Черные стрелы

 Выдохнув, охотник выпустил стрелу и лук дернулся в его руке.

 Назойливое шипение летящей стрелы оборвалось влажным шлепком, когда она по оперение вошла прямо под бороду скалящего гнилые зубы бандита. Мужчина издал странный, булькающий звук и, споткнувшись, начал заваливаться на спину.

 Словно почуяв что-то неладное, один из разбойников обернулся. Увидев, как его сообщник падает со стрелой в горле, второй бандит раскрыл рот, чтобы завопить, но стрела, выпущенная Тенро, пробила ему затылок, выйдя точно между гнилых зубов и забрав себе жизнь человека.

 Не прошло и удара сердца, как третий бандит уставился на оперение, вдруг оказавшееся прямо у него на груди и почти сразу же вторая стрела вошла ему в один из широко раскрытых глаз.

 Три тела упали на мокрую траву почти одновременно и последний бандит, увидев, какая судьба настигла его товарищей, отбросил свою дубину и бросился наутек.

  Усмехнувшись, Тенро немного опустил лук и прострелил убегавшему ногу. В большем он не видел смысла, так как заметил промелькнувший между деревьями пепельно-серый мех Ара, почуявшего кровь.

 Волк — дикое животное и охота у него в крови. Тенро любил своего питомца и уважал его потребности, поэтому опустил лук, предоставив хищнику самому загнать свою добычу.

— В конце-концов, меньше съест на утро, — сняв с лука тетиву, Тенро устроился на широких ветвях поудобнее и снова закрыл глаза.

 Он никогда не жалел тех, кто готов был убить его самого, без этого нельзя было выжить на войне. Перед тем, как уснуть, охотник услышал где-то далеко сдавленный крик, резко оборвавшийся и растворившийся в утренней тишине.

 Тенро проснулся, услышав недовольное ворчание отца. Свернув разбитый на ночь лагерь, Тар теперь был занят тем, что обходил мертвых бандитов, обшаривая их карманы и возмущаясь отсутствию в них хотя бы чего-то полезного.

  Потянувшись и спрыгнув на землю, Тенро присоединился к отцу, попутно вырезая из остывших тел свои стрелы.

 Побледневший Ульн отказался учувствовать в подобном зверстве и даже смотреть на него не желал. Пилигрим скрылся за деревом и его, кажется, стошнило. Затем жрец Альтоса привычно забормотал молитвы, а потом вскрикнул и проворно забрался в телегу, когда из кустов показался Ар.

 Окровавленная волчья морда дернулась в сторону человека, но хищник узнал пилигрима и затрусил дальше, к своему хозяину.

— Ловко ты их, — похоже, Тару надоело сетовать на судьбу, и он направился обратно к телеге.

— Все равно, что стрелять по мишеням, — равнодушно пожал плечами Тенро, мокрой травой стирая кровь с наконечников стрел.

— Бог милосердный, да как вы можете так спокойно говорить о произошедшем?! — Недоуменно возмутился пилигрим, чьи руки до сих пор тряслись. — Вы же отняли жизнь у других людей!

— Они бы вряд ли расстроились, поменяйся мы местами, — хмыкнул Тар, запрягая лошадей. — Да и вам-то что? Все равно все проспали, считайте, что просто кошмар привиделся.

— Кошмар это то, что здесь произошло! — Не унимался пилигрим. — Мы… мы должны похоронить этих людей и…

— Не мелите ерунды, жрец, — жестко оборвал Ульна старый охотник, рассекая воздух ребром единственной ладони. — Сейчас мы продолжим путь, а эта падаль пусть гниет в канавах, как ей и положено. — Он ловко запрыгнул в телегу. — Мой сын, между прочим, оказал большую услугу тем путникам, что будут использовать эту дорогу после нас!

— Но убийство — это грех…

— На войне я грешил столько, что вряд ли у вашего бога хватит запаса милосердия, чтобы простить меня, — Тенро даже не посмотрел на пилигрима. Он занимался тем, что пытался стереть с морды Ара кровь, но волк, расценив действия хозяина как игру, всячески сопротивлялся.

 Ульн открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел подходящих слов. Он не был на войне и осознавал, что не может полностью понять тех, кому Альтос предначертал подобную тяжелую судьбу.

 В конце-концов сам пилигрим, пусть часто и был не согласен с действиями окружающих, никогда не осуждал их, веря в то, что у каждого в этой жизни свой путь. И чем дольше он смотрел на молодого охотника, тем больше понимал, что не все таинства подобных путей он сам может постичь.

— Забирайтесь в телегу и поехали, — хриплый голос Тара вывел пилигрима из состояния задумчивости. — Не хочу оставаться рядом с этими, — старик небрежно кивнул в сторону мертвецов и поморщился. Он снял с пояса флагу и бросил сыну. — Тенро, смой с рук кровь этих скотов и подай мне что-нибудь пожевать.

 Ульн почувствовал, как его горлу вновь подкатывает тошнота и поспешно зажал рот руками.

— Тоже проголодались? — деловито осведомился у жреца Тар, но тот затряс головой и побледнел лицом. — Ну, как хотите, — охотник дернул поводья, и лошади с готовностью пошли вперед, потянув за собой скрипнувшую телегу.

 Весь последующий день пилигрим молчал и отказывался от еды. Только на закате, когда путники остановились на ночлег, Ульн попросил воды. Сжимая в руках грубую жестяную кружку, он неподвижно сидел у костра, глядя на странный танец пламени и иногда провожая задумчивым взглядом поднимающиеся к небу искорки. Только когда к нему подошел Тар и нетерпеливо кашлянул, пилигрим посмотрел на охотника.

— Я бы хотел помолиться о жене, — спокойно произнес Тар. — И был бы благодарен, если бы и вы помолились со мной.

— Да, конечно же, — поставив кружку, из которой так и не выпил, на землю, пилигрим отступил от костра и привычно опустился на колени. Однако прежде чем приступить к молитве, он обернулся на прислонившегося спиной к колесу телеги Тенро:

— А ты не хочешь помолиться?

— Нет, — охотник покачал головой. — Мне это не нужно.

— Ты можешь попросить у Альтоса покоя для ушедших близких и друзей, — не сдавался жрец, но Тенро вновь отказал ему:

— Все те, о чьей утрате я скорблю — были достойными людьми и Альтос, если он действительно таков, как вы рассказывайте, позаботится об их душах и без моих просьб.

— Тогда, может, попросишь прощения за грех? — не отступал Ульн. — Убийство…

— Спасибо. Нет.

— А как на счет твоей собственной души, Тенро? Ты не хочешь попросить…

— Не хочу, — резче, чем рассчитывал, огрызнулся охотник. — Я не сделал ничего, за что, по моему мнению, мне следует просить прощения у кого бы то ни было.

— Оставьте его, — Тар положил жесткую ладонь на плечо жреца, предостерегая того от дальнейших уговоров. — Он всегда был упрям. Как и я, когда-то.

— Тогда, если ты не возражаешь, Тенро, я сам помолюсь за тебя, — мягко и спокойно произнес Ульн, на что молодой охотник лишь пожал плечами.

 Этой ночью Тенро спал беспокойно. Прошлое снова пришло к нему во снах, окутав разум плотным и влажным, словно пропитанным кровью, саваном.

 В этот раз мужчине опять снилась война, но не против наэрцев. Этой ночью он снова пережил битвы, где сражался бок о бок с лесным народом в противостоянии измененным духами, чьи бесконечные вереницы выходили из Застывшего леса.

 Измененные убивали всех без разбора или же забирали с собой, утаскивая израненных жертв в туман, по пятам следующий за призрачным воинством.

 Люди считали измененных неприкаянными душами, что не нашли прибежища на том свете и чьими телами овладели их низменные желания.  Наэрцы же утверждали, что всему виной кровопролитная и долгая война между двумя народами. Пролитая в лесах кровь осквернила духов и те, обезумевшие и ведомые жаждой столь полюбившейся им крови, теперь стремятся получить ее как можно больше.

 Самого Тенро не интересовали причины, по которым странные твари нападали на все живое либо убивая, либо превращая в подобное себе. Он привык быть солдатом и выполнять приказы. Пока у него была цель, разведчик не забивал голову иными вещами и ни к чему не приводящими размышлениями.

 Кем бы ни были измененные, договориться с ними было невозможно, а вот убить — вполне реально и это была его работа и его долг, как воина королевства Арстерд.