Тайна крепостного художника

— Не желаете ли кофе, чаю? Видимо, с дороги?

Ноговицын с благодарностью поклонился:

— Оченно признателен и в другое время непременно откушал бы, но теперь спешу. Я ведь на минутку. Дабы передать Екатерине Владимировне копию того завещания старого Милюкова…

Новосильцева встала:

— Господи, неужто?

— Точно так-с. Зная все подробности дела, я не мог не поспособствовать вашим благим намерениям и…

— Так ответьте, дражайший Афанасий Петрович, отчего разгорелся сыр-бор? Отчего Милюковы не хотят огласки этого завещания?

Душеприказчик покашлял, размышляя, как сказать, но потом кивнул:

— Словом, потому… вы увидите сами из грамоты… старый Милюков — стало быть, Петр Иванович, царство ему небесное! — заявлял в документе официально, что Васильев Григорий, по прозвищу Сорока, — сын его внебрачный.

Все оцепенели.

— То есть как — его? — вырвалось у Екатерины. — Получается, что не Николая Петровича?

— Совершенно нет, а родителя его, Петра Ивановича. В сорок девять лет папенька сошелся со своей дворовой крестьянкой, и она родила ему мальчика…

— Получается, что Сорока — брат Николая Петровича?

— Младший брат, — подтвердил Ноговицын. — Более того, в завещании вы увидите, что Григорий получает не только вольную, но и обретает дворянское звание. Правда, без возможности наследования недвижимости. Вместо этого денег ему завещано без малого пятьдесят тысяч серебром.

Все молчали. Первым заговорил Энгельгардт:

— Вот и объяснение козней Милюкова. Не хотел брата признавать. Не желал делиться.

— А Григорий знал, добивался своего, но повсюду натыкался на стену. Через это пил. Через это повесился.

Из угла столовой раздались всхлипы. Все увидели заплаканного Сашатку. Вася утешал его:

— Будет, будет, приятель… Радоваться надо: если есть в тебе дворянская кровь, значит, усыновят без задержек.

— Да, да! — поспешила к нему Екатерина Владимировна. — Сашенька, голубчик, все теперь устроится, вот увидишь.

Молодой человек шмыгал носом и смущенно улыбался сквозь слезы.

А когда все пришли в себя, обнаружилось, что в гостиной больше никого нет: Ноговицына и след простыл. Будто его и не было вовсе. Вольдемар даже пошутил:

— Может, приходил к нам не он, а его фантом с того света?

Софья замахала на супруга руками:

— Не пугай, право. Я и так едва не лишилась чувств.

Собственно, вот и вся история, так счастливо закончившаяся для Сашатки Сорокина. Не прошло и года, как присяжный поверенный Опельбаум передал Екатерине Владимировне все бумаги на усыновление, в том числе и постановление Тверского и Московского губернских правлений с утверждением их Сенатом. С этого момента юноша писался Новосильцевым, дворянином. После окончания Набилковского училища без труда поступил в лицей памяти цесаревича Николая и окончил с медалью; за особые заслуги был оставлен преподавать в младших классах математику, греческий и латынь. Дослужился до статского советника.

Вася Антонов несколько лет проработал в типографии Московского университета, где попал в марксистский кружок, и отправился, после приговора суда, в ссылку под Иркутск как пропагандист-народоволец. Организовал в Иркутске подпольную типографию, снова получил срок, после революции разочаровался в марксизме и постригся в монахи. Умер перед самой войной.

Юра Новосильцев, повзрослев и узнав о дворянских корнях Сорокина, начал относиться к нему теплее — во всяком случае, не враждебно. После окончания лицея он пошел по юридической части. Был судьей и женился на своей любви с детства — Маше Щербатовой. А поскольку его отец Александр Новосильцев продолжал дружить с архитектором Милюковым, Юра подружился с его сыном — Павлом. Вместе они стояли у истоков партии конституционных демократов — кадетов. Павел сделал карьеру в политике — после февральской революции стал министром иностранных дел во Временном правительстве. Юрий же, напротив, отошел от борьбы за власть, переехал в свое имение Кочемирово и являлся предводителем дворянства г. Темникова (это под Рязанью). После революции эмигрировал, жил во Франции, в Кламаре, где и упокоился в 1920 году.

Катя Сорокина вышла замуж за унтер-офицера Захарова и переселилась к нему в Санкт-Петербург.

