Багровый молот

Стражники не сразу сообразили, что происходит. Оторопело уставились на тающий впереди силуэт, запоздало пальнули из пистолетов. Псы разбивали лапами воду, бесновались, рвали глотки яростным лаем, угольками глаз жгли насквозь темноту. Крики:

— Хватай лодки, поплыли за ним!

— Ополоумел? А если перевернемся?!

— Уйдет!!

— Никуда не уйдет… его мать! Возьмем!!

Преследователи разделились на две группы. Одна бросилась по течению вниз, другая — к мосту возле ратуши. Должно быть, через несколько минут уберут цепь, отправят вниз по реке сторожевой баркас, станут прочесывать улицы на Соборном холме. Значит, время возвращаться обратно, на правый берег. Куда? Дома появляться нельзя. Найти какой-нибудь старый сарай, переночевать там? Есть риск, что кто-то заметит его и донесет… Нет, нет, сейчас ему нужно укрытие понадежней. Надо добраться до дома Альфреда. Особой помощи от бургомистрова племянника, конечно, не дождешься, но можно быть твердо уверенным, что молодой Юниус не откажется спрятать его у себя на одну ночь и не выдаст людям викария. Решено!

Несколько минут спустя Хейер уже был на нужной улице. Остановился, взялся рукой за дверной молоток. Предательская, скользкая мысль вдруг промелькнула в его голове: что, если его здесь уже ждут? Что, если викарий предусмотрел и эту возможность? Дверь откроется — и крепкие, мускулистые руки рывком втащат его внутрь, начнут скручивать вокруг запястий веревочную петлю… Что ж, может, и так. Но выбора уже нет.

Стиснув рукоять ножа, Хейер постучал в дверь.

Глава 2

Альфред Юниус, личный секретарь его высокопревосходительства канцлера Георга Адама Хаана, снимал комнату на втором этаже дома Кристофа Франка, гильдейского старшины. Платил за жилье и стол по шести гульденов серебром, жениться не собирался.

— Семейные обеды, сытая скука — все это не для меня, — говорил он. — Я создан для дела, а не для пуховых перин.

Зная о его отношении к женитьбе, многие отцы семейств в Бамберге все же приглядывались к молодому человеку, строили планы выдать за него одну из дочерей. Не из-за богатства — по смерти родителей молодой Юниус унаследовал только долги. И не из-за должности — ранг секретаря совсем немного значил в светской и духовной иерархии Бамберга.

Причин, по которым молодого человека считали в городе выгодной партией, было три.

Первая из них: Альфред Юниус, как это принято говорить, подавал большие надежды. Изучал право в Болонье, знал итальянский, греческий и латынь, пользовался доверием канцлера и часто выезжал в Нюрнберг и Мюнхен с дипломатическими поручениями. Никто не сомневался, что в ближайшее время он займет иной, более соответствующий своим дарованиям пост: в епископской канцелярии, или в бамбергском Сенате, или — чем черт не шутит! — при дворе курфюрста Максимилиана[6].

Причина вторая: род Юниусов с давних пор принадлежал к числу наиболее влиятельных и богатых семей Бамберга. Дядя Альфреда был членом городского совета, дед состоял гофмаршалом при дворе князя-епископа, прадед заседал в коллегии Имперского камерального суда. Доброе имя на деньги не поменяешь, но к такому имени, случается, сами собой прилипают нужные связи, и доходные должности, и благосклонность сильных мира сего.

И, наконец, третья причина: молодой Юниус был довольно хорош собой. Бледное худое лицо, густые темные волосы, большие, чуть навыкате, внимательные глаза. Многие считали его человеком высокомерным, но при этом сходились во мнении, что Альфред Юниус заслужил право смотреть на людей свысока. В конце концов, если юноша, шесть лет назад оставшийся сиротой, сумел без чужой помощи пробиться наверх и к тому же оплатить отцовские векселя, значит, Господь отметил его, предопределил быть не таким, как другие. Поэтому — пусть глядит свысока. Пусть ходит, гордо вздернув мраморный подбородок. Пусть! Лишь бы не подличал, не обращал яркого своего ума во вред ближнему. Лишь бы не уничтожил зажженную в его душе светлую Божью искру.

