Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 132


 

Все фото (по-моему, в цветном изображении) имели нарядный характер, наших преподавателей-фронтовиков (а таковых, надо сказать, было немало) запечатлели в парадных мундирах или в выходных костюмах с орденами и медалями на груди. Под каждой фотокарточкой располагалась белая табличка, на которой напечатали фамилию, инициалы преподавателя и его воинское звание. Генералов точно не было. Разброс званий умещался в диапазоне от лейтенанта до полковника. В левом верхнем углу стенда висела фотография Н.С. Алексеева (декан начинал экспозицию, выстроенную в алфавитном порядке), а в правом нижнем углу – увеличенная чёрно-белая фотография молодого человека в солдатской гимнастёрке. Надпись под ней гласила: Л. С. Явич, рядовой (Лев Самойлович имел ранение  обеих ног, войну вспоминать не любил, но своего родившегося в 1945 году сына назвал Виктором).


 

Воспоминание это совершенно отчётливо всплыло в моей памяти после того, как я прочёл последнюю работу профессора – «Правда. И только правда». Произошло это, видимо, потому, что Л.С. Явич до последнего находился в строю, верил в победу человеческого разума и старался её приблизить. Такое у меня сложилось впечатление от прочитанного.


 

Условиями победы Л.С. (подобное сокращение - отнюдь не фамильярность с моей стороны, надеюсь, что наше общение даровало мне такое право) обозначил Свободу, Равенство, Справедливость и Безопасность. В своё время социал-демократы отказались от лозунга Великой французской революции – Свобода, Равенство, Братство, заменили его на Свободу, Равенство, Справедливость и Солидарность, дав мне повод пошутить, что если эти слова правильно расставить, то получится СССР. Причины замены понятны. Действительно, кто ответит - что такое Братство? Разве что Великий Магистр. Однако профессор Явич счёл возможным поправить социалистов, предложив вместо «солидарности» ввести в систему общепринятых координат понятие «безопасность». Полагаю, что реальность угроз с эпицентром на Ближнем Востоке он ощущал более, чем отчётливо, не без оснований полагая, что 11 сентября 2001 г. мирный период интеграции и демократизации, распространения общечеловеческих идеалов гуманизма  прервался (Л.С. никогда не был особо весёлым человеком, не исключено, что сентябрьский эпизод, равно как и другие мировые события тех лет, очевидцем которых он стал после своего переезда в Израиль лишь множили его печали).


 

На моей памяти Л.С. часто повторял ленинские слова о том, что дефиниций может быть много, ибо много сторон в предметах (похоже, фраза ему нравилась, хотя Ленин в числе его «учителей» вряд ли присутствовал, да и отношения с партией он решил достаточно просто – положил партбилет на стол).  С этим пониманием он построил свою концепцию о многоуровневой сущности права. Воля господствующего класса – воля всех субъектов правового регулирования – воля конкретного индивида (при условии обретения волей юридически значимой формы на каждом уровне).


 

С этих позиций право – это материально детерминированная и возведённая в закон общеклассовая (всенародная при социализме) воля, непосредственно выраженная не только в общих государственно обязательных установлениях, но и в закреплённых ими наличных правах субъектов общественных отношений, характер и содержание которых объективно обусловлены.  Отчётливо выраженная позиция правового позитивизма с распространением её на область субъективного права, не так ли?






 

В последней работе Л.С. не отошёл от сути своей концепции, уточнив, что важнейшее достоинство права – сфера свободы и минимум нравственности. Представить себе невозможно, как я обрадовался, прочитав эти строки. Сколько копий в своё время было сломано вокруг чистого учения о праве Г. Кельзена. Много внимания уделял ему и Л.С. Все общие и индивидуальные нормы покоятся на некой «грунднорме», - писал он, - Г. Кельзен завершает формализацию не только права, но и государства, которое выводится из права и понимается, как правопорядок. Нельзя не сказать, что ещё с университетских времён моё внимание обращала на себя незавершённость марксистско-ленинской конструкции – у права прекрасный фундамент (производственные отношения), но нет вершины, верхушки (золочёного, если хотите шпиля). Обратная картина у либертаристов – мощный красивый купол (права человека, права гражданина) но хилый гнилой фундамент, а точнее его полное отсутствие.


 

Международное право не признаёт своими субъектами ни граждан, ни человеков, о правах которых неустанно печётся. Благодаря этому, 50% мировых богатств оказались на законных основаниях сосредоточены в руках 1% населения земного шара,т.к. в этой системе права физические лица выведены за пределы правового регулирования. Предъявить какие-либо претензии к несубъекту невозможно, каких-либо обязанностей на него не возложено. Претензии же к государству, правительству, их образованиям и организациям - пожалуйста, для этого они наделены все полнотой правосубъектности.


 

С таких позиций белый протестант англосаксонского происхождения  может обличать иное государство в несправедливом владении природными ресурсами на 1/6 части суши, но и подумать не смеет о таком же подходе к членам богатейших семейств современности, владеющими природными ресурсами на остальных частях несчастной суши. И тут Hans Kelsen (нормативист, Карл!)со своей грунднормой.


 

Полагаю, что грунднорма – это правовое бытие справедливости, существующее в виде неформализованной нормы надконституционного порядка, т.е. грунднорма не основание, не фундамент, а вершина права, его второй полюс (золочёный, если хотите шпиль). В этом суть концепции биполярного мира права. На право с одной стороны воздействуют экономические отношения (собственность одновременно как экономическая и правовая категории – один полюс), а с другой стороны на право воздействуют отношения нравственности (справедливость одновременно как этическая и правовая категории – второй полюс) - вспомним дуализм собственности по Марксу и дуализм справедливости по Аристотелю. Придя своим путём к выводу о наличии в объективном праве «минимума нравственности», Л.С., в какой-то мере, но подтвердил правильность моих рассуждений – это ли не повод для радости?