Страница 10 из 34
– Упаси Боже, чтобы это напоминало ювелирный магазин! Я делаю ставку на молодежь. У меня будет звучать музыка, создавая атмосферу; у прохожих возникнет желание сюда заглянуть. Вот тут, справа, в глубине, – кабинет духов с вентиляторами.
Лоб думал о Зине, которая, быть может, ждала его, несмотря на озлобленность.
– … Нюхаешь один запах… Щелк вентилятор… нюхаешь другой. Спутать невозможно. Обычно, заглянув в парфюмерный магазин, вы не в состоянии вычленить нужный запах. Ароматы смешиваются друг с другом. Как в кондитерской или аптеке. Только не это!
Как бы удрать, не обидев хозяина нелюбезным поступком? Лоб начинал чувствовать себя как на угольях. Но ему пришлось еще выйти с Нелли на улицу, чтобы, посмотрев на магазин снаружи, получить о нем полное представление и даже с умилением повторять:
– Просто замечательно! В самом деле, ловко придумано!
– Не правда ли? – улыбался Нелли.
И поскольку он всегда устремлялся к будущему, добавил:
– Думаю, ей тут понравится. Передайте, что я жду ее.
Лоб удрал. В отеле он узнал, что ему звонил инспектор Менго. Это не к спеху. Приняв душ, он надел синий костюм из ткани «альпага» и долго разглядывал себя перед зеркальным шкафом. «Может, я ей не нравлюсь? Я выгляжу староватым. У меня вид счетовода… Впрочем, так оно и есть… Вот ведь что со мной сделали!» Он примерил однотонный галстук серого цвета. «Нет, слишком парадно. В конце концов, какая разница! Она мне уже поднадоела!»
Он мчался в клинику, нагоняя время. Зина причесалась, слегка подкрасила щеки, и Лоб сразу же вошел в роль. Выжав улыбку, он чопорно поздоровался.
– Я вижу, вы чувствуете себя лучше, – сказал он. – У меня есть для вас кое-что весьма приятное…
Он поставил на тумбочку пробные духи. Зина даже не прикоснулась к пробирке.
– Ну а сегодня мы сможем поговорить? Вы наверняка задаетесь вопросом, кто я такой.
Пододвинув кресло к кровати, он поднес Зине портсигар. Она повела головой в знак отказа. Лоб сунул портсигар обратно в карман, пообещав себе сохранять спокойствие.
– Меня зовут Эрве Лоб. Я родился в Женеве. Служу в Ассоциации страховых компаний… Сложная работа, суть которой я объясню вам в другой раз.
Слушала ли она? Глаза ее смотрели в потолок. Ладони легли на простыню и, казалось, спали.
– Я был в дежурке, в ту ночь… – продолжал Лоб. – Предмет моего интереса – чего хотят люди, подобные вам… по причинам сугубо профессионального характера, кстати.
Он произнес последние слова с каким-то озлоблением, что удивило его самого. Она не шевелилась. Как это ей удается так долго смотреть в одну точку, не мигая?
– Я здесь, чтобы вам помочь и, похоже, подыскать вам занятную работу… Вы любите цветы… так вы сказали по телефону…
И тут она вдруг ожила. Пальцы судорожно вцепились в простыню. Она повернула лицо к Лобу, и его словно хлестнул напряженный взгляд голубых глаз.
– Он утверждал, что, кроме него, там никого нет, – пробормотала она, – другой… толстый…
– Мсье Флешель?
– Он солгал.
– Да нет, – возразил Лоб. – Я оказался по чистой случайности и в качестве наблюдателя.
– Он солгал, – повторила Зина. – Все вы лжете. Уходите.
Лоб встал.
– Даю вам слово, что… Она закрыла уши ладонями.
– Нет… нет… Оставьте меня в покое.
– Меня обзывают лжецом впервые в жизни, – сказал Лоб. – Знаете, я не собираюсь навязываться.
Он направился к двери. Зина, закрыв глаза и сжав губы, медленно качала головой, словно изнывая от нестерпимой боли. Лоб вышел из палаты. Он поклялся себе впредь никогда не переступать порога этой комнаты. Какая идиотка! Не хватает воспитания хотя бы на то, чтобы притворяться любезной!
В коридоре он столкнулся с медсестрой и остановил ее.
– Как она ведет себя с вами?
– Она такая милашка! – ответила та. – Боится лишний раз побеспокоить. Никогда ничего не попросит. Сущий ангел!
Лоб так и остался стоять посреди коридора. «Все насмехаются надо мной, – думал он. – Я разбиваюсь в лепешку. Трачу свое драгоценное время. А меня обвиняют во лжи. Ничего себе – ангел!…»
Лоб все еще усмехался, садясь в машину. Ангел! Вместо того чтобы вернуться в отель, он, лавируя в пробке, направился в полицейский участок. Возможно, Менго сможет ему сообщить, откуда же взялась эта Зина. В любом случае договоренность с Нелли отпадает. В особенности с Мари-Анн – такой утонченной, благовоспитанной! Девушка, которую подобрали невесть где! Он вел себя хуже чем невежливо, бестактно. Лучше сразу, незамедлительно дать задний ход, позвонить на фабрику и принести извинения.
По счастью, Менго оказался на месте. Он принял Лоба в тесном, накуренном кабинетике.
– Я уже получил кое-какую информацию, – сказал он. – Садитесь, пожалуйста.
Он включил вентилятор.
– Снимите пиджак. Не стесняйтесь. У нас так заведено.
Порывшись в бумагах, он извлек листок с машинописным текстом.
– Вот… Начнем с того, что она и в самом деле дочь того физика, о котором вы упоминали. Он состоял профессором Страсбургского университета. В 1944 году был выслан и, естественно, пропал без вести. Вероятнее всего, погиб в Дахау. Француз по рождению, поскольку ее бабушка и дедушка получили французское подданство. Очевидно, в 1901 году они поселились неподалеку от Лилля. Имели ферму. Их сын учился в Лилле, затем в Педагогическом институте в Париже. Отец прошел по конкурсу на замещение должности преподавателя лицея, защитил докторскую диссертацию, заведовал кафедрой физики в Страсбурге. Неплохо для своих неполных тридцати пяти! Здесь упомянуты некоторые из его ученых трудов… Это не для моего ума-разума.
– Я знаком с его трактатом по теории вероятности, – заметил Лоб. – Он стал учебным пособием для студентов.
– Ученое светило?
– Безусловно.
– Мне сообщают также, что он был женат на двоюродной сестре. Эти поляки обожают сочетаться браком между собой… Сестра некоего… погодите, еще одно непривычное имя… Залески… Она умерла в 45-м, от чего именно – не сказано. Лишения… горе… нетрудно себе представить. Эти Залески до сих пор живы. У них ферма в Эльзасе. Я опускаю подробности, которые для нас несущественны. Важно то, что они и воспитывали маленькую Зину. Разумеется, у бедной девчушки не было за душой ни гроша, по крайней мере, так я предполагаю. Быть знаменитым ученым совсем не значит быть богатым.
– Может, дедушка с бабушкой сколотили себе состояние? – предположил Лоб.
– Об этом тут не упоминается! О-о! Справка очень короткая. Смотрите, я уже подхожу к ее концу. Зина переехала в Страсбург, работала в магазине книг и пластинок у некоего Лонера. Затем перешла в туристическое агентство. Десять дней назад она послала туда заявление об уходе, без объяснения причин. Теперь вы знаете столько же, сколько я. По-моему, в ее жизни определенно есть мужчина.
Лобу хотелось протестовать. Такое предположение пришлось ему совершенно не по душе.
– Девушка ее возраста, привлекательной внешности… на такой работе, – продолжал инспектор. – Может, вы и видите другое объяснение!… Так или иначе, но мы дело закрываем. Я пошлю эту бумагу господину Флешелю.
– Я передам ему сам, – вызвался Лоб.
– Так оно еще лучше!
Они обменялись рукопожатиями. И Лоб ушел, погрузившись в раздумья. Дочь профессора Маковски! Это меняет дело. А что, если он заговорит с ней об отце? Она, так же как и он сам, благоговеет перед ним. Это их сблизит. И потом… Откровенность за откровенность… Она поведает ему правду об этом мужчине, по милости которого захотела… Как пошло – покончить с собой из-за несчастной любви! И все же это факт! В самом деле, какое тут может быть другое объяснение?
Лоб заметил, что время уже позднее, он проголодался, работать его не тянуло, и, впервые в жизни сняв на улице пиджак, он перекинул его через руку. Похоже, он распустился. Переполненные экскурсионные автобусы двигались чуть ли не шагом по запруженным улицам. Гиды или сопровождающие надрывали глотку с микрофоном в руке, заставляя туристов, как по команде, одновременно поворачивать головы. Какого черта она выбрала себе такую дурацкую профессию? Потребность путешествовать? Или же возможность ускользнуть от кого-то или чего-то? А может, в поисках приключений? Сколько у нее было любовников? До этого момента он по наивности думал, что ее попытка самоубийства – жест отчаяния. Но почему бы и не результат усталости, отвращения? А в таком случае к чему готовить ей почву для новой жизни, которую она наверняка отвергнет? Когда Лоб сел в машину, дышать в ней было невозможно. Он на мгновение заколебался. Как просто, заплатив за номер в отеле, уехать в Женеву! Но в такую жару принять решение невозможно. Завтра тоже еще не поздно…