Заложница

Самым унизительным было то, что голос Моди наверняка доносился и до чулана… и Рейлан все слышал.

— Слушай, может, хватит?! — попыталась Грейс пресечь поток ненужных откровений. — Давай о чем-нибудь другом поговорим!

Но Моди вовремя остановиться была не в силах:

— И вот что я еще скажу — и ты послушай, потому что никто, кроме меня, тебе этого не скажет! Ни один мужик в своем доме всех этих котов не потерпит! Так что избавляться тебе надо от них — и побыстрее! Одного какого-нибудь оставь — вот этого, беленького, красивого — а остальных в хорошие руки там… или в приют отдай.

— Я пока еще у себя дома, — сказала Грейс тихо, хотя ей хотелось заорать во весь голос.

— Что?!

— Я у себя дома, а не у них. И мне решать, что и как у меня в доме будет. А не гожусь я этому Стиву — так ведь и я к нему не набиваюсь! И вообще… в субботу вечером меня Кип в «Погребок» пригласил!

Кажется, Моди поняла, что спланированная ею трогательная встреча «двух одиноких сердец» вот-вот сорвется, и резко сбавила обороты:

— Ну что ты, в самом деле?! Не хочешь — не надо, я просто тебе советую, как лучше! А ко мне ты в субботу обязательно должна придти, иначе неудобно получится: я тебя Стиву так разрекламировала! Ну скажи честно — неужели тебе самой не интересно посмотреть — а может, он тебе понравится?!

— Не знаю…

Настроение было испорчено окончательно и бесповоротно. Моди это тоже почувствовала, резко сменила тему и заговорила о чем попало: о цветах (буквально навязала Грейс «лишнюю» рассаду петуний и вынудила пообещать, что завтра в обед та заедет и заберет); о том, что в воскресенье будет репетиция парада — Анита заранее мандражирует и все не на место ставит; и о том, что на следующей неделе надо бы заново оформить витрину…

Впрочем, задержалась она недолго — допила кофе и заторопилась. Грейс проводила ее до двери, выслушала последнее «Значит, мы тебя в субботу ждем — договорились!», помахала вслед рукой и вернулась на кухню.

Села и положила голову на руки.

На душе было погано и тоскливо. Хотелось плакать — очень хотелось. Больше не хотелось ничего: ни печь коврижку, ни идти благодарить Рейлана за стенку, ни видеть никого…

Почувствовала легкое прикосновение к ноге, нагнулась и втащила на колени Бобби. Обняла мягкое плотненькое тело, услышала знакомое мурлыканье и сказала:

— Хорошая киса! Не бойся, я тебя не отдам! И никого из вас не отдам!

Он вывертывался, пытался встать на задние лапы и понюхать лицо, положить на плечо голову — сочувствовал. Потом на колени втиснулся еще и Купон, начал тереться пушистыми щечками — Грейс обняла и его тоже, шепча:

— Кисы вы мои, кисы…

Стоило Грейс войти, как Рейлан сразу понял, что настроение у нее — хуже некуда. О причине нетрудно было догадаться.

— Ну, как ты? — поинтересовалась она и привычно потрогала его лоб. В другой руке у нее был бутерброд с сыром. — На, съешь пока. Извини, ужин еще не готов.

— Спасибо. Вроде температуры нет.

Чувствовал он себя действительно вполне сносно.

— Да, вроде нет… Спасибо тебе за стенку, завтра можно будет красить, — сказала она куда-то в сторону, вымученно улыбнувшись.

— Пожалуйста. Я тебе еще в туалете бачок починил, чтобы не текло.

— Спасибо… Ладно, пойду я ужин готовить. Тебе пюре или печеную картошку? Сегодня отбивные… телячьи, с соусом.

— Картошку. — В тюрьме пюре давали чуть ли не каждый день, хотя Рейлан не сомневался, что у Грейс оно было бы куда вкуснее. — Не торопись, посиди немного со мной, — взял ее за руку, холодную и чуть влажную.

— Ты слышал все, что она говорила? — все так же глядя в сторону, спросила Грейс.

— Да. И хочу тебе сказать… Ты очень хороший человек, Грейси. И никого не слушай, оставайся такой, какая ты есть.

Взгляд ее, казалось, стал еще более угрюмым; она вздохнула и, не ответив ни слова, шагнула к двери.

Прошло минут десять, прежде чем Рейлан решился выйти из чулана и осторожно подобраться к кухонной двери. Увидев его, Грейс не удивилась, сказала только:

— Чего ты вылез? В окно увидят! — но сказала как-то устало и «без души».

— Тут, в коридоре, окна нет. А на кухню я не пойду.

— Ну почему меня никто не может оставить в покое?!

Рейлан предпочел счесть этот вопрос риторическим и не содержащим в себе прямого намека на его персону.

— Я у тебя там книжку взял почитать. Хайнлайна…

Она молча пожала плечами.

— И еще я на чердаке немного покопался и нашел там сундук с мужскими вещами. Выложил сверху рубашку, джинсы и носки — посмотри потом, можно мне это взять?

— Да хоть весь чердак забирай!

— Учти — у тебя там ценные вещи есть, — усмехнулся он.

— Какие еще?

— Ну, сундуки, например. Там есть один с медными оковками — я такой видел в магазине, за него долларов четыреста просили. А твой красивее.

— Ты что, еще и в антиквариате разбираешься?!

Сарказма, прозвучавшего в этом вопросе, Рейлан решил «не заметить».

— Это называется «винтаж» — вещи сороковых-пятидесятых годов, лампы там всякие, сундуки, посуда. Они сейчас в моде…

Его слова повисли в воздухе — Грейс, опустив голову, резала овощи для салата. Дорезала, ссыпала в миску — и обернулась.

— Беленький, красивый, да? Слышал, что она говорила?

Рейлан кивнул — слова ее дышали такой яростью, что лучше было помолчать, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то.

— И то верно — отличный экземпляр ангоры, хоть сейчас на выставку! Вайти! — она щелкнула пальцами — белоснежный кот, мяукнув, взлетел на полку и гордо прошелся взад-вперед, выпятив грудь и картинно изогнув пышный хвост. — Хорош, да?!

— Красивый… — осторожно подтвердил Рейлан.

— Да… Видел бы ты его в позапрошлом году, когда я его на помойке нашла!

— Ангорского?!

— Представь себе! Бабушка у меня тогда в больнице, в Пуэбло лежала — и я к ней ездила. Там, около больницы, и подобрала Вайти. Скорее всего, купил себе кто-то дорогостоящую игрушку, а когда игрушка «испортилась», лишай где-то подцепила — взял и выкинул. На помойку. Вот он и бегал, людям под ноги совался — думал, наверное, что потерялся. Зрелище, конечно, было страшное, все от него шарахались: мордочка в лысинах, уши совсем голые, хвост ободранный… я и сама в первый момент подумала, что это какая-то белая крыса.

— А потом взяла?

— А потом взяла… Он бы не выжил — он домашний совсем и глупенький, — в голосе Грейс прозвучала неподдельная нежность. Она протянула руку — белый кот тут же перебрался на ее плечо и попытался устроиться там, как пушистая горжетка. — Нет, миленький, нет. Мне надо обед готовить, — спустила его вниз и сунула ему кусочек сыра.

Вайти схватил угощение, отбежал в сторону и стал жевать, смешно, точно кролик, двигая носом.

Она проследила за ним глазами и перевела взгляд на Рейлана.

— Вот так… Ужин сейчас будет готов. Пойди, пожалуйста, подвинь немного в сторону комод — мне мимо него со столиком не протиснуться.

Он уже собрался уйти, но услышал сзади: «Рейлан!» и обернулся.

— А что такое винтаж, я знаю, — на губах Грейс дрожала невеселая усмешка. — Я пять лет проработала в Сиэтле в одном крупном художественном салоне — и там был целый отдел этого самого винтажа…

За столиком, привезенным Грейс, шлейфом тянулись трое котов — они явно учуяли отбивные и красноречиво поводили носами.

Рейлан решился спросить:

— Может, поужинаешь со мной?

Грейс удивленно вскинула голову:

— Зачем?!

— Ну… для компании…

— Я всегда ужинаю на кухне, — сухо отрезала она. — Ты же сам говоришь, что надо вести себя как обычно.

Так что обедал он один — точнее, в компании котов. Они расселись по коробкам и, не сводя с него глав, изредка обменивались короткими репликами, в которых так и слышалось: «Жрет… — Жрет! — А нам оставит? — Не знаю… — У-у, смотри, еще кусок в рот потянул! — Вижу…»