Страница 79 из 121
Десять тысяч килограммов прибавки! Десять тысяч килограммов рыбы!
— Организуем ранний нерест! — воскликнул я, но профессор, как обычно, не понял моего восклицания.
— Соблазнительно, однако… — тянул он.
— Наше хозяйство выращивает мальков не только для Днепровского моря. Оно имеет задание выращивать рыбу и на продажу! — доказывал директор.
— Да, да, — снова тянул профессор.
— Так в чем же дело? — опять не выдержал я.
Оказывается, ранний нерест происходит тогда, когда в пруду содержат карпов вместе с карпихами. Нерест происходит в неблагоприятных условиях, много икры гибнет, установить какой-либо контроль невозможно.
— Боже! — мяукнул я. — Одна самка мечет в среднем четыреста пятьдесят тысяч икринок! У нас в хозяйстве больше тысячи взрослых карпов, или, как вы говорите, маточного поголовья рыбы. Пустите пятьдесят самок и сто самцов в один пруд, а нерест остальных контролируйте, пятьдесят карпих дадут двадцать три с половиной миллиона икринок. Если из этой массы выживет только двадцатая часть, мы получим больше миллиона рыбок, которые будут весить на десять тысяч килограммов больше, чем потомство позднего нереста.
Надо отдать справедливость людям: они долго болтают, зато приходят к правильным выводам. После часовой беседы Костя произвел те же расчеты, что и я.
— У нас план — сорок тысяч килограммов товарной рыбы. Чтобы его выполнить, мы запланировали поставить на откорм миллион мальков. А мы дадим не сорок, а пятьдесят тысяч килограммов рыбы! Перевыполним план! Завтра же посадим полторы сотни карпов — вместе и самцов, и самок — в один из прудов.
Давно уже наступила ночь, снаружи похолодало, накрапывал дождь. В комнате было уютно и тепло. Профессор и Костя допили чай и вели свою неторопливую беседу. Леночка спала, жена Кости что-то кроила, а я сидел и мучился. Сейчас Пуголовица «сторожит» пруды и, быть может, уславливается с Ракшей воровать рыбу, а я греюсь в тепле, вместо того чтобы быть там, куда меня зовет гражданский долг.
«Надо идти!» — говорил я себе, но тянул. Наконец решил: как только дома все лягут спать, помчусь на свой пост. Теперь можно было спокойно подремать, не мучая себя ежеминутно укорами совести. Но не прошло и получаса, как профессор зевнул.
— Ложитесь, пожалуйста, отдыхайте, — обратился к нему Костя. — А я проедусь по прудам: погода такая, что охрана сидит в шалашах, а браконьеры шляются.
— Чудесно! Какой ты милый! — крикнул я и выбежал за Костей во двор.
Мы сели с ним в «Москвич» и поехали, как здесь говорят, на объекты. Сторожа и в самом деле сидели в будке, за исключением Пуголовицы. Директор накричал на них, и они поплелись дежурить.
Мы ехали вдоль канала и только возле крайнего пруда наткнулись на Пуголовицу.
— Поджидаешь сообщника, вор? — проговорил я и горько улыбнулся: директор хвалил Пуголовицу за преданность делу.
Приходил ли Ракша? Я выскользнул из машины и, преодолевая отвращение к мокрой почве, прошелся вдоль пруда, принюхиваясь к воздуху. Нет, Ракши не было.
Вскоре Костя поехал домой, а я отправился обследовать местность дальше. Сырость мешала мне, но я все же улавливал следы в воздухе. Отойдя метров на сто от пруда, я вдруг поймал знакомый запах.
Ракша побывал здесь. О чем же они условились?
Я бранил себя мысленно за лень, за то, что сидел в теплой комнате в то время, когда возник заговор.
Вернувшись к Пуголовице, я сел поодаль, наблюдая за преступником. Должно быть, Ракша дал ему трудное задание, потому что он нервничал и время от времени выплевывал из своего гнусного рта гнусное ругательство. Мне противно слушать непристойности, но, в надежде услышать от Пуголовицы еще что-нибудь кроме брани, я подошел к нему. Моя надежда оправдалась. После очередной непристойности он прибавил:
— Чертяка! Куда же он пропал?
«Эге, — обрадовался я, — значит, не опоздал!»
Пуголовица ходил над прудом, прислушивался, ругался, бубнил:
— Дождя, испугался? Черт его побери! Или, может, помешало что? Чтоб он сдох! Где его носит, каналью?!
