Страница 138 из 140
«Детские годы» были задуманы как книга о детстве и вместе с тем как книга для детей. Но именно вторая половина задачи создавала для Аксакова наибольшие затруднения. Первые отрывки книги строились в форме воспоминаний писателя о своем детстве и, по-видимому, еще недостаточно глубоко раскрывали внутренний, душевный мир юного героя. Кроме того, и это самое главное, в первых набросках книги, очевидно, еще не выкристаллизовался художественный образ повествователя. Об этом свидетельствует дневниковая запись Погодина от 9 ноября 1856 г.: «Обедал у Аксаковых с Томашевским. Слушал книгу для детей. Нет, это не книга для детей. Это продолжение „Воспоминаний“ (Н. Барсуков. Упом. соч., т. XV, СПБ. 1901, стр. 286–287).
Непривычность и сложность художественной задачи, стоявшей перед Аксаковым, заставляла его обращаться ко многим знакомым литераторам за советами и помощью. Одним из первых в их числе был Тургенев, с которым у Аксакова давно установились короткие, дружеские отношения. „Я занят теперь таким делом, – писал он Тургеневу, – о котором хотел бы знать ваше мнение. Я боюсь, попал ли я на настоящий тон и не нужно ли изменить самые приемы: я пишу книгу для детей, разумеется, не маленьких, а таких, которым около 12-ти лет. Я ничего не придумал лучшего, как написать историю ребенка, начав ее со времени баснословного, доисторического, и проведя его сквозь все впечатления жизни и природы, жизни преимущественно деревенской… Разумеется, здесь нет никакой подделки под детский возраст и никаких нравоучений“ („Русское обозрение“, 1894, № 12, стр. 590–591). Тургенев горячо поддержал замысел Аксакова: „Ваша мысль написать историю ребенка для детей – прекрасна, и я уверен, что вы исполните ее как нельзя лучше, с тою эпической ясностью и простотой, которая составляет вашу особенность между пишущей братьей“ („Вестник Европы“, 1894, № 2, стр. 498–499).
Аксаков придавал особое значение своей новой книге и считал ее самой важной из всех написанных им ранее „в педагогическом отношении“. Вот почему он был очень требователен к себе, тщательно проверял каждый новый отрывок с точки зрения того, как он воспринимается посторонними людьми, и часто устраивал с этой целью чтения. „Я делал и частные чтения и публичные, – писал он А. И. Панаеву, – то есть приглашал по 50 человек слушателей. Люди, которым не могу не верить, говорят, что эта книга выше всего, написанного мною. Я не верю сам потому, что они слышали только отрывки. Нетерпеливо хочу узнать твое впечатление“ (Абрамцево, рук. 69).
„Детские годы Багрова-янука“ – наиболее крупное по объему произведение Аксакова. Хотя писатель испытывал значительные трудности в процессе работы, он писал эту книгу с необычайным увлечением и душевным подъемом. Работу над ней он начал в октябре 1856 и закончил в июне 1857 г. „Я кончил свою книгу 19 июня, – сообщил он Погодину. – Целые сутки грустил, как дитя. Не знаю, хорош ли мой труд, но души своей я много туда положил, потому что чувствую какую-то пустоту“ (Н. Барсуков, Упом. соч., т. XV. стр. 287). Ту же мысль он развивал в письме к сыну Ивану от 11 июля 1857 г.: „Детские годы“ кончил, работал ровно 8 месяцев… Я сам знаю, что много в нем есть такого, что выше всего, написанного мною. Вообрази, что я грустил, как дитя, кончив свою работу. Я много положил в нее души, не знаю, почувствуют ли это читатели?» («Иван Сергеевич Аксаков в его письмах», т. III, М. 1892, стр. 341).
