Страница 46 из 57
13 Царь христианской миленькой-то наш Стал на меня с тех пор кручиновати. Не любо им, что начал говорить, А любо, коль молчу. Да мне так не сошлось. А власти, что козлы, – все пырскать стали. Был от Царя мне выговор: «Поедь-де в ссылку снова». Учали вновь возить По тюрьмам да по монастырям. А сами просят: «Долго ль мучать нас тебе? Соединись-ка с нами, Аввакумушка!» А я их – зверей пестрообразных – обличаю, Да вере истинной народ учу. Опять в Москву свезли, – В соборном храме стригли: Обгрызли, что собаки, и бороду обрезали, Да бросили в тюрьму. Потом приволокли На суд Вселенских Патриархов. И наши тут же – сидят, что лисы. Говорят: «Упрям ты: Вся-де Палестина, и Серби, и Албансы, и Волохи, И Римляне, и Ляхи, – все крестятся тремя персты». А я им: «Учители вселенстии! Рим давно упал, и Ляхи с ним погибли. У вас же православие пестро С насилия турецкого. Впредь сами к нам учиться приезжайте!» Тут наши все завыли, что волчата, – Бить бросились… И Патриархи с ними: Великое Антихристово войско! А я им: «Убивши человека, Как литоргисать будете?» Они и сели. Я ж отошел к дверям да на бок повалился: Вы посидите, а я, мол, полежу. Они смеются: Дурак-де протопоп – не почитает Патриархов. А я их словами Апостола: «Мы ведь – уроды Христа ради: Вы славны, мы – бесчестны, Вы сильны, мы же – немощны». 14 Вы – сильны, мы же – немощны. Боярыню Морозову с сестрой – Княгиней Урусовой – детей моих духовных Разорили и в Боровске в темницу закопали. Ту с мужем развели, у этой сына уморили. Федосья Прокофьевна, боярыня, увы! Твой сын плотской, а мой духовный, Как злак посечен: Уж некого тебе погладить по головке, Ни четками в науку постегать, Ни посмотреть, как на лошадке ездит. Да ты не больно кручинься-то: Христос добро изволил, Мы сами-то не вем, как доберемся, А они на небе у Христа ликовствуют С Федором – с удавленным моим. Федор-то – юродивый покойник – Пять лет в одной рубахе на морозе И гол и бос ходил. Как из Сибири ехал – ко мне пришел. Псалтырь печатей новых был у него – Не знал о новизнах. А как сказал ему – в печь бросил книгу. У Федора зело был подвиг крепок: Весь день юродствует, а ночью на молитве. В Москве, как вместе жили, – Неможется, лежу, – а он стыдит: «Долго ль лежать тебе? И как сорома нет? Встань, миленькой!» Вытащит, посадит, прикажет молитвы говорить, А сам-то бьет поклоны за меня. То-то был мне друг сердечный! Хорош и Афанасьюшка – другой мой сын духовный, Да в подвиге маленько покороче. Отступники его на углях испекли: Что сладок хлеб принесся Пречистой Троице! Ивана – князя Хованского – избили батогами И, как Исаию, огнем сожгли. Двоих родных сынов – Ивана и Прокофья – Повесить приказали; Они ж не догадались Венцов победных ухватить, Сплошали – повинились. Так вместе с матерью их в землю закопали: Вот вам – без смерти смерть. У Лазаря священника отсекли руку, А она-то отсечена и лежа на земле Сама сложила пальцы двуперстием. Чудно сие: Бездушная одушевленных обличает. У схимника – у старца Епифания Язык отрезали. Ему ж Пречистая в уста вложила новый: Бог – старый чудотворец – Допустит пострадать и паки исцелит. И прочих наших на Москве пекли и жарили. Чудно! Огнем, кнутом да виселицей Веру желают утвердить. Которые учили так – не знаю, А мой Христос не так велел учить. Выпросил у Бога светлую Россию сатана – Да очервленит ю Кровью мученической. Добро ты, Дьявол, выдумал – И нам то любо: Ради Христа страданьем пострадати. 15 Ради Христа страданьем пострадати Мне не судил еще Господь: Царица стояла за меня – от казни отпросила. Так, братию казня, меня ж не тронув, Сослали в Пустозерье И в срубе там под землю закопали: Как есть мертвец – Живой похороненной. И было на Страстной со мною чудо: Распространился мой язык И был зело велик, И зубы тоже, Потом стал весь широк – По всей земле под небесем пространен, А после небо, землю и тварей всех Господь в меня вместил. Не диво ли: в темницу заключен, А мне Господь и небо и землю покорил? Есмь мал и наг, А более вселенной. Есмь кал и грязь, А сам горю, как солнце. Э, милые, да если б Богу угодно было Душу у каждого разоблачить от пепела, Так вся земля растаяла б, Что воск, в единую минуту. Задумали добро: Двенадцать лет Закопанным в земле меня держали; Думали – погасну, А я молитвами да бденьями свечу На весь крещеный мир. От света земного заперли, Да свет небесный замкнуть не догадались. Двенадцать лет не видел я ни солнца, Ни неба синего, ни снега, ни деревьев, – А вывели казнить – Смотрю, дивлюсь: Черно и пепельно, сине, красно и бело, И красоты той Ум человеческий вместить не может! Построен сруб – соломою накладен: Корабль мой огненный – На родину мне ехать. Как стал ногой – Почуял: вот отчалю! И ждать не стал – Сам подпалил свечой. Святая Троица! Христос мой миленькой! Обратно к Вам в Иерусалим небесный! Родясь – погас, Да снова разгорелся!