Волчицы

— Войдите!

Я толкнул дверь и сразу же узнал ее: похожа на Бернара, такая же крепкая, около уха бородавка.

— Жюлия, — пролепетал я.

Она сделала несколько неуверенных шагов, затем протянула ко мне руки и воскликнула:

— Бернар! Бернар! Если бы ты знал, как я тебя ждала, Бернар! Она кинулась ко мне, уткнулась мне в плечо. Заплакала.

— Бернар! Мой бедный Бернар!

Я закрыл глаза и сжал челюсти — сильнее, еще сильнее, — потому что комната вдруг поплыла у меня перед глазами.

Глава 7

Я просто грезил наяву! Женщина, что подкрашивалась у зеркала над умывальником, была Жюлией; она говорила со мной о Сен-Флуре так, словно я и впрямь был Бернаром, и не желала замечать ничего, кроме своих слов, которые оставались для меня пустым звуком, но ранили сильнее, чем упреки. Прихорашиваясь, она улыбалась, отыскивала перчатки.

— Если бы ты знал, как я переживала нашу размолвку, Бернар! Но теперь все позади. Больше ни слова об этом. Ты здесь, это главное… Возьми сверток — это тебе для восстановления сил. Удалось достать порядочный кусок свинины и яйца. И барышням твоим будет полегче! Поздравляю тебя с такой «крестной» — она держится с удивительным достоинством! Поделилась со мной вашими планами… О! Не более чем намек, но такие вещи понимаешь с полуслова…

Не переставая говорить, она подтолкнула меня к выходу, заперла дверь на ключ. Она была вульгарна, от нее пахло парикмахерской, мне было не по себе, словно она и в самом деле моя сестра. И в то же время в состоянии того отупения, которое при всех важных житейских поворотах находило на меня, придавая мне вид человека со всем согласного, тогда как в глубине души я изо всех сил сопротивлялся, я был не способен ни говорить, ни протестовать. В эту минуту я отказывался быть Бернаром, слышать «ты» из уст этой женщины; мне хотелось крикнуть ей: «Вы отлично знаете, что я не ваш брат!» Вместо этого я шел рядом с ней; она держала меня под руку и все говорила, говорила, да с такой неподдельной веселостью, что я только диву давался. Собираясь открыть ей истинное положение вещей, я мобилизовал все силы и теперь был совершенно сломлен: во рту пересохло, в горле стоял ком. Вдобавок я почувствовал нечто вроде постыдного облегчения, словно только что вступил с этой незнакомой тараторкой в какой-то бесчестный сговор. Мне и тут повезло. Я не понимал, что тому причиной, но ощущение благополучного исхода, которое охватило меня, было сродни тому, что я испытал, когда Аньес ночью впустила меня в дом.

— Жюлия, — начал я, — позволь мне…

— Не благодари меня, мой милый Бернар, что тут особенного? Конечно, я собрала твой чемодан наобум. Наверняка забыла положить целую кучу вещей. Взять хотя бы твой будильник, тот, что ты выиграл в финале соревнований на кубок Фабьена.

Возможностей поймать меня у нее было предостаточно; я был в ее власти. Бернар ни словом не обмолвился о кубке Фабьена. Однако, по всей видимости, в ее намерения не входило расставлять мне сети.

— Деньги в бумажнике… — продолжал я.

— Вернешь потом. Это от нас не уйдет. Могу же я одолжить тебе… хоть раз в жизни!

Мне казалось, я веду двойное существование, и это меня добивало. Но самым поразительным и с каждой минутой все более тревожным было поведение этой женщины — то, с какой непринужденностью она держалась со мной, как беззастенчиво прижималась ко мне… Так, видно, и положено вести себя сестре! Голова моя раскалывалась под натиском разноречивых мыслей, я был уверен, что в конце долгого неясного пути, на который я вступил по милости Жюлии, мне грозит еще более страшная опасность.

— Хорошо ли они к тебе относятся? — поинтересовалась она. — Малышка смахивает на ведьму.

— Они очень предупредительны… Сколько ты думаешь пробыть здесь?

— Хотелось бы подольше, но в моем распоряжении всего три-четыре дня. Занимаясь торговлей, себе не принадлежишь… Ах да, ты же не в курсе. У меня теперь небольшая бакалейная лавка. Дела идут неплохо. На жизнь хватает, чего еще!

Любое ее слово, любая интонация покоробили бы Элен. И она собиралась жить вместе с нами!

