Страница 4 из 101
Вперед. Только вперед.
Раз им с лошадью не оставили выбора, то он будет гнать лошадь вперед. Невзирая ни на что, по прямой на север к Тирисфалю. Он пересечет границу и минует Подгород.
Остановится он только в Дольном Очаге.
Лошадь не дотянула до Дольного Очага. Околела. Едва они миновали зеленеющие, цветущие фермы. Среди буйства трав ее сухое, костлявое, обтянутое кожей тело смотрелось жутко. Еще какое-то время Парук постоял над ней в молчании.
— Она была хорошей лошадью, — произнес он и потер свежий шрам на руке. — Умело кусалась. Даже на издыхании.
Других слов не нашлось. Он побрел дальше — теперь пешком.
Все это время Парук не спал. Он сбился со счета и не знал, сколько дней заняла скачка от Гробницы до ферм Чумных земель. Там, где когда-то прошла с огнем и мечом армия Короля Мертвых, теперь жили фермеры. Живые люди, с ума сойти. Так, должно быть, выглядела глубинка Элвиннского леса. Уизли мог бы сказать, похоже или нет.
Парук не приближался к фермам. Вряд ли люди будут рады орку. Возможно, некоторые из землевладельцев состояли в Серебряном Рассвете, но, если ко лбу приставят двустволку, разбираться будет поздно. Лучше держаться ближе к лесу.
Парук едва шел вперед. Земля шаталась и ускользала из-под ног, но он продолжал идти вперед. Он знал, что не должен останавливаться. Он сделал выбор там, перед Подгородом.
Удивительно, но они быстро миновали блок-пост в Тирисфале. Отрекшиеся не удостоили орка должного внимания. Среди беженцев они искали мятежников и дезертиров. Таких же мертвецов, как и они сами.
Лошадь замедлила шаг только перед столицей Отрекшихся. Было не протолкнуться. Длинная очередь вела к башням дирижаблей, возвышавшихся на пригорке. Те, кто мог, покидали королевство Сильваны, оставляя ей разбираться с заваренной кашей. Очередь едва продвигалась.
— Эй! — крикнул кто-то и дернул Парука за рукав. — Поторопись! Не заставляй других ждать!
— Да! — тут же подхватили другие. — Лети в свой Оргриммар и быстрее!
Парук ничего не ответил, только покивал в ответ. Судорожно сжав поводья, он вел лошадь сквозь толпившуюся нежить. Может быть, к тому времени она действительно успела свыкнуться с их трупным смрадом. Лошади ведь умнее собак. А может быть, ее до глубины ее лошадиной души поразило количество мертвецов вокруг них. Она даже не пыталась кусаться. Ей было не до этого.
Парук боялся, как бы лошадь не умерла от разрыва сердца прямо там, в толпе. Особенно, когда Отрекшиеся стали оборачиваться, показывать на нее пальцем. Особо смелые даже пытались коснуться ее морды. Лошадь шарахалась в сторону от протянутых костлявых конечностей. Но сильного ажиотажа живая лошадь не вызвала. Жители окрестностей Подгорода видали и не такое. Парук помнил разговоры о слонах, покрытых шерстью, которых привезли после окончания войны в Нордсколе особенно отчаянные вояки.
Но затем Парук увидел флаг Оргриммара на вершине башни дирижаблей. И дивизию орков-солдат, ожидающих погрузку внизу башни.
Нежить из толпы приняла его за одного из солдат. Его. Грязного оборванца! Конечно, обмануть командование было бы не столь просто. Но он мог попробовать. Он мог соврать, придумать, в конце концов, ведь был он верхом на живой лошади. Он мог взять ее только в Гилнеасе. Он мог наплести им о плене, о побеге, о чем угодно, лишь бы его взяли на борт дирижабля. Лишь бы он вернулся в Оргриммар.
От исполнения всех мечтаний его отделяла лишь равнина, полная нежити. Не так-то много, учитывая, сколько ему пришлось преодолеть до этого. И сколько осталось позади.
Руки дрожали. Парук крепче перехватил поводья, словно надеясь, что лошадь удержит его от опрометчивого решения. Но опасные мысли уже бередили ум.
Что ему до судьбы Гилнеаса? Кого волнует данное Годфри обещание? Главное ведь было сбежать из темницы — в тот миг Парук мог дать любое обещание, лишь бы оказаться на свободе. И ведь есть еще Уизли. Гном раньше него доберется до Гилнеаса. Годфри просил предупредить Седогрива или Кроули, вот Уизли с этим и справится. Видят предки, Парук никогда не рвался в спасители Гилнеаса.
