Говорить ли президенту?

— Я не могу, — сказал Марк, чувствуя мучительную неловкость. — Но поверь мне, к тебе это не имеет никакого отношения. По крайней мере, это почти… — тут он резко замолчал.

Никогда не ставь Бюро в неловкое положение.

— Почти что? Почти правда? Почему этот звонок был так важен для тебя?

— Оставим этот разговор. Поедем лучше куда-нибудь, поужинаем.

Элизабет не ответила.

Он снова завел машину. Два автомобиля тронулись с места одновременно с ним: синий «форд»-седан и черный «бьюик». Сегодня мне от них никак не уйти. Хотя — как знать, — может быть, один из них всего-навсего ищет место стоянки. Он покосился на Элизабет — заметила? — но нет, ей ничего не видно, сам-то он смотрит в зеркало заднего обзора. Подъехали к маленькому, уютному японскому ресторанчику на Висконсин-авеню. Он не мог везти ее домой — всюду понатыканы микрофоны. Официант-японец проворно порезал жирные устрицы и приготовил их на спиртовке, которая стояла посреди столика. Потом аккуратно переложил каждую на тарелку и подал мисочки с пряными, ароматными соусами, куда надо было макать кусочки. От горячего сакэ Элизабет немного повеселела.

— Прости, я погорячилась. У меня сейчас очень тяжело на душе.

— Почему? Ты можешь мне сказать?

— Вряд ли. Это очень личное, и отец просил меня пока ни с кем не делиться.

Марк похолодел.

— Даже со мной?

— Даже с тобой. Нам обоим надо вооружиться терпением.

Потом они пошли в кино и сидели в уютной полутьме, сплетя руки. Марк почувствовал, что лучше не дотрагиваться до нее, да и у него не было настроения. Они оба тревожились об одном и том же человеке — правда, по разным причинам, а может, не по разным? Как она поступит, если обнаружится, что с первого дня их знакомства он следил за ее отцом? Или ей все известно? Проклятье, почему он не может просто верить ей?

Он почти не запомнил содержания фильма; после сеанса отвез Элизабет домой и тут же уехал. За ним по-прежнему следовали две машины.

Из тени выпрыгнул человек.

— Эй, жеребчик!

Марк резко обернулся, рука дернулась к кобуре.

— О, привет, Саймон.

— Слышь, старый, если ты на пределе, могу показать кой-какую порнушку. А то ты вялый какой-то. Вот у меня вчера черненькая была, а сегодня мы побарахтаемся с беленькой.

— Уверен? — спросил Марк.

— Предварительная договоренность, старина. Пока молодой, время терять нельзя. — Саймон захохотал. — Сегодня в своей холодной, одинокой постели придется тебе вспоминать обо мне — ну а я о тебе забуду: будет кое-что получше. Глуши моторы, старина.

Марк бросил ему ключи, и Саймон направился к «мерседесу», на ходу вихляя бедрами, пританцовывая и смеясь.

— Остался ты на бобах, старина. Да-а-а…

— Чушь! Да не верти ты своей задницей, как пропеллером, — сказал Марк и засмеялся.

— Да ты просто ревнуешь, старый, а может, зуб на меня имеешь? — спросил Саймон и, нажав на газ, поехал к стоянке. Проезжая мимо Марка, он крикнул: — А как ни крути, у меня кругом шестнадцать!

Может, наняться сторожем в гараж при многоквартирном доме, подумал Марк. У такой работы — свои преимущества. Он оглянулся: ему почудилось, что кто-то там шевельнулся. Нет, нервишки шалят и воображение разыгралось. Очутившись в своей комнате, он засел за отчет к утренней встрече у директора, а потом рухнул спать.

Оставалось два дня.

Среда, 9 марта

Зазвонил телефон. Марк только что уснул и поэтому плавал в полудреме между сном и явью. Телефон не умолкал. Нужно послушать: это может быть Юлий.

— Алло, — зевнув, сказал он.

— Марк Эндрюс?

— Да, — вяло ответил он.

— Это Джордж Стампузис. Извините, что разбудил вас, но я тут кое-что обнаружил и подумал, что для вас это было бы очень важно.

Эти слова подействовали как ушат ледяной воды. Марк мгновенно проснулся.

— Отлично, больше ничего не говорите, я перезвоню из автомата. Какой у вас номер? — Марк записал телефон на пачке салфеток — мог дотянуться только до них. Набросил халат, сунул ноги в «кроссовки» и пошел к двери. Открыв дверь, он посмотрел направо, потом налево. Черт, уже развилась мания преследования. В холле было тихо. На лифте он спустился в гараж, где был телефон-автомат. Саймон спал в своем кресле — как ему это удается?

Он набрал код 212.

— Я вас внимательно слушаю.

— Мафию можете исключить. Они не собираются ломать копья из-за законопроекта о владении оружием.

— Спасибо за помощь, — Марк повесил трубку и пошел к лифту, думая о теплой постели. Саймон по-прежнему спал.

Среда, утро, 9 марта

— Это вас, сэр.

— Что? — полусонно пробормотал директор.

— Вас просят к телефону, сэр. — В дверях, облаченная в халат, стояла его домоправительница.

— Кхм. Который час?

— Без десяти шесть, сэр.

— Кто звонит.

— Мистер Эллиотт, сэр.

— Хорошо, переключите телефон сюда.

— Сейчас, сэр.

Эллиотт никогда бы не стал будить его в такую рань — значит, дело неотложное.

— Доброе утро, Эллиотт. Что случилось? — Он помолчал. — Вы уверены? Это в корне меняет дело. Когда он должен прийти? Да-да, в 7.00. Увидимся в 6.30.

Положив трубку, директор присел на край кровати и очень громко сказал: «Черт!» Такие выражения директор употреблял лишь в исключительных ситуациях. Твердо уперев большие ступни в пол и положив крупные руки с растопыренными пальцами на столь же крупные ляжки, он глубоко задумался. Потом наконец поднялся и, надев халат, чертыхаясь, скрылся в ванной.

Марку тоже позвонили — но не Эллиотт, а Элизабет. Ей необходимо с ним увидеться. Они договорились встретиться в восемь в вестибюле «Мейфлауэра». Там его никто не узнает — в этом он уверен, но почему Элизабет выбрала именно это место?

Сняв халат, Марк снова зашел в ванную.

Ранним утром позвонили и сенатору — но не Эллиотт и не Элизабет. Звонил председатель: он подтвердил, что заключительный инструктаж, назначенный на середину дня в отеле «Шератон» в Сильвер-Спрингз, остается в силе. Сенатор сказал, что придет, повесил трубку и принялся задумчиво расхаживать в халате по комнате.

— Три кофе, миссис Макгрегор. Они уже здесь? — спросил директор, проходя мимо нее.

— Да, сэр.

В своем новом бирюзовом костюме миссис Макгрегор выглядела очень модно, но директор этого не заметил Он прошел в кабинет.

— Доброе утро, Мэтт. Доброе утро, Марк. — Когда сбросить бомбу? Он решил дать сначала слово Эндрюсу. — Так, послушаем, что вам удалось выяснить.

— Как я уже вчера говорил, сэр, по-моему, мне удалось сократить список сенаторов до пяти человек: Брукс из Массачусетса, Бэрд из Западной Вирджинии, Декстер из Коннектикута, Харрисон из Южной Каролины и Торнтон из Техаса. Единственное, что их связывает, — общий интерес к законопроекту о владении оружием, который, как мы знаем, сэр, скорее всего будет принят в качестве закона 10 марта. Единственный способ остановить этот законопроект — покушение на президента.

— Я думаю, — сказал Роджерс, — что именно такой обеспечит единодушное принятие законопроекта обеими палатами.

— Скажите это братьям Кеннеди, Мартину Лютеру Кингу, Джорджу Уоллесу и Рональду Рейгану и посмотрите, что они ответят, — парировал директор. — Продолжайте, Марк.

Марк коротко изложил то, что рассказали ему Ликхэм и Стампузис о каждом сенаторе, и объяснил, как ему удалось исключить двух человек, а именно Пирсона и Нанна, из списка с семью сенаторами.

— Вот к таким выводам я пришел, сэр, если только, разумеется, я не ошибся и не иду по ложному следу. А это, насколько я могу судить, вполне возможно: мне кажется, я веду бой с тенью.

Директор кивнул и выжидательно посмотрел на Марка.

— Сегодня, — продолжал Марк, — я постараюсь послушать выступление каждого из них в сенате. Нужно придумать какой-нибудь верный способ, чтобы, не задавая вопрос в лоб, узнать, где они находились во время обеда 24 февраля.