Страница 65 из 66
Многие из русских патологов противопоставили попыткам сведения патологии человека к патологии животных клинико–экспериментальное направление исследований, которое получило наибольшее развитие в работах московской общепатологической школы А. Б. Фохта (1848–1930).
Представители различных научных школ рассматривали общую патологию (патологическую физиологию), как своего рода «философию медицины». Термин «философия» они применяли не в прямом смысле этого слова, а лишь для характеристики стремления к объединению разрозненных знаний и фактов в единую теорию медицины. При этом в качестве основных задач общей патологии выдвигались следующие: изучение причин и сущности болезни, установление внутренних существенных связей между проявлениями жизни больного организма, раскрытие общих закономерностей, воспитание научного врачебного мышления, выработку способности анализировать всю сумму замеченных патологических явлений у постели больного.
Придавая большое значение решению этих задач, многие врачи и ученые вместе с тем отмечали, что недостаточное развитие обобщающего философского направления представляет самую слабую сторону медицинской науки. Так, например, В. В. Пашутин указывал, что обилие фактических данных при недостатке обобщений приобретает характер отягощающего ум балласта, с которым не может справиться наша память. В. В. Подвысоцкий (1857–1913) также отмечал, что отсутствие обобщающей, объясняющей науки сделало бы невозможным запоминание разнообразных патологических явлений и понимание сущности многочисленных форм болезней.
Наиболее тесная связь врачебного мышления с философским проявилась в учении об этиологии заболеваний. История медицины позволяет проследить, как философские воззрения идеалистического и материалистического характера влияли на представления врачей о причинах болезней. Так, например, механистический детерминизм, в разработке которого сыграли большую роль Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Р. Декарт и др., получил оригинальное развитие и применение по отношению к медицинским проблемам в трудах врачей А. Везалия, А. Борелли, Г. Бургава, Ж. Ламетри и многих других.
Представители механистического детерминизма, правильно исходя из признания объективно существующей причинности в природе, стремясь к установлению причинных связей и проповедуя абсолютную обусловленность всех явлений действием причин, до крайности упрощали понятие причинно–следственных отношений. По отношению к человеку они считали, что ответная реакция организма есть по существу «отпечаток» внешнего воздействия, т. е. зеркальная копия свойств причинного фактора. Связь между причиной и следствием — прямая и непосредственная.
Механицисты не учитывали, что причинность всегда проявляется в конкретной обстановке при определенных условиях, что в зависимости от последних, одна и та же причина может иметь различные и даже противоположные следствия, иметь их одно или несколько. Отождествляя причину и условие, считая, что причина действует всегда шаблонно, они рассматривали причинно–следственные связи с односторонней, количественной точки зрения и отрицали возможность возникновения в следствии чего–либо качественно нового по сравнению с причиной.
В связи с расцветом бактериологии во второй половине XIX века механистическое понимание причинности нашло проявление в монокаузализме — форме врачебного мышления, резко переоценивавшего роль бактериальных возбудителей и сводившего к микробу чуть ли не все в вопросе об этиологии и патогенезе инфекционных заболеваний. В частности, монокаузалисты считали, что болезнь полностью обусловливается действием только одного микроба, одной причины, которая якобы адекватна своему следствию.
Внимание исследователей, поглощенное поисками и изучением возбудителей, было отвлечено от изучения реактивности организма, многообразных реакций на действие внешних факторов. Абсолютизация величайших открытий бактериологии и механистического представления о причинности без тщательного изучения закономерностей взаимодействия возбудителя с организмом привела к тому, что представления монокаузалистов постоянно входили в противоречия с медицинской практикой, оставляя много фактов без объяснения, смыкаясь в конечном счете с фатализмом и открывая дорогу идеализму. Многие видные представители медицины, особенно клиницисты и гигенисты, выступали с резкими возражениями против недоучета роли условий в этнологии заболеваний. Некоторые даже опасались, что правительственные органы могут использовать открытия бактериологии против борьбы за улучшение социальных условий жизни.
Несостоятельность упрощенного механистического понимания причинности в развитии болезненного процесса, с одной стороны, и значительная роль в возникновении болезней условий — с другой, послужили причиной того, что на рубеже XIX – XX столетий появился и в наше время широко распространился кондиционализм (от лат. conditio — условие) — субъективно–идеалистическое течение в буржуазной философии, подменяющее понятие причины понятием условий.
О «кондициональном мышлении» в медицине впервые с полной отчетливостью заговорил в 1907 г. немецкий физиолог и философ М. Ферворн, который вслед за Э. Махом с позиций психомонизма объявил причину «таинственной» и «непознаваемой» категорией, а принцип причинности — мистицизмом и телеологией. Отвергая объективную причинность, М. Ферворн рекомендовал изгнать из точной науки и самый принцип каузальности как ограниченный, ненаучный и устарелый. Вместо понятия причинно–следственных отношений М. Ферворн выдвинул понятие условий — суммы внешних связей и отношений, в основном понимаемых субъективно–идеалистически и якобы одинаково значимых при возникновении того или иного явления. «Понятие причинности, — писал он, — понятие мистическое, возникшее в эпоху примитивного человеческого мышления. Строго научное изложение не знает «причин», а только закономерные зависимости. Но если понятие «причинности» означает лишь существование однозначно определенной закономерности, то момент «причины» в нем не только излишен, но и прямо не соответствует истине, потому что процесс или состояние никогда не определяются однозначно «одной единственной причиной», а всегда совокупностью условий, которые все имеют одинаковую ценность, ибо они все необходимы»[22].
Кажущаяся научность и прогрессивность кондиционализма сделали его сторонниками многих ученых. «Кондициональное мышление» нашло благоприятную почву и получило распространение прежде всего в области учения об этиологии тех заболеваний, причины которых оставались неясными, таких, как злокачественные новообразования, атеросклероз, гипертония и т. п.
Советские ученые, за небольшим исключением, отнеслись к кондиционализму критически, отметили, что кондиционализм направляет врачей по ложному пути отказа от поисков сущности болезни и сводит деятельность врача к описанию условий, одинаково будто бы влияющих на заболевания. Идеалистический отказ от поисков наиболее существенных факторов, того главного, что приводит к болезни, по существу равнозначен отрыву теории от практики, так как лишает возможности определять линию поведения в отношении какого–либо явления, факта или события.
Вместо механистических и субъективно–идеалистических толкований проблемы причинности советские врачи приняли на вооружение диалектико–материалистическое учение о причинно–следственных отношениях. Для формирования врачебного мышления принципиально важными оказались следующие принципы этого учения. Причинность — отношение, выражение существенной связи между предметами или процессами. Причинно–следственная связь носит объективный и всеобщий характер. Она почти всегда лишена линейного характера и осложняется рядом условий, которые выступают в качестве важнейших элементов взаимодействия.
С диалектической точки зрения причина не есть нечто раз навсегда данное, неизменное и абсолютное. Как только мы от оценки отдельного явления в его изолированном виде переходим к рассмотрению его в связи со всем мировым целым, тотчас же положение меняется и выступает универсальное взаимодействие, в котором причина и следствие постоянно меняются местами. При таких условиях они оказываются лишь моментами всемирной взаимозависимости, которые лишь односторонне и неполно выражаются каузальностью. Вместе с тем становится ясным, что в поисках каузальности мы на самом деле лишь вырываем из общей связи отдельные явления, рассматриваем их в изолированном виде, с целью более удобного их изучения.
22
М. Ферворн. Речи и статьи. М., 1910, стр.150–151.