Тёмный Принц

— Посмотрим, — сказал Александр, осторожно подбирая слова. С мальчиком на руках Бронт вернулся к ожидающим Пармениону и Атталу.

— Кентавры принесли весть, что явился Искандер. Госпожа велела нам защищать его. Мы сделаем это, даже ценой наших жизней. Но этого может быть недостаточно. Македонов много, а нас мало.

— Мы должны попасть в Спарту, — сказал Парменион. — Там мальчик будет в безопасности.

— Говорят, что Царь Спарты — великий человек, — сказал Бронт. — Он не охотится на народы Заклятия. И Врата Гиганта оттуда недалеко. Да, мы отправимся с вами в Спарту.

Парменион кивнул и окинул взглядом кентавров. — Сколько из вас с нами? — спросил он.

— Эти два десятка — все, кто уцелел.

— Тогда кто остался разведывать лес, высматривать врага?

— Никто, — признался Бронт.

Спартанец пересек прогалину, перешагивая трупы, и остановился возле молодого кентавра, поджарого существа с чалой гривой и бородой. — Кто у вас главный? — спросил он.

— Я Хеопс, сын Китина-Киариса. Главного у нас нет.

— Что ж, Хеопс, я страж Искандера, и я буду отдавать приказы.

— Мы не станем подчиняться приказаниям Человека, — ответил Хеопс.

— Тогда оставьте нас, — вкрадчиво произнес Парменион, — и мы попробуем спасти Искандера своими силами.

Передние копыта кентавра стали рыть землю, низкий рык послышался из его глотки. Парменион ждал, глядя существу в глаза. — Мы должны позаботиться о том, чтобы Искандер выжил, — произнес Хеопс. — Мы не можем уйти.

— Тогда вы будете подчиняться мне, — сказал ему Парменион. — Отправь пятеро твоих… друзей выслеживать македонов. Они не должны вновь застать нас врасплох.

— Как скажешь, — ответил Хеопс так, словно слова были вырваны из него.

Парменион повернулся к кентавру спиной и увидел Хирона, осторожно ступающего по прогалине, стараясь не наступать в лужи крови на земле. Чародей взял Пармениона за руку и отвел в сторонку от остальных.

— Это всё неправильно, — прошептал Хирон. — Ребенок — не Искандер. Я это знаю; и ты это знаешь.

Парменион вздохнул. — Если я что и знаю, маг, так это то, что мы должны прибыть в Спарту ради спасения Александра. И для этого я прибегну к любым средствам, какие найду.

— Но эти создания… как же их надежды? Разве не видишь, что Искандер — это для них всё? Он — это обещание, которое поддерживает в них жизнь, тот, кто вернет миру магию и покончит с царством Человека.

— А что это за Врата Гиганта? — спросил Спартанец.

— В одном дне пути к югу от Спарты есть лес. Там на холме стоят два гигантских столпа, соединенные одной большой каменной перемычкой. Это и есть Врата.

— Врата куда?

— В никуда, — ответил Хирон. — Но легенда гласит, что Искандер откроет их, что он вырастет выше самого высокого дерева и возложит свои руки на оба столпа. Лишь тогда вернется Заклятие и омоет этот мир. Но Александр не сможет сделать это; он — не Золотое Дитя.

— Что же мне делать, маг? Потерять единственных союзников, что у нас есть в этом твоем странном мире? Обречь Александра на погибель? Нет, на это я не пойду. Они сделали свой выбор. Я их не неволил.

— Этот довод не годится, — сказал Хирон. — Ты знаешь, что они ошибаются, однако позволяешь следовать ложной дорогой потому лишь, что это тебе на руку. То, что ты делаешь, скорее всего, обречет на погибель их всех.

— Какие-то проблемы, Хирон? — спросил Бронт, подступив к ним ближе.

— Проблемы? — переспросил маг Пармениона.

Холодные синие глаза Спартанца встретили его взгляд. — Нет, — ответил он. — Завтра мы поведем Искандера навстречу его судьбе.

Затем он отвернулся и увидел женщину.

***

Дерая сделала глубокий вдох, когда Спартанец обернулся к ней. У нее подкосились ноги и задрожали руки. Так близко, подумала она. Они разговаривали с ним на Самофракии, но тогда Дерая была в капюшоне и в вуали, а разум ее был занят намеченным впереди делом. Но теперь, когда он медленно подошел к ней, она вновь почувствовала себя на шестнадцать лет — вспомнила нежность его прикосновений, сладость его дыхания.