Он рвался в Оргриммар. Сражаться за новые стены, проливать кровь ради орков, а не ради людей, которые обрекли его гнить в тюрьме. А он бы гнил, не начнись война с Сильваной.
Никогда прежде лошадь реагировала на каждое движение рук и поворот его тела так податливо. Она сошла с мощеной дороги в толпу. Ведь он наклонился, поддался всем телом в сторону башни дирижаблей. Он жадно глядел на лица орков, на их выдающиеся клыки.
Если он окажется на борту дирижабля, со всем будет покончено. С голодом, безумным путешествием в неизвестность, таинственным заговором.
— Королева! — пронеслось по рядам Отрекшихся.
И это вывело Парука из ступора. Дернувшись, он поглядел в сторону Подгорода. На подъемном мосту стояла Сильвана Ветрокрылая в окружении Следопытов. Глашатаи по обе стороны моста трубили о ее появлении, но Парук услышал их только сейчас.
Это подействовало как ушат ледяной воды.
Он слишком хорошо помнил ее там, в темноте ночи. Среди уродливых беглецов-мятежников.
И она тоже, Парук был уверен. Сильвана незамедлительно вспомнит его, если увидит. Она спрашивала его имя и он назвал его. Даже со связанными руками, без личного оружия за спиной, королева глядела на мятежников, как на ничтожеств. Им несдобровать, не выжить в этой схватке. Слишком неравными были их силы.
Парук повернул лошадь и быстро, как только мог, погнал ее сквозь толпу к дороге, с которой недавно свернул. Лошадь будто воспользовалась вынужденной остановкой и набралась сил после скачки из Серебряного бора.
Ее сил, как оказалось, хватило ненадолго. До первых ферм сразу за въездом в Чумные Земли.
Парук брел через подлесок, гора с левой стороны то приближалась, то отдалялась от него. Земля бугрилась холмами, иногда он спотыкался и скатывался вниз, не в силах удержать равновесие.
Многодневный голод отступил перед острым недосыпом. Парук не глядел в сторону ферм с их зреющим на полях урожаем. Он знал, чем чревато безудержное обжорство после продолжительного голодания. Он уговаривал себя, что дойдет до Дольного очага и найдет там кров и пищу. Там удобные конюшни и вкусное сено, повторял он лошади. Теперь он повторял это самому себе.
День сменился вечером. Еще один день Парук провел в пути. Следующий должен стать последним.
Он повалился на траву и пролежал долгие часы без движения, глядя в небо, на одинокий синеватый месяц. Пока, наконец, не заснул.
Проснулся он так же внезапно, как и в прошлые разы. Распахнул глаза и сразу понял, какой звук разбудил его. Кто-то осторожно, стараясь не производить шума, медленно подкрадывался к нему. Но лесная подстилка нет-нет, да выдавала намерения незваного гостя. Разламывались под его шагами древесные палочки, шуршала прошлогодняя листва. Громко ухнула потревоженная сова.
Парук не менял положения тела. Постарался дышать ровно и спокойно. Даже прикрыл глаза, чтобы не выдать своего пробуждения, но продолжал наблюдать через полуопущенные веки. Месяц щедро одаривал ночной лес серебристым сиянием. Его свет преломлялся и сверкал на полированном металле из-за стволов деревьев. И для орка этого оказалось достаточно.
Он бросился на противника. Сначала выбил из его рук ружье, а вторым ударом сбил с ног и вжал лицом в землю. Тот будто и не ожидал нападения. У Парука мелькнула мысль, что человек не заметил его спящим, что если бы он сам не выскочил, он мог бы и вовсе пройти мимо. Но теперь уж ничего не изменишь. Он сел верхом на поверженного охотника и зарычал:
— Что тебе здесь надо?
Человек засмеялся. Неадекватная реакция на стресс, решил Парук.
— Это моя земля, — ответил человек. — А вот что ты здесь потерял? Это уже интереснее.
— Ты собирался пристрелить меня!
— Не тебя, а паука, — человек повернул голову, — вон, здоровый как теленок. Тебя я не видел. Зато паук тобой, похоже, заинтересовался. Не окажись я здесь, спал бы сейчас в коконе.