Минувшей ночью Альфред не спал. Сидел у плотно зашторенного окна, сжав губы, медленно перебирая пальцами и потирая красные от усталости и напряжения глаза. Все было плохо. Ужасно, дьявольски плохо, с какой стороны ни взгляни. Хейер в бегах. В ближайшие несколько часов викарий перекроет все пути к отступлению. Начальники караулов у въездных ворот получат словесное описание беглеца: невысок ростом, сероглазый, на вид тридцати пяти — сорока лет, красное родимое пятно на левом виске. Солдаты будут выдергивать людей из толпы, тыкать в грудь короткими пальцами: «Кто такой? Куда направляешься? Эй, Гельмут, присмотри-ка за ним, а я покамест справлюсь у господина капрала…»

Осведомители Фёрнера будут сновать по городу, нюхая крысиными носами воздух, вслушиваясь в разговоры, протискиваясь в каждый угол, в каждую гнилую дыру. Кроме них будут еще конные патрули на дорогах и расклеенные повсюду листки, обещающие награду за помощь в поимке беглого колдуна. Вяжущая, прочная, с мелкой ячейкой сеть упадет на город, и проскользнуть между ячейками этой сети никому не удастся. Если Герман попробует скрыться из города, его неминуемо схватят. После — заставят выдать имя того, кто предоставил ему убежище.

Альфред встал с кресла, с хрустом вытянулся, обвел взглядом комнату. Между потолочными балками — паутина, в середине которой дремлет маленький паук с раздутым круглым брюшком. Чуть ниже, на вбитом в стену крюке, — шпага с витой затейливой гардой. Пыль, стопки книг на полу. Несвежая рубаха, высунувшая мятый язык из-под крышки дубового сундука.

Юноша поморщился, с силой сдавил руками виски. Страх заползал в его душу, как толстая болотная змея заползает в барсучью нору. Что делать? Что, черт возьми?! Если Германа схватят, то уже очень скоро солдаты явятся сюда, в его дом. «Альфред Юниус? Именем князя-епископа Бамберга вы арестованы». И что тогда? Его карьера, его молодость, вся его жизнь будут погублены. Укрывательство беглого колдуна — за это полагается веревка. Или костер.

Перед его глазами вдруг появилось лицо Урсулы Хаан. Дочь канцлера, его покровителя и патрона, одна из самых красивых девушек в городе. Гордая, насмешливая, дерзкая. Медные волосы собраны на затылке, и только одна волнистая прядь выбилась, падая на чистый высокий лоб. Ее было легко представить в образе амазонки-охотницы: короткая туника переливается на теплом ветру, одна грудь обнажена, у ног дрожит от нетерпения остроухая собака.

Урсула Хаан… Он любил ее, он о ней мечтал, она приходила к нему во сне. Он готов пожертвовать чем угодно, готов отказаться от своего будущего. Но он не может лишиться ее. Именно поэтому он должен преодолеть собственный страх. Нужно срочно найти Ханса. И Вильгельма Пфюттера тоже. Вместе они сумеют что-то придумать. Да, да, именно так. Отправить мальчишку-посыльного, передать с ним записку. А уже на месте все объяснить.

Тройной стук. Условный сигнал. Прислушавшись, Альфред снял с петли засов, рывком отворил входную дверь.

— Почему так долго? — спросил он вошедшего. — Я же написал: срочное дело, не опаздывать.

Ханс Энгер ступил через порог, хлопнул Альфреда по плечу.

— Извини, задержался немного.

— Догадываюсь о причине.

Энгер расхохотался, показав мелкие, неровные зубы.

— Брось, Альф! И не смотри на меня, будто судомойка на грязный котел. Я бы в жизни не опоздал. Но тут особое дело…

В его глазах загорелись россыпью лукавые искры — будто форель плеснула серебряным хвостом по воде.

— Знаешь, с той минуты, как увидел ее, — сердце поет, и по всему телу дрожь. Нет, Альф, такой девушки я в жизни еще не встречал. Уверен, ты тоже! Господь лепил ее не из грязи, из которой лепили Адама-пращура, а из доброго пшеничного теста. С розовыми изюминками. Таким пирожным никогда не наешься!

— Нельзя вредить делам из-за девок.

6

Максимилиан I Виттельсбах (1573–1651) — герцог Баварии из рода Виттельсбахов, курфюрст Пфальца с 1623 г. Курфюрст — имперский князь, за которым было закреплено право выбора императора.