Сьенфуэгос

Парнишка, поглощающий вторую порцию бобов, на секунду остановился и озадаченно на него посмотрел.

— В Севилью? — смущенно повторил он. — Думаю, что никогда. Мы плывем не в Севилью.

Сьенфуэгос растерялся, не в состоянии переварить услышанное, и наконец робко поинтересовался:

— Если мы плывем не в Севилью, то куда же?

Паренек пару секунд помедлил, передернул плечами, вернул пустую миску и отполз к своему ведру и швабре.

— А никуда! — безразлично ответил он. — Скорее всего, завтра вообще помрем.

Сьенфуэгос оставил его сидящим на палубе, ничего не понимая и совершенно ошеломленный тем, что все на борту, казалось, разделяют эти мрачные предчувствия, пока не наткнулся на мужчину среднего возраста и приятной наружности, с густой бородой и сверкающими глазами, который остановился напротив и с удивлением его оглядел.

— У что-то случилось, парень? — спросил он со странным акцентом.

Сьенфуэгос слегка кивнул.

— Почему все говорят, что завтра мы умрем?

— Потому что тупые животные, — и он ободряюще похлопал Сьенфуэгоса по коленке и махнул рукой в сторону остальных. — Не обращай на них внимания! Они не ведают, что говорят.

— Когда мы прибудем в Севилью?

— Мы не плывем в Севилью.

— А куда в таком случае?

— В Сипанго [3].

— А что это?

— Большая страна, очень богатая и красивая, где все счастливы, а дома строят из золота, — улыбнулся мужчина. — По крайней мере, так говорят.

— А это далеко?

— Очень. Но мы доберемся.

— Это далеко от Севильи?

— Очень.

— Но мне нужно в Севилью.

— Тогда ты выбрал не тот курс, мы плывем в противоположном направлении. Ты откуда родом?

— С острова.

— С какого? С Гомеры?

Получив в ответ кивок, он восхищенно и удивленно присвистнул.

— Боже правый! — воскликнул он. — Только не говори, что ты решил зайцем проплыть с Гомеры до Севильи.

— Именно так, сеньор.

— Значит, тебе не повезло, потому что мы плывем на запад в поисках нового пути на Сипанго.

— На западе ничего нет.

— Кто это сказал?

— Все говорят. Все знают, что Гомера и Иерро — это край земли.

— Но мы уже два дня как потеряли их из виду, и никакого края нет.

— Только вода.

— А еще небо, ветер и облака... И дельфины забрались так далеко... Почему на западе не может быть земли? — он снова похлопал Сьенфуэгоса по коленке, словно пытаясь взбодрить, и широко улыбнулся. — Не давай себя запугать. Выглядишь ты храбрым пареньком.

Мужчина собрался уже вернуться на корму, но Сьенфуэгос остановил его жестом.

— Вы меня не накажете? — спросил он.

— За что?

— За то, что сел на борт без разрешения.

— За этот грех на тебя наложат епитимью. Боцман заставит тебя работать, пока зубами не начнешь скрипеть. Удачи тебе!

— Спасибо, сеньор! — крикнул Сьенфуэгос вдогонку. — Простите, сеньор, меня зовут Сьенфуэгос, а вас?

— Хуан, — ответил тот, дружески подмигнув. — Хуан де ла Коса.

Боцман «Галантной Марии», грубый баск, обожающий раздавать тумаки и таскать за уши бездельничающих юнг, показал также неограниченную способность находить всем занятия, чтобы многочисленная команда корабля не попала в опасную ловушку безделья — самую опасную во время долгого плавания. Благодаря его неиссякаемой изобретательности бедняга Сьенфуэгос не имел в последующие дня ни минуты отдыха, чтобы снова всласть поразмышлять над новым и ошеломляющим курсом, который взяла его жизнь.

Лишь когда наступал вечер, когда он искал на носу местечко, чтобы рухнуть среди парусов и канатов, пастух находил покой и вспоминал о возлюбленной, пытаясь представить, чем она сейчас занимается, но через некоторое время его мысли прерывало неизменное появление загадочного человека, пахнущего, как священник. С математической точностью он останавливался рядом, долго осматривал горизонт и что-то тихо бормотал, а потом вновь исчезал в сумерках, словно призрак.