— Должен предупредить тебя: у Элен довольно сложный характер. Прежде она была богата. Теперь вынуждена сама зарабатывать себе на жизнь… Ты же понимаешь. При ней лучше не распространяться о твоей лавке и делах.

— Буду вести себя тактично, — пообещала Жюлия. — К тому же подобные люди на меня не действуют.

Мы пришли. Элен ждала нас на лестничной площадке. В темном костюме она выглядела весьма элегантно. Аньес с массивным золотым браслетом на запястье выглядывала из-за ее спины, улыбкой встречая поднимающуюся Жюлию. Моя семья! Я с трудом дышал.

— Лестница дает себя знать, — пробормотал я. — Что делать! Старею.

Мы вошли, дверь квартиры захлопнулась. Я был один с тремя женщинами, которые держали мою судьбу в своих руках и в любой момент могли погубить меня. Ничего другого мне не оставалось. Я принадлежал им.

Мы прошли в столовую. На столе сверкали серебро, хрусталь. Пока Элен рассаживала всех, я, несмотря на сковавшую меня напряженность, не без удовольствия отметил про себя, как оробела Жюлия.

— Итак, отыскали его наконец? Довольны? — спросила Аньес.

— Да, я очень счастлива, — покраснев, ответила Жюлия. — Он похудел, но не слишком изменился.

Игра в прятки началась. Из осторожности я ел молча, предоставив говорить Жюлии. Элен вела себя сдержанно. Зато Аньес, не скрывая любопытства, засыпала соседку по столу вопросами. С присущей ей интуицией она, должно быть, уловила в поведении Жюлии нечто необычное.

— Вы думали, ваш брат умер, не так ли?

— Поневоле. Вначале я кое-что узнала от одного из его приятелей, репатриированного по болезни. Он сообщил, что Бернара перевели в другой лагерь, в Померании. А после ни одной весточки. Я потеряла всякую надежду.

— А сейчас откуда узнали? Случайно?..

— Совершенно случайно. Зашла в мэрию за талоном на бензин и…

— У вас машина?

— Да, старенький «рено». Когда занимаешься коммерцией…

— Вот как! Вы торгуете? Бернар скрыл это от нас.

— Да он, бедняжка, и не знал об этом. Два года назад мне случайно подвернулась заброшенная бакалейная лавка…

Я не осмеливался поднять глаза на Элен. Допрос — иначе это и не назовешь — продолжался. Время от времени Аньес обращала на меня затуманенный взгляд, словно предлагая принять участие в разговоре. Я отвечал только в крайнем случае, когда Жюлия заговаривала о ком-нибудь из Сен-Флура, кого я, по всей видимости, не мог не знать. Мне, разумеется, было страшно, но вместе с тем я все более отчетливо сознавал, что Жюлия не пытается запутать меня. Мне даже показалось, что несколько раз она приходила мне на помощь как союзница… Как союзница! Стоило этой мысли зародиться в моем мозгу, и она уже больше не покидала меня. Здесь была грань, за которой начинался абсурд. Эта женщина знала, что я обманщик. И вместо того, чтобы спросить меня, почему я занял место Бернара, вместо того, чтобы поинтересоваться, где Бернар, она сразу же пошла на обман Аньес и Элен. Чего она ждет от меня?

— Бернар? Ты слышишь?

— Да-да, извини…

— Я рассказываю Элен, что с питанием в Сен-Флуре трудно, город перенаселен… Быстро же она стала звать их по имени! Скоро начнет тыкать.

— В твоих интересах оставаться в Лионе как можно дольше.

— А я и не собираюсь в Сен-Флур! — воскликнул я.

— У вас нет желания повидаться с друзьями? — удивилась Аньес.

— Друзей у меня было немного, — ответил я. — Вполне вероятно, все они в плену. Впрочем, может, я совсем не вернусь в Овернь. Уже до войны торговля лесом шла вяло. Что же будет после войны, да еще при той конкуренции, которую составляют нам скандинавские страны!

— Вы намерены продать дело? — спросила Элен.

— Не колеблясь ни секунды.

Я наблюдал за Жюлией. Уж на этот-то раз она выразит свое несогласие. Не может же она допустить, чтобы ее брат остался ни с чем.

— Может, ты и прав, — признала она. — Помнишь Шезлада Ле Гюсту? Так вот, он едва управляется со своим заводом. Лучшие его грузовики конфискованы. Рабочей силы не хватает.