У Сашатки оказалась большая, дружная семья — трое сыновей и пять дочерей, внуки и внучки, и одна из них, Варя Новосильцева, стала известной балериной, танцевала в Большом театре, и на ней женился выдающийся актер Малого театра Михаил Царев.

Не забыто и наследие живописца Сороки: многие его работы можно встретить в Русском музее Петербурга и Тверском краеведческом музее. Сестры Новосильцевы, помогая его сыну, написали и об отце, слава им за это и честь. Обе они не дожили до XX века и нашли приют на одном из московских кладбищ.

Храм и погост в селе Поддубье были уничтожены при советской власти, а могилу Сороки, упокоенного как самоубийца, вне ограды, нет, не тронули. В наше время внучка живописца — балерина Новосильцева — при поддержке Союза художников России и губернатора Твери все-таки добилась установки памятного знака над захоронением прадеда. По благословению Патриарха Алексия II состоялось отпевание Григория Васильевича. Памятник открыли 19 сентября 2006 года.

Вот он, скромный, скорбный, вроде символ жизни и творчества самого Сороки — темно-серый гранит с высеченным православным крестом и надписью: «Здесь, у кладбища села Поддубья, покоится художник Григорий Сорока». Даты не указаны. Да и правильно: разве у художника есть даты? Он живет вечно — в лучших своих творениях.

Об авторе

Пропавшее завещание

В современной литературе крайне редко встречается близкое, творчески родственное совпадение автора со своим героем. В повести Михаила Казовского «Тайна крепостного художника» оно просматривается со стороны читателя — автор это совпадение не подчеркивает, — но вполне очевидно.

Творческие пристрастия писателя Михаила Казовского устремлены в российскую историю. В сохраняющихся в архивах и научных публикациях, личных письмах, семейных хрониках, официальных документах России XIX века писатель открывает и выстраивает перед читателем хроники жизни российских семейств. Повести Казовского можно найти в журнале «Кентавр. Исторический бестселлер». Для писателя знатность, положение в обществе, богатство его героев, принадлежность их к царствующим домам не является определяющими признаками интереса. Михаил Казовский разбирается в балансе сословных отношений, в так называемых «социальных лифтах», то буксовавших, то резко взметывавших ввысь героев его биографических новелл на уровни, о которых те могли только мечтать. Аккуратность, достоверность, в сочетании с романтическим стилем, передающим атмосферу эпохи, позволяют сравнить произведения Михаила Казовского с российскими беллетристами Леонидом Юзефовичем и Евгением Анташкевичем. Из западных — возможно, даже, с бережным любителем французской истории Андре Моруа. И хоть объем произведений Михаила Казовского не столь велик в сравнении с масштабами упомянутых авторов, этих исторических беллетристов роднит проницательность, определенная лирическая настройка авторской оптики, передающееся читателю понимание мотивов действий героев в обстоятельствах эпохи.

Повесть Михаила Казовского «Тайна крепостного художника» содержит в себе по-настоящему детективный сюжет, раскрывающийся читателю постепенно, страница за страницей, словно он, читатель, листает архивную хронику. Повороты судеб героев, взгляд на них писателя и от читателя требуют совпадения в настроении, с которым тот обращается к новелле. В сюжете есть и мнимое убийство, и реальная стрельба, и семейная драма. Однако главное здесь в том, насколько внимательно автор всматривается в персонажей, как точно представляет образ страны, невозвратно ушедшей, но все же определенно родной.

Григорий Васильевич Сорока, или Григорий Васильев, по прозвищу Сорока, был художником, воспитанником Венецианова. Его возмужание и творческое развитие пришлось на период отмены крепостного права в России, который по сей день вызывает много толкований. Искусствоведы отмечают, что Григорий Сорока был одним из самых тонких лириков, умевших выразить это настроение в пейзажах, портретах интерьерной (архитектурной) живописи, и даже в копировании икон. Михаил Казовский открывает тайну происхождения художника, который формально освободился от крепостной зависимости от помещика П. Н. Милюкова только с официальной отменой крепостного права в 1861 году. Сохранилось несколько документов, в том числе переписка между художником Венециановым и одним из представителей рода Милюковых, из которой, сопоставив ее с другими документами, можно сделать вывод о том, что представители рода не слишком справедливо обошлись с талантливым молодым человеком, с государственной реформой превратив его незаконного родственника в лицо, обладающее официальными правами, отраженными в завещании, которое влиятельный родственник с нравом былого крепостника пытался скрыть.