Отношение самого С. Т. Аксакова к своей книге было сложным и противоречивым. В уже цитированном выше письме к сыну Ивану от 11 июля 1857 г. он заметил: «Теперь труд мой требует цельного обзора, а я запутался в нем, потому что в продолжение работы цель моя изменилась». Писатель высказывал сомнения в справедливости уверений друзей относительно того, что «Детские годы» – лучшее его произведение. «Я сам так думаю о некоторых местах, – писал он М. А. Максимовичу, – но совсем не уверен еще в достоинстве целого сочинения и совершенно уверен, оно не может возбудить такого общего сочувствия, какое возбудила „Хроника и Воспоминания“. Жизнь человека в дитяти не всем будет понятна, а подробности рассказа многим покажутся мелкими и ничтожными» («Киевская старина», 1883, апрель, стр. 840). Аксаков высказывал сожаление по поводу того, что книга его выйдет не вовремя и что она не будет иметь того успеха, какой она, может быть, имела бы в иное время. Перед лицом бурно развертывавшихся в стране политических событий конца 50-х годов интересы чисто литературные отодвигались в сознании Аксакова на второй план. Об этом он сам писал Тургеневу в 1857 г.: «Чисто литературные интересы побледнели для меня, и моя книга, которую я так горячо желал видеть напечатанною, теперь уже мало меня занимает, а я положил в нее всю мою душу, все мое дарование и все уменье, приобретенное долговременною опытностью. Не во-время она появится и не может быть вполне оценена. Важность интереса, если я и сумел представить его в простоте художественной формы, неминуемо должна ускользнуть от развлеченного внимания даже таких читателей, которые в другое, более спокойное время поняли бы его вполне» («Русское обозрение», 1894.? 12, стр. 595).
Отклики современной Аксакову критики на «Детские годы Багрова-внука» были гораздо менее единодушны, чем в отношении «Семейной хроники». В некоторых статьях отмечались существенные недочеты, свойственные новой книге Аксакова, например, перегруженность повествования ненужными подробностями, чрезмерная растянутость, излишние повторения; указывалось и на то, что автор не всюду выдерживает единство тона, что он порой заставляет своего малолетнего героя оценивать события так, как это мог бы сделать лишь взрослый, умудренный жизненным опытом человек. Впрочем, иные из современников расценивали «Детские годы» даже выше «Семейной хроники». К ним, например, принадлежал Л. Н. Толстой. Познакомившись с отрывками новой книги Аксакова, он записал в своем дневнике 20–25 января 1857 г.: «Чтение у С. Т. Аксакова. Детство, прелестно!» (Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 47, М. 1937, стр. 112). А четыре дня спустя Толстой писал В. П. Боткину: «Слышал я две замечательные литературные вещи: „Воспоминания детства“ С. Т. Аксакова и „Доходное место“ Островского. Первая вещь мне показалась лучше лучших мест „Семейной хроники“. Нету в ней сосредоточивающей, молодой силы поэзии, но равномерно сладкая поэзия природы разлита по всему, вследствие чего может казаться иногда скучным, но зато необыкновенно успокоительно и поразительно ясностью, верностью и пропорциональностью отражения» (там же, т. 60, М. 1949, стр. 56).
Славянофильская критика (Хомяков, К. Аксаков и др.), положительно оценивая «Детские годы Багрова-внука», пыталась использовать творчество Аксакова как некий противовес обличительному, гоголевскому направлению в русской литературе. Содержательным и глубоким критическим выступлением о «Детских годах Багрова-внука» и о творчестве Аксакова в целом явилась статья Добролюбова «Деревенская жизнь помещика в старые годы» («Современник», 1858, № 3). Великий критик широко использовал творчество Аксакова в интересах борьбы против антинародного, крепостнического строя (см. вступительную статью к настоящему тому). Из более поздних откликов на книгу Аксакова отметим известные строки из «Пошехонской старины» Щедрина. В главе «Воспитание нравственное» содержится интересный рассказ Никанора Затрапезного (рассказ, в котором, несомненно, ощущается автобиографическое воспоминание самого автора) о том, как он, имея уже за тридцать лет, впервые «почти с завистью» познакомился с «Детскими годами Багрова-внука» и какое сильное впечатление произвела на него эта книга (см. Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. XVII, стр. 63–64).
До выхода в свет новой книги Аксакова отдельным изданием отрывок из нее был напечатан в «Русской беседе» (1857, т. IV, № 8, стр. 1–33) под названием «Детские годы молодого Багрова (отрывок)». Сюда вошли три главы: «Возвращение в Уфу к городской жизни», «Зимняя дорога в Багрово» и «Багрово зимой». Отрывку автор предпослал следующее предисловие, датированное июлем 1857 г.: