Страница 33 из 47
Наши работнички приносили новости с завода. Первая новость – в крепости появился тиф. Рабочих из крепости перестали водить на завод и отменили право на прописку в Нарве. Только несколько семей, включая нас, успели воспользоваться этим правом и выбраться на волю. Бабушка Маша и Дуся не успели, остались в крепости.
Вторая новость – немцы начали драпать. На шоссе много разных машин и повозок месят грязь со снегом. Участились налеты наших бомбовозов на станцию, мост и другие объекты. Со стен крепости немецкие зенитки лупили по самолетам.
Соседка Анна говорила, что ходят слухи о неизбежном приближении советских войск. Она предложила нам с бабушкой пойти посмотреть ее гнездышко в Шведской крепости, растянувшейся по левому берегу Наровы. Внутри стен этой крепости было устроено бомбоубежище с длиннющими нарами в два яруса. Каждая семья имела свое место на нарах, с соответствующей табличкой. Даже кувшин для воды, металлическая посуда и чайник стояли у каждой таблички. Ну и конечно же, освещение, водопровод, центральное отопление, канализация – все было предусмотрено для безопасного и длительного пребывания людей. «Вот это культура! – восхищалась бабушка. – Вот какая забота о людях!» На обратном пути Анна сказала бабушке:
– Многие зажиточные эстонцы скоро побегут из Нарвы – их места в бомбоубежище освободятся, и вы тогда сможете оформить себе местечко здесь.
– Да-да, спасибо. Я обязательно расскажу Михаилу, – ответила бабушка.
ПОДВАЛ. ДОБЫЧА ВОДЫ
В самом конце января загрохотали пушки. Наши войска заняли правый берег реки, только крепость немцы еще удерживали. По слухам, узников они успели угнать в Германию, а тифозный барак сожгли вместе с больными людьми. Началась осада Нарвы. Пушки палили с двух берегов.
Соседка Анна ушла в Шведскую крепость на закрепленное за ней место. Крестный не стал хлопотать о выделении такого же места для нашей семьи, как советовала Анна.
– В такое смутное время мне лучше не высовываться. Не то дадут крепко по носу, – пояснил он.
Мы стали прятаться в подвале нашего дома. Там человек тридцать собралось. Не было ни электричества, ни воды, ни какой печки. Сидели с керосиновой лампой. Спали, сидя на скамейках, или прямо на полу, прижимаясь друг к другу. Пищу готовить поднимались в квартиры. Там же растапливали снег, пока он был чистый, не закопченный от разрывов снарядов и бомб. Позже мама и Оля были вынуждены ходить на реку. Крестный не ходил за водой, чтоб не высовываться. Шли они под обстрелом советских пушек и пулеметов, которые стреляли по немцам, но могли попасть и в Олю или маму. Да и немцы могли пристрелить их в любой момент, посчитав их сигнальщиками.
Поэтому я с трепетом провожал взглядом Олю и маму, когда шли они за водой. И с замиранием сердца ждал возвращения. Мысленно упрашивал Бога: «Господи, спаси мою маму и Олю! Ну, пожалуйста, спаси, Господи! Что тебе стоит?!» Молитву «Отче наш» я знал наизусть еще от бабушки Фимы, но в ней же нет ни слова о маме!
Однажды сестры пришли с реки зареванные, без воды. Лица чумазые, в копоти. Одежда забрызгана грязным снегом.
– Свят, свят, свят! – крестилась бабушка, встретив их на входе в подвал. – Что стряслось-то?
Я бросился к маме. Она одной рукой прижала меня к себе, другой рукой показала свое пустое ведро с огромной дырой от осколка.
– Вот такая дыра могла быть у меня в животе! – говорила она сквозь слезы. – Десять сантиметров до смерти! Вблизи разорвался снаряд. Осколок выбил ведро с водой из руки, отбросил его на несколько метров!
Подошли к нам другие люди из подвала, стали слушать подробности. Но я дальше не слушал. Потеснее прижался к маме и тихо шептал: «Слава тебе, Господи! Спасибо, что услышал меня, спас мою маму и Олю!»
