Страница 6 из 53
Стратег! Что сложного в том, чтобы победить в сражении? Ударь по противнику с силой бури, сломи центр и убей вражеского царя или военачальника. Но Парменион одурачивал их всех, заставляя поверить, что в этом заключается какая-то чудесная загадка. А почему? Потому что он трус, ищущий повода держаться подальше от самой битвы, остерегающийся получить какой-либо ущерб. И никто из них не видит этого. Слепые глупцы!
Аттал обнажил кинжал, наслаждаясь серебряным блеском в лунном свете на лезвии.
— Однажды, — прошептал он, — эта штука убьет тебя, Спартанец.
Храм в Малой Азии, лето
Дерая была истощена, почти на грани обморока, когда последний страждущий был внесен в Лечебный Покой. Двое мужчин положили ребенка на ложе алтаря и отошли, почтительно не поднимая глаз на лицо слепой Целительницы. Дерая сделала глубокий вдох, успокаивая саму себя, затем возложила ладони ребенку на лоб, и ее дух проник в кровеносную систему девочки, протекая по ней, чувствуя слабое и сбивчивое биение сердца. Повреждение было в основании спины — позвонки были сломаны, нервные окончания разрушены, мускулы ослабли.
С бесконечной осторожностью Дерая восстановила кость, рассасывая воспаления, уравнивая давление на поврежденные нервные окончания, заставляя кровь течь по восстановленным сосудам.
Вернувшись в свое тело, жрица вздохнула и покачнулась. Немедленно к ней на помощь подбежал мужчина, поглаживая ладонью ее руку.
— Оставь меня! — прошептала она, оттолкнув его.
— Прости, госпожа, — пролепетал он. Она махнула рукой и улыбнулась в его сторону.
— Прости меня, Лаэрт. Я устала.
— Как ты узнала мое имя? — спросил мужчина приглушенным голосом. На это Дерая рассмеялась.
— Я исцеляю слепых, и никто не спрашивает, откуда у меня Дар. Хромые начинают ходить, а люди говорят "Ну конечно, она ведь Целительница." Но стоит лишь показать, что знаешь непроизнесенное имя, как тут же начинается. Ты дотронулся до меня, Лаэрт. И прикосновением передал мне все свои секреты. Но не страшись, ты хороший человек. Твою дочь лягнула лошадь, да?
— Да, госпожа.
— Удар повредил кости ее спины. Я сняла боль, а завтра, когда восстановлю силы, буду ее исцелять. Ты можешь остаться на вечер здесь. Мои слуги принесут тебе поесть.
— Спасибо, — сказал он. — У меня есть деньги… — Жестом призвав его к молчанию, Дерая ушла твердым шагом. Две служанки открыли ей створки дверей зала, а третья повела ее за руку по коридору в ее покои.
Войдя к себе, Дерая выпила прохладной воды и легла на узкую, застланную соломой постель. Так много больных, так много раненых… каждый день толпа страждущих у Храма росла. Порой вспыхивали потасовки, и многие из тех, кто добрался до нее, были вынуждены кулаками проложить себе дорогу к алтарному залу. Часто за последние два года Дерая пыталась прекратить свою практику. Но, несмотря на все свои сверхъестественные силы, она не могла одолеть человеческую природу. Люди у стен Храма нуждались в том, что могла дать им только она. Кроме того, там где есть нужда, для кого-то найдется и выгода. Теперь греческий наемник по имени Паллас стал лагерем у Храма с тридцатью воинами. Он организовал очереди, продавая пропускные знаки страждущим, тем самым внеся некий порядок в этот хаос.
Будучи не в силах воспрепятствовать ему совсем, Дерая договорилась, что он будет пропускать к ней по пять бедняков в день, помимо десяти более богатых посетителей с купленными у него пропусками. В первый же день он попытался обмануть ее, и тогда она отказалась осматривать всех. Теперь система работала. Паллас нанял слуг, поваров, садовников, чтобы обслуживать Дераю. Но и это раздражало ее, ибо она понимала, что он всего лишь заботится о том, чтобы целительница больше своего времени уделяла больным, принося ему тем самым доход, а не была занята бессмысленными заботами по садоводству, которое ей нравилось, по уборке или готовке. И все же, несмотря на корыстные мотивы, это означало, что больше страждущих получали исцеление. "Так что же, я должна благодарить его за это?" — спрашивала она себя. "Нет. Корысть побудила его на это, золото — вот вся его радость."
Она прогнала прочь все мысли о нем. Закрыв свои слепые глаза, Дерая покинула свое тело. Вот в чем истинная свобода, в этом полете Духа; было даже некое наслаждение в этом неуловимом беспечном счастье. Пока ее тело отдыхало, Дерая перелетела Залив Термаикос, высоко над напоминавшими трезубец землями Халкидии, через Пирейские горы в Фессалию, куда звала ее любовь юности.
Так давно это было, подумалось ей вдруг. Тридцать лет прошло с той поры, как они возлегли вместе в летнем доме Ксенофонта, растворившись в обилии своей юной страсти.
Она отыскала его в захваченном городе Пагасе, когда он выходил из дворца. Походка его была нетвердой, и она поняла, что он недавно выпил. Но кроме этого, она почувствовала печаль, поселившуюся у него внутри. Когда-то Дерая верила, что они всю жизнь будут вместе, соединенные вечной любовью, связанные желаниями не одной только плоти. Не одной только…?
Она вспомнила его нежное прикосновение, жар его тела на ней, мягкость его кожи, силу мускулов, теплоту его улыбки, любовь в его глазах… И отчаяние закралось к ней в душу.
Теперь она была стареющей жрицей в далеком святилище, а он — военачальник победоносной Македонской армии. Тем более, он считал ее погибшей все эти тридцать лет.
За отчаянием пришла скорбь, но она прогнала ее прочь, подлетела к нему ближе, почувствовав тепло его духа.
"Я всегда любила тебя," — сказала она ему. "Ничто не смогло этого изменить. И я буду следить за тобой и оберегать, пока жива."
Но он не мог ее услышать. Холодный ветер тронул ее дух и, с внезапным приступом страха, она вдруг поняла, что не одна. Воспарив высоко в небеса, она окружила свое призрачное тело световой броней, меч из белого пламени загорелся в ее руке.
"Покажись!" — велела она. Фигура мужчины материализовалась совсем рядом с ней. Он был высок, с коротко остриженными волосами и с бородой, завитой на персидский манер. Он улыбнулся и раскрыл объятия. "Это я, Аристотель," — сказал он.
"Зачем ты шпионишь за мной?" — спросила она.
"Я прибыл в Храм, чтобы увидеть тебя, но он был окружен алчными до денег наемниками, которые не захотели бы меня впускать. А нам надо поговорить."
"О чем нам говорить? Дитя родилось, Дух Хаоса заключен в нем, и все возможные будущие показывают, что он принесет миру боль и страдания. Я надеялась поддержать его, помочь удержать его человечность. Но я не могу. Темный Бог сильнее меня."
Аристотель покачал головой. "Это не совсем так. В твоих доводах имеется брешь, Дерая. Так скажи, как мне навестить тебя?"
Она вздохнула. "В западной стене храма есть маленький боковой вход. Будь там в полночь; я тебе открою. А теперь оставь меня в покое ненадолго."
"Как пожелаешь", — ответил он. И исчез.
Снова оставшись одна, Дерая проследовала за Парменионом к полевому госпиталю, наблюдая, как он идет среди раненых, обсуждая их ранения с низеньким хирургом, Бернием. Но она не нашла того умиротворения, которое искала, и поднялась в небо, паря под звездами.
Прошло четыре года с тех пор, как маг, назвавшийся именем Аристотель, пришел в Храм. Его визит привел к трагедии. Дерая и маг совместно отправили дух Пармениона в пропасти Аида, чтобы спасти душу еще нерожденного Александра. Но все было впустую. Дух Хаоса смешался с душой младенца, а лучший друг Дераи — отставной солдат Левкион — был разорван на куски демонами, которые были отправлены, чтобы уничтожить ее.
Вернувшись в Храм, она встала с постели и омылась в холодной воде, натирая тело ароматными листьями. Она не позволяла глазам своего духа рассматривать собственное стареющее тело, не желая видеть себя такой, какой она стала сейчас — посеребренные сединой волосы, худое и изнуренное тело, отвисшая грудь. Одевшись в чистый длинный хитон темно-зеленого цвета, она села у окна и стала ждать полуночи. За стенами Храма горели походные костры, много костров. Некоторые посетители ждали по полгода, чтобы увидеть Целительницу. Некоторые умирали прежде чем могли выкупить пропуска. Как-то раз, еще до прихода Палласа, она попыталась пройти среди больных и исцелить всех, кого могла. Но на нее набросились, повалили на землю, и спас ее только преданный друг и слуга Левкион, который дубинкой разогнал обезумевшую толпу. Дерая все еще оплакивала воина, который погиб, защищая ее беспомощное тело от посланных за ней демонов.