Страница 8 из 9
Оказалось, что её муж был схвачен губернской охранкой и заточён в местной тюрьме, где и умер от какой-то чахоточной болезни. У меня даже на сердце повеселело. Выходит не я это был? - Старик покачал седой головой и спросил глядя в пространство. - А может быть и я, только в другом мире, может действительно я там умер, а здесь и сейчас живой благодаря проискам демонов ада. Мне в пору, благодарить было "нечистых" за своё спасение и я, кажется, послал им мысленно благодарность.
Полдня я протолкался в той семье.
Женщина долго пристально вглядывалась в моё лицо, будто пыталась что-то вспомнить, но у неё ничего не получилось. Не узнавала она меня и для меня была чужим посторонним человеком. Дети её хоть и носили привычные имена моих отпрысков, но я их не смог узнать и по возрасту, они были помладше моих ребят.
Я сказал женщине, что знаком с её мужиком и что он действительно умер в тюрьме и просил вот зайти проведать семейство. Подыграл, значит, вдове. Что я мог ещё сказать? То, что со мной случилось, не поддавалось объяснению, в это невозможно поверить никому. И ты не поверишь Аня, да что с того, мне важно высказаться перед завершением жизни. - Старик махнул слабой рукой и продолжил рассказывать.
- Чернолицая баба, как только услышала про смерть мужа в тюрьме, плакать принялась, видно ещё теплилась у неё надежда, ждала она мужика. Плачет тихонько и за икону лезет рукой, подаёт мне солдатскую книжку своего покойного мужика. Я прочитал книжку и понял, что она точно такая же, как моя, в девятьсот пятом году выписанная в Петербурге штабным офицериком. В книжки и пенсия указана, но нет записи о моём семейном положении. Я понял, не могла вдова получать пенсию без меня. Сын её Федя сходил в горницу, и гармонь принёс, тальянку и подал мне. Я не знал что делать? Но гармонь взял и с тех пор играю на ней. Вот так всё происходило. - Вздохнул Степан Федорович.
- Я сунул книжку в карман, гармонь взял под мышку и сказал женщине, что буду приходить, проведывать её дом, и ушёл к Коровину. Надо было начинать всё с самого начала. Учиться столярному делу я решил, хотя вроде бы руки помнили и без того все премудрости будущей профессии и гармонь послушно играла. Так уж выходило, дважды мне пришлось осваивать столярное мастерство и я, это делал с особым упорством. Ты знаешь Аннушка о моём умении бондаря краснодеревщика, да и инструмент музыкальный мне подвластен. Это брат наука сложная, но мне далась легко. Талант не пропьёшь, как говаривал мой дядя. Он так говорил, потому что уже в то время я изредка напивался до чёртиков, всё боялся вновь в здравом уме в адский придел попасть, в руки страшного демона и его помощников. Хмель-то он не только ум, но и страх отбивает.
Однажды незадолго до того, как решил навсегда уехать из Смоленска, я осторожно рассказал Коровину, что какое-то время жил в ином мире. Иван не мог в полной мере осознать, в чем тут дело, не смог понять меня, хотя я упомянул ад, тюрьму и службу в гвардии. Иван долго молчал, обдумывая мой рассказ, потом сказал вполне серьёзно.
- Я тебя понимаю Степан. Солдатская служба очень тяжёлый труд, я бы сказал тяжкое лишение и не ты первый и не ты последний из служивых, кто пытался создать семью. Я думаю тебе известно, что из этого мало что получается даже у высших армейских чинов. Или убьют солдата на очередной войне, или замордуют на службе до потери интереса к женскому полу. Обычное дело, когда служивый расстаётся с семьёй, а бабы в солдатках живут или вдовствуют. -
Дядя рассудил случившееся со мной по своему по житейски, не переводя всё в мистику. Суеверия в нём было в меру. Откуда ему было знать, что в нашем мире действительно даже не умерев можно попасть в ад. Я думаю, он не верил и в бога, которого на самом деле не существует, по крайней мере, для меня. С тех пор, я больше никогда и никому не рассказывал о своих ужасающих приключениях. Мне было легче свалить всё на стечение каких-то непонятных разуму обстоятельств, чем пытаться искать ответ на вопрос, что это было и почему потусторонняя контора, в которой командуют демоны точь в точь похожие на нас смертных, может отправить заблудившегося человека то в один, то в другой мир? - Старик махнул рукой, подзывая к крыльцу сына Володьку.