Проходили часы, а Ракши не было. Я примостился под снопом камыша, который бросили здесь на мое счастье. Это спасало от дождя, но не от сырости и холода. Я замерз как цуцик, но терпел и ждал.
Наконец стало рассветать. Пуголовица потерял надежду на появление Ракши и, как мне казалось, повеселел. Когда совсем рассвело, стало ясно: браконьер не придет. Вдруг я вспомнил, что напал на след Ракши еще поздним вечером. Очевидно, он приходил слишком рано и, не дождавшись Пуголовицы, ушел.
Сговор воров
Напряженный день и бессонная ночь давали мне право отдохнуть, но я не мог бросить пост. Я остался возле того пруда, из которого сегодня предстояло вылавливать рыбу. Воду уже спустили, инструмент для работы лежал на месте, скоро должны были прийти рыбаки. Устроившись под опрокинутым чаном для купания рыбы, я прищурился, следя за Пуголовицей.
«Выдержу без сна двое суток?» — спросил я себя, твердо решившись не спускать глаз с Пуголовицы весь день и всю следующую ночь. Но опасения оказались напрасными: Пуголовица дежурил ночь и теперь собрался отдыхать. Я понял это, когда он вытащил двух карпов, спущенных на бечевке в воду, и зашагал домой.
Закрыв глаза, я лежал под чаном, как вдруг раздался окрик:
— Эй вы! Милостивый государь!
Задетый и тем, что меня разбудили, и подчеркнуто ироническим обращением, я недовольно буркнул и открыл глаза. Передо мной стояла худая, с нервным блеском в глазах, еще довольно молодая кошка. Минуту я колебался: выругать нахалку или, наоборот, убить ее вежливостью, вернее, вежливым презрением, и остановился на последнем.
— Я вас слушаю, — произнес я максимально равнодушным тоном.
— Что вам сделал мой сын?! За что вы ошельмовали его?! — начала она на высокой ноте, с каждой новой фразой все больше и больше повышая голос. — Какое вы имеете право вмешиваться в жизнь семьи! Воспитывайте своих детей! Своих!
— В чем дело? Я ничего не понимаю, — проговорил я сдержанно, хотя истерический визг незнакомки нервировал меня.
— Ах, вы ничего не понимаете! А кто глумился над моим сыном? Кто назвал его стилягой? Кто насмехался над его непромытыми глазами?
Я не сдержал улыбки:
— Так вы вот о чем! Вы мать того котенка?.. Интересно…
— Ах, вам интересно! — передразнила она меня. — Вам интересно! Да, я мать того котенка! Мать! И не позволю, чтобы над моим ребенком издевались! Не позволю обижать мое единственное дитя!
— Прошу вас, не кричите! — поморщился я. — Воспитали паразита, а теперь ругаете меня за то, что я назвал вашего сынка так, как он того заслуживает.
— Опомнитесь! Я воспитала паразита! Да он же еще ребенок. Я люблю свое дитя и хочу, чтобы он видел в жизни только радость! Да, я не позволяю ему трудиться! Довольно и того, что я мучаюсь, не вылезаю из работы. Пусть хоть ребенок поживет как следует, не зная забот!
— Ребенок?! — засмеялся я. — Да все ровесники вашего ребенка давно уже ловят мышей!
— Для матери ребенок всегда ребенок, сколько бы ему ни было лет.
Я с сожалением смотрел на это глупое создание. Сколько матерей вот так по-дурацки любят своих детей, портят их, наносят им непоправимый вред!
Кошка продолжала истерически кричать, а я искал слова поязвительнее, которые вместе с тем показали бы ей всю ее глупость. Дождавшись, пока мамаша выдохлась, я спросил:
— А вы задумывались, почему он тщедушный? Сравнивали сына с другими котятами? Отчего у него такой жалкий вид?
Кошка сразу сникла.
— Здоровье у него слабое. Вот горе! И почему у него слабое здоровье? — спросила она таким голосом, что мне стало ее жаль.
— Мышцы слабые, потому что не ловит мышей, а мышей не ловит, потому что мышцы слабые, — сказал я саркастически. — Неужели вам приятно смотреть, у всех котята как котята, а ваш такой квелый?..
Кошка вдруг заплакала.
«Черт их тут носит, этих истеричек!» — выругался я в душе и хмуро ждал, что будет дальше. Но мужское сердце не выдержало, и уже через минуту я хоть и холодно, но отозвался: