категорически не можем допустить, чтобы живпродукция, произведенная трудом наших людей, шла на списание, верно? Есть разумный выход: вы покупаете наших гусей для своего колхоза, но только на бумаге, в документальном оформлении! Затем вы перепродаете своих гусей — снова документально! — "Заготконторе", в счет сдачи яиц, за каждого гуся "Заготконтора" выписывает вам квитанцию как на десять сданных яиц. Эквивалент!.. А "Заготконтора", в свою очередь, продает тех же гусей нам, то есть" Заготскоту". Все очень просто, и при этом все вполне законно, документально оформлено! Вам остается получить квитанцию на три тысячи сданных яиц, с этой квитанцией вы идете в райисполком, и процент выполнения яйцепоставки в колхозе "Заря" возрастает до восьмидесяти! Кажется, все ясно и понятно, товарищ Кудрин? Я хочу помочь вам только лишь из сочувствия, так как в свое время работал в этом трудном колхозе. Уверяю вас, что другие председатели ухватились бы за это предложение руками и, как говорится, ногами, честное слово! Если согласны, можно без замедления оформить через бухгалтерию, так сказать, документально…
Кудрин почувствовал, как мелкой дрожью задрожала левая нога: на фронте ее задело осколком немецкого снаряда, нога зажила, но, по-видимому, был задет какой-то нерв, и в минуты сильного гнева икра начинала подергиваться мелкой неприятной дрожью. Запустив руку под стол, Харитон сильно сжал колено, но противная дрожь не проходила. Кудрин рывком поднялся из-за стола и всем корпусом подался к Нянькину:
— А себе… сколько?
— То есть как "сколько"? О чем вы, не понимаю…
— За "помощь", говорю, комиссионных сколько хапнешь?
Нянькин подался назад, быстро убрал со стола руки, издал булькающий звук:
— Кхр-хр, Харитон Андреич, все шутите, ей-богу… Я предлагаю вам свою помощь, так сказать, безвозмездно, из сочувствия…
Взглянув на Кудрина, он осекся на полуслове. Лицо председателя было пепельно-серым, не сводя с Нянькина тяжелого взгляда, он водил по столу руками, словно ища чего-то Нянькин встрепенулся, с лица его медленно стала сходить краска; пятясь назад, он испуганно забормотал:
— Тт-товарищ Кудрин, что вы, что вы? Я к вам, тт-ак сказать, из дд-ружеских чувств…
Харитон с грохотом отшвырнул пресс в угол и, указывая рукой на дверь, закричал:
— Убирайся отсюда, гад! Чтоб не воняло, ясно? Я тебя, сволочь такая, могу раздавить, как прошлогоднюю ракушку!
Нянькин непостижимо быстро очутился возле двери, но прежде чем захлопнуть ее за собой, тоненьким голоском прокричал:
— Эт-то оскорбление я не оставлю без последствиев! Я человек партийный и не позволю! Здесь тебе не казарма, Кудрин! За оскорбление человека при несении служебных обязанностей…
Словно подброшенный пружиной, Кудрин выскочил из-за стола, подбежав к Нянькину, сгреб его за ворот, притянул к себе.
— Вот что, Нянькин, — голос его казался спокойным, — вот что я тебе скажу: если сию же секунду не уберешься, я могу искалечить тебя, ясно? Уходи, поганый ты клоп! А насчет оскорбления ты зря сказал: клопов оскорбить невозможно! Ясно? А теперь убирайся!
Кудрин оттолкнул от себя Нянькина, и тот, очутившись за дверью, опрометью бросился бежать по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, по-видимому, начисто забыв о грозящем ему инфаркте…
Позорное бегство Нянькина произошло на глазах у Васьки Лешака, который в тот момент стоял на крыль-не с хорошенькой учетчицей из конторы, склоняя ее на совместный культпоход в кино. Увидев бегущего Нянькина, он привычным шоферским глазом определил: "В час тридцать километров выжимает!" Затем он сунул в рот два пальца и пронзительно засвистел, отчего Нянькин, вобрав голову в плечи, еще больше наддал ходу. Перед тем как круто завернуть за угол, он на бегу погрозил: "Не оставлю, до бюро доведу!.." Учетчица прыснула в ладонь, указывая Васе: "Гляди-ка, даже галошу потерял!" Васька Лешак моментально оценил обстановку: схватив галошу, он бросился вслед за Нянькиным. Тот еще не успел уйти далеко, и Вася быстро нагнал его. Не добежав до Нянькина метров десять, Лешак размахнулся и с силой метнул галошу. Увесистая резиновая галоша сорок второго размера, несколько раз перевернувшись на лету, опустилась на спину Нянькина пониже хлястика… Васька удовлетворенно похвалил себя: "Точно в десятку. Класс!" Нянькин отскочил в сторону, оглянувшись, хотел что-то прокричать, но раздумал. Вася приветливо помахал ему кепкой.
Конторские работники облепили окна, хохочут и о чем-то кричат Васе, но ему не до них: пока он "провожал" Нянькина, хорошенькая учетчица ушла с крыльца. "Эхма, — почесал он затылок, — придется занять наблюдательный пункт и все начинать сначала". Он устроился возле конторы на завалинке, спешить было некуда: после уборочной он снова работал на разъездном "газике".
Выпроводив из кабинета Нянькина, Кудрин долго не мог успокоиться, возбужденно прохаживался из угла в угол, присаживался за письменный стол и снова вскакивал. "Вот сволочь, а! И самое главное в том, что он, как и я, носит в кармане партийный билет! Конечно, рано или поздно все его махинации выплывут наружу, и ему дадут по всем статьям, законно и документально… Но ведь некоторые могут подумать, ага, дескать, коммунист, партийный человек, а смотри, какие Дела творил… Вот и выходит, что одна паршивая корова всю улицу гадит! Гуси у него там дохнут, а он… ходит, торгует дохлыми гусями. С-сукин сын, Чичиков районного масштаба!"
Выкурив подряд несколько папирос, он немного успокоился и, сев за стол, извлек из ящика толстую общую тетрадь, куда обычно записывал свои соображения или новые предложения колхозников. Помедлив, он торопливо стал записывать: "Поговорить с прокурором, поставить в известность райком партии, что в "Заготскоте" не все благополучно. Жулье!.. Михайлову Парасковью перевести обратно на птицеферму (побеседовать лично!). План по мясу на будущий год спустят увеличенный. Поголовье возрастет. Кукуруза! Сейчас на этом участке никакого порядка, работают кто попало и как попало… Необходимо создать специальное звено. Кого назначить?.."
Дружный хохот десятка людей прервал его размышления. Харитон отодвинул тетрадь и подошел к окну, распахнув еще обклеенные на зиму створки, выглянул наружу. На завалинке сидели его шофер Вася и несколько молодых парней, мужиков и женщин. Они с большим вниманием прислушивались к перебранке между трактористом Очеем Самаровым и его женой Сандрой. Размахивая руками, Сандра разгорячено наскакивала на мужа: