Страница 95 из 132
- Ты не обращай внимания на то, что у него фамилия Кривой. На самом деле – он о-о-о-чень ПРЯМОЙ, с известным хрипловатым оттенком в голосе.
Утихомиривал меня не раздражительными, а любовными словами:
- Да тише ты, черт эдакий во время обсуждений чрезвычайно волнующих нас проблем, при которых мой голос автоматически повышался до трудно воспринимаемого уровня.Дал завет:
- Не жалей идей. Чем больше ты их раздаешь, тем больше у тебя родится новых.
В какой-то момент 11 июля 1996 на кратких «отметинах» защиты моей докторской диссертации мы оказались одни на кафедре. Он достает из кармана две пачки денег (много было крупными купюрами) и протягивает мне со словами:
- Вот сегодня получил. Держи, сейчас они тебе нужнее.
Я пытался не взять, доказывая, что подготовился должным образом к данному мероприятию, однако А.С. был неумолим. К отъезду, действительно, пришлось позаимствовать из врученной суммы, но совсем немного. Особенных переживаний у меня не было, ибо собирался после лета приехать в СПб и вернуть взятое.Однако судьба распорядилась по-иному и через три месяца А.С. не стало. Во время похорон и после я неоднократно предлагал принять деньги и Ларисе Борисовне (супруге), и детям (Анечке и Андрею), и С.П. Маврину с Е.Б. Хохловым, предлагая создать какой-либо фонд имени А.С. Пашкова. Все отказались примерно одинаковым образом:
- Мы лично тебе не давали и брать не будем.
Ну и, соответственно, возникла весьма сложная проблема – как отдать долг с этого на тот свет? Длительное время ее решение не приходило в голову, а затем потихоньку стало получаться. Первый раз – только чуть-чуть в ходе Первых Пашковских чтений, когда был организован выезд к месту упокоения А.С. на Серафимовском кладбище. Я поехал заранее не со всеми в автобусе, а индивидуально, зная это место, ибо в каждый приезд едва не с вокзала мчался туда виртуально пообщаться с Учителем и Другом. А дырка в заборе помогала покороче пройти от метро «Черная речка».
Рядом с памятником был только один свежий след (С.П. Маврина, а чуть позже подошла М.В. Филиппова). Ночью же выпал немалый снег (февраль на дворе) и пройти большой группе людей было практически невозможно. Нашел единственного и посему чрезвычайно занятого кладбищенского работника, который сначала категорически отказывался помочь в расчистке тропинки, ссылаясь на срочные поручения начальства.
Уговорить все-таки удалось, и он успел до приезда участников конференции проторить дорожку. Деньги же не желал принимать, а согласился лишь после того, как я рассказал историю с долгом Алексею Степановичу на тот свет, подчеркивая, что это не мои деньги, а его.
Второй, немного больший возврат состоялся в Минске в октябре 2010, когда мне удалось профинансировать издание сборника белорусской конференции, специально посвященной 90-летнему юбилею Алексея Степановича. Этот сборник был вручен участникам Четвертых Пашковских чтений (25-26.02.2011), а также на кафедру и в библиотеку юрфака.
Проценты с долга, конечно, набегают неумолимо и немалые. Однако, слава Богу, мне удалось найти праведное направление путей возврата.
Белорусская связь А.С. началась во время службы в Советской Армии, причем в самый тяжелый и для страны, и для него лично период Великой Отечественной войны, которую он прошел с первого и до последнего дня. Хотя мы и много общались, особенно в последние годы его жизни, Алексей Степанович не особо вспоминал о том лихолетьи.
Из немногих рассказов и литературы знаю, что он в 20-летнем возрасте 22 июня 1941 принял первый бой с фашистами в 20 км. от границы СССР под городом Кобрин. Отделение под его командой выполнило поставленную задачу – взорвало мост через реку Мухавец, но оба подчиненных погибли, а ему пришлось отступать по всей территории Белоруссии, участвовать в обороне Гомеля и даже попасть под ним в окружение, откуда, к счастью, удалось вырваться. А.С. говорил, что уцелеть в тех суровых испытаниях ему помог, в первую очередь, имеющийся опыт боевых действий в Финской войне. Здесь он был солидарен с моим дедом Кривым Петром Васильевичем, который в первые дни войны также сражался в Белоруссии, но чуть дальше под городом Барановичи, где жила моя будущая мама, а через 40 лет родился старший сын Ярослав, получивший высшее образование в Санкт-Петербурге.
Война, конечно же, отложила неизгладимый отпечаток на всю жизнь А.С., как и многих других фронтовиков. Вспоминаю в связи с этим небольшой эпизод, случившийся с нами в гостинице «Прибалтийская», куда мы часто заходили для дополнительного общения после различного рода научных мероприятий. Она находится недалеко от дома, где жил А.С. на улице Кораблестроителей, и мы нередко засиживались там до утра, переезжая с этажа на этаж в зависимости от перерывов в работе буфетов.
В одном из них как-то сидели за столиком, рядом с которым расположилась группа молодых немцев в возрасте около 30 лет. Вальяжно, по-хозяйски развалившись, они говорили на своем языке, причем очень громко и с периодическими взрывами коллективного смеха.Естественно, они мешали нашему общению. В один момент А.С. не выдержал и страшным голосом (как на войне) закричал по-немецки:
- Hеnde hoch!
Все немцы вскочили, а двое даже начали поднимать руки, с изумлением глядя на нас. Не совсем забытый со времен обучения в университете немецкий язык позволил мне пояснить им, что этот убеленный сединами профессор, сражался с фашистами, прошел всю войну и ему неприятно их поведение, неуважительное по отношению к находящимся рядом и, причем на родной земле, советским гражданам. Они, слава Богу, поняли и утихомирились, а мы продолжили свою беседу.