- Мы с тобой Аня не просто так назвали его Володькой. - Сказал Степан.
Парень между тем подошёл к родителям.
- Я ведь когда спас тебя от голодной смерти поклялся, если выживу, не приму смерть от Советской власти, то назову сына родившегося через пять лет после смерти Ильича - значит Ленина - Володей. В честь его значит, вождя пролетарского, от которого трудовому народу много счастья не привалило, а бед хватило с головой. - Степан посмотрел на сына и спросил. - Хорошо горят дрова сынок?
- Горят тятя дрова, сухие они, словно спички. Через час в баню иди, я веник из сарая принёс. Как ты просил третьегодешной заготовки веник. Мы с Васей ломали ещё в совхозе, оттуда и привезли по твоей просьбе.
- Ну, хорошо сынок. Попарюсь, может в последний раз, весною порадуюсь и жаром банным кости погрею. -
Парень мотнул кудлатой головой и пошёл весёлый в сторону пасеки, где среди ульев работал старший брат Василий со своей женой. Невестка как раз и была пчеловодом, а Вася работал её помощником.
- Иди, иди сынок, помогай брату. - И сказал, обращаясь к Аннушке. - Сон мне приснился намедни. Вижу, что ослепнет наш Володька и старость проведёт в темноте, но ты не доживешь до тех дней. - Он вздохнул тяжело. - А может и не сбудется сон? Хотя, как говаривал когда-то мой отец, ничего просто так не сниться. - Мочалов вяло потёр грудь в районе сердца и продолжил рассказывать.
- Уезжать из Смоленска надо было обязательно. Война началась мировая. Мужиков собирали для армии, а я денежек успел скопить, купил билет и на Урал подался, в те края, куда меня царский суд присудил в ссылку отправить. В Миасс нацелился, а оказался в Михайловском, на родине твоей, где, в конце концов, и свела нас судьба. Да, да Аннушка хоть и в другом мире это произошло, но ведь указ-то царский, да и кто знает, есть ли связь тех и этих царей да вельмож, а ну как кинуться, царские сыщики проверять выполнил ли я приговор. На мою думу существует что-то эдакое в мироздании нам непонятное, не для ума простого люда. Вот и решил выполнить предписание императорское.
На Урале я быстро поднялся, жеребца купил, коневодством вроде бы занимаюсь и дом большой построил, мастерскую столярную открыл, и пошло дело. Слухи идут из Москвы, война заканчивается, а тут и революция подоспела. Смутное время. Я, грешным делом, об аде подумал, вроде бы как желание во мне созрело вновь переметнуться в другой мир, укрыться от бесконечной череды войн и революций. Думаю об этом, а сам боюсь, вдруг и там гражданская война полыхает? Однако мне повезло, не был я не за белых царских, не за красных, потом Ленин НЭП ввёл, я и вовсе расправил плечи, так и продолжалось до его смерти. Страшно было подумать, что без Ильича опять в раздрай страна окунётся. Так и вышло и мне уже без ада пришлось оказаться в совсем иной жизни. -
Старик поднялся на ноги, постоял, недолго наблюдая, как из бани тянется белёсый дым и сказал.
- Видать берёзовых дров Володька наложил под каменку? Чуешь, берёзовым духом потянуло? - Не дождался от жены ответа и стал рассказывать дальше.
- После смерти Ленина в двадцать седьмом раскулачили меня. В тот год колхозы стали появляться по деревням и сёлам, ко мне пришли и попросили, чтобы я добровольно отдал жеребцов и мастерскую. Сам-то я отказался в колхоз записываться. Оставили мне мерина да старую телегу и в Сибирь сослали. - Старик вновь погладил Анну по голове. - По пути на Станцию тебя и подобрал Аннушка. Остальное ты знаешь. -
Они долго молчали каждый думая о своём, наконец, Степан Фёдорович заговорил о наболевшем на сердце.
- Спрашивается, зачем я дважды в преддверие ада попадал? Может быть, останься я в другом мире, всё сложилось бы иначе. Может быть, там в ином царстве, не было революции, не было репрессий, и Ленин бы прожил на двадцать лет дольше или может быть, его вообще там не было, а царь наш Николка никудышный да кровавый и не отрекался вовсе от престола, а наладил вольную жизнь для мужиков без гражданской войны? По-настоящему наладил бы жизнь для люда простого.