— Мы знакомы, госпожа? — спросил он. Это не был голос юноши, которого она любила, однако и этот звук вызывал в ней дрожь. Ее дух вылетел, прикоснулся к его разуму, ощутил возникшие в нем эмоции: любопытство, эмпатию, и — хоть ее тело было сейчас плоским и неприметным — возбуждение. Она спешно покинула его разум.

— Я тебя знаю, — ответила она, голос ее был бесстрастным, ореховые глаза встретились с ним взглядом.

На миг он замер в молчании и нерешительности. Бронт подошел к ним. — Она — друг Богини, моей матери, — сказал Бронт. — Она тоже от Заклятия.

Парменион кивнул, но глаза его не сходили с темноволосой женщины. — Нам надо убираться из этого места, — сказал он, обращаясь к Бронту. — Ты знаешь эти леса. Куда мы можем пойти?

— Не отвечай, — тихо сказала Дерая. — За нами следят.

Рука Бронта обхватила древко секиры, которая висела у него на поясе, а Парменион стал озираться, осматривая окрестности прогалины. — Там никого нет, — сказала им Дерая. — За нами следят издалека.

— Кто? — вопросил минотавр.

— Жрец Филиппоса.

— Ты сможешь нас укрыть? Моя матерь говорила, что ты мистик.

— Возможно. — Дерая села на траву, закрыв глаза, и ее дух вылетел на свободу. К ней летело световое копье. Она вытянула руку, и копье раскололось на тысячу искр, которые подлетели к ней, окружив, как светлячки.

— Ты умрешь, — произнес бритоголовый жрец, подлетев к ней.

— Мы все умрем, рано или поздно, — ответила она. Ее руки взмыли вверх, и светлячки отлетели обратно к жрецу, соединившись в лену, которая обернулась вокруг его лица и ослепила его. — Возвращайся к своему хозяину, — сказала Дерая. Жрец исчез.

Она открыла глаза и встала. — Он ушел, — сказала она Бронту. — Теперь можно говорить открыто.

— Есть два пути, по которым мы можем добраться до Спарты, на юго-восток через Пелепоннес и Коринф, или на северо-запад к морю, и там взять корабль к берегам Гифеума.

— А как насчет запада? — спросил Парменион. — Мы ведь можем перейти Пиндские горы и добраться до залива?

— Нет — на этом пути смерть, — сказал Бронт. — Вам не пройти через Лес Горгона. Там обитают Пожиратели, и сам Горгон. Он — самое подлое чудовище, и сердце его — сплошная черная гниль. Я бы мог рассказать о его злодействах, но тогда у меня почернеет язык, а твоя душа затрепещет от услышанного. Нам будет проще сразу выпить яду, чем пойти по этому пути.

— И всё-таки расскажи мне, — велел Спартанец.

— Почему? Ведь это к делу не относится.

— Потому, что он стратег, — сказала Дерая, — и ему надо знать.

Бронт вздохнул. — Лес раскинулся южнее Коринфского залива. Он огромен и дремуч, и не изведан Человеком. Но каждый холм и лощина, каждый темный дол в нем кишат созданиями Хаоса.

Дерая смотрела на Спартанца. Его лицо было спокойным и непроницаемым, и в этот раз она не стала читать его мысли. — А что ты можешь поведать нам, госпожа? — спросил он вдруг.

— Силы Македона окружают вас, — сказала она ему. — Они идут с севера, юга и востока. У них есть существа… Пожиратели?… в небесах, и люди, а также чудовища, способные ходить как люди, на земле.

— Мы сможем пройти мимо них?

Дерая пожала плечами. — Не с двадцатью кентаврами. Они ищут ребенка. Филиппос привязан к нему. Какой бы путь мы не избрали, мы обречены. Моей силы хватит, чтобы ненадолго укрыть нас от Царя-Демона. Но только ненадолго, Парменион; он для меня слишком силен.

— Итак, нас загоняют на запад, желаем мы того или нет?

— Да, — согласилась она.

— Я об этом подумаю. Но сначала давайте найдем место для ночлега.

Бронт провел отряд к скоплению укромных пещер и оставил Пармениона, Александра, Хирона и Аттала одних, а сам с братьями нашел укрытие неподалеку, черноволосая женщина также осталась с ними. Кентавры ускакали на закате и вернулись в человеческом облике к ночи. Они тоже выбрали себе отдельную пещеру чуть севернее от остальных.