Море было спокойно, глубокого синего цвета, а постоянный ветер с северо-востока наполнял паруса и мягко и без устали гнал корабль вперед.

Выросший на вершинах Гомеры пастух и знаток природы прекрасно знал, что ветер с сентября по январь всегда дует в одном направлении и почти с одинаковой силой, и потому с первой же минуты понял, что этот ветер как нельзя лучше подходит для того, чтобы быстро добраться до удивительной страны с золотыми дворцами, трудно было выбрать лучшее время года для этой затеи.

На третий день плавания он научился определять время, и боцман позвал его на корму, встал перед странным стеклянным предметом с узкой перемычкой посередине, через которую без устали текла струйка песка, и сказал:

— Это часы. Когда песок закончится, это будет означать, что прошло полчаса. Ты должен переворачивать их и ждать. Когда сделаешь это восемь раз, закончится твоя вахта, и ты позовешь Паскуалильо, чтобы тебя сменил, — боцман нахмурился, оглядел его с головы до ног и недоверчиво поинтересовался: — Умеешь считать?

— Нет.

— Так я и думал.

Не проронив больше ни слова, он скрылся, через некоторое время вернулся с горсткой миндаля и высыпал ее на стол.

— Здесь восемь орехов, — сказал он. — Каждый раз, когда будешь переворачивать часы, ешь один. Когда они закончатся, позови Паскуалильо. Но не забывай — я за тобой присматриваю, если съешь раньше времени, получишь двадцать ударов хлыстом. И уверяю, это очень много.

Вскоре появился мастер Хуан де ла Коса и обнаружил, что канарец сидит на палубе, не отрывая взгляда от песка, будто в трансе.

— Чем ты тут занимаешься? — удивленно спросил он.

— Измеряю время, — со всей серьезностью ответил паренек.

— Да ну? А орехи зачем?

— Потому что я не умею считать.

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем.

— Какой же ты неотесанный! — он покачал головой, словно ему стоило величайших усилий поверить в существование такого неуча, чуть помедлил, взял его за руку, заставил распластать ладонь по палубе и стал показывать на пальцы по порядку. — Повторяй за мной, — приказал он. — Раз!

— Раз.

— Два.

— Два.

— Три.

— Три.

— Четыре.

— Четыре.

— И пять.

— И пять.

— Хорошо. А теперь повторяй, пока не запомнишь. Если к моему возвращению не выучишь, получишь двадцать ударов хлыстом.

Он ушел, а Сьенфуэгос остался сидеть на палубе с глупым видом, не отрывая взгляда от струйки песка. Указательным пальцем правой руки он ударял по пальцам левой и безустанно повторял, будто в каком-то нелепом сне: раз, два, три, четыре, пять... Раз, два, три...

В таком положении его и застал рассерженный боцман, когда подошел взглянуть, как дела, и грубо прикрикнул:

— Можно узнать, чем ты занимаешься, черт тебя дери?

— Учусь считать.

— Ах вот как! И сколько прошло времени?

— Не знаю.

— Сколько орехов ты съел?

— Не знаю.

— А осталось сколько, придурок? — гневно воскликнул боцман.

Сьенфуэгос придвинул поближе кучку орехов, внимательно на нее посмотрел и стал тыкать в них пальцем: раз, два, три, четыре и пять. Задумался на пару секунд, заерзал и пришел к блестящему выводу:

— Больше пяти, — убежденно заявил он.

Уродливый коротышка боцман несколько секунд взирал на него совершенно ошарашенно. Он громко шлепнул себя по лбу, показывая свое недоумение, развернулся и отправился обратно на нос, ни на мгновение не прекращая ругаться.

— В Сипанго? — воскликнул он. — Черта с два мы куда доберемся с такой командой!

Возможно, опытный и бывалый боцман не так уж и заблуждался по поводу ожидающего корабля будущего, но тем не менее, хотя и скрепя сердце, вынужден был признать, что рыжий мальчуган, зайцем севший на борт на Гомере, прекрасно справляется с обязанностями, и на следующий день снова поставил его на страже у часов, раз уж он превосходно научился считать до двадцати.

3

Сипанго - старинное название Японии.