ДОБЫЧА ПРОДУКТОВ
Кроме воды надо было еще добывать продукты. Работу наши работнички потеряли – завод оказался за линией фронта. На февраль нам карточки не выдали, запасов никаких не осталось. Снова перед нами замаячил голод. Здесь в лес не пойдешь, мох и кору не добудешь. Мы решили поискать счастья в покинутых квартирах богатых эстонцев, убежавших от фронта. Но там все было растащено до нас и двери были не заперты. И все же в одной квартире нашли сплошь покрытую плесенью буханку хлеба и две плитки столярного клея. «Обрежем плесень сверху, а под нею чистый хлеб должен быть», – соображала мама, опуская хлеб в сумку. В другой квартире нашли только старый ремень да рваные кожаные шлепанцы. «На студень», – заметил крестный. Зато в третьей квартире нам сказочно повезло. Крестный в темном углу кухни обнаружил бочонок, укрытый грязной половой тряпкой, почему его и не заметили до нас. А бочонок оказался до краев наполнен свиными, уже очищенными, солеными потрохами! Радость наша была бы меньше, даже если бы мы нашли золото!
Крестный подобрал веревку, приспособил ее так, чтобы удобно было нести бочонок. Я нашел моток шпагата и перочинный нож из четырех предметов, но с расколотой рукояткой. На полу среди битой посуды валялось больше десятка поздравительных рождественских открыток. Они поражали своей красотой: мальчики все в коротких штанишках на лямочках, девочки – в розовых платьицах, панталончиках и с бантами на голове. А вокруг – ангелы и амурчики со стрелами. Я собрал открытки для Тони.
Мама заметила птичью клетку, закрепленную на стене. В ней лежал на боку полуживой снегирь. Видимо, хозяева очень торопились, раз не выпустили его на волю. Мама сняла клетку, вынула снегиря. Он еле дышал. Я нашел битое блюдце, капнул туда водички. Снегирь попробовал воду клювом, встал на лапки и начал пить. Я вывернул свои карманы, нашел несколько крошек хлеба, высыпал перед птицей. Снегирь с трудом, но все же склевал крошки.
– Его надо подержать дома с недельку, пока окрепнет. Потом выпустим на волю, – сказала мама.
Я положил снегиря за пазуху, в потайной карман пальто, застегнутого только снизу, чтоб не помять птичку. Но когда шли домой мимо кустов, снегирь сам выскочил из кармана и вспорхнул на куст. Мы даже обрадовались. Значит, найдет рябинку, поклюет ягоды и будет жить.
БОГ ЗНАЕТ, ЧТО ДЕЛАЕТ
Во время относительного затишья мы из подвала поднимались в свою комнату. Там варили и принимали пищу. Там вместо бани протирали друг друга мокрой тряпкой, прожаривали угольным утюгом белье, чинили одежду и обувь.
Однажды кресный остался в подвале – поправлял ножки у нашей скамейки. За занавеской в комнате мама протирала тетю Симу мокрым полотенцем. И вдруг спросила тихим, доверительным тоном:
– Сима, тебя не тошнит временами? Не хочется кисленького или соленого?
– С чего это? – недовольно ответила тетя Сима. – Ты зачем спрашиваешь? Ничуть меня не тошнит.
– У тебя беременность, и уже большая, – пояснила мама.
– Не выдумывай. Восемь лет замужем, ждем-ждем – и ни разу не получалось. А тут на тебе! Да с чего ты взяла-то?
– Я по соскам твоим вижу, – ответила мама. – Вернейшая примета.
– Мамаша! – крикнула тетя Сима бабушку. – Зайди-ка сюда! Послушай, что Настя выдумала!
Мы с Тоней раскрыли рты от любопытства. Бабушка зашла за занавеску.
– Все верно, – подтвердила она. – Настя права, ты беременна.
– Пошли-ка, ребятки, в коридор, – запоздало сказала нам Оля. – Здесь без нас разберутся.
Но и в коридоре было слышно, как громко говорила тетя Сима расстроенным голосом:
– Даже и не знаю теперь, радоваться мне или плакать.
– Раз Бог дает, значит, радоваться надо. Бог знает, что делает, – сказала бабушка.
УМНЫЙ СНАРЯД
В тот день Оля и мы с Тоней были в подвале. Крестный, мама, бабушка и тетя Сима остались наверху, в квартире. День был солнечный при слабом морозце. Пушки с двух берегов палили нечасто. Но один снаряд разорвался так близко, что даже подвал задрожал. Кто стал молитвы читать, кто просто креститься. Чья-то девочка от страха заплакала. Вдруг в подвал ворвалась моя бабушка и